На этот раз известный коллектив подготовил программу «Оркестровые транскрипции украинских композиторов», исполнив произведения Карабица, Кивы, Сильвестрова, Станковича, Зубицкого и Скорика. Этот вечер стал настоящим праздником музыки для истинных меломанов. Музыканты тонко интерпретировали сочинения наших знаменитых композитров-современников. Следует отметить, что каждая программа, презентованная «Киевской камератой», всегда вызывает огромный интерес публики.
КАК СТАНОВЯТСЯ ДИРИЖЕРАМИ?
— В дирижирование я пришел после сорока лет, — признался Валерий Матюхин. —Фактически являясь инициатором создания и арт-директором «Киевской камераты» с 1977 года (тогда это еще был ансамбль камерной музыки при Союзе композиторов), я имел возможность с первого же дня стать за дирижерский пульт, но мои интересы в тот момент больше тяготели к области сольного исполнения и камерного музицированиия. Переломным стал 1992 год, когда Владимир Сиренко, с которым мы тогда сотрудничали, окончательно перешел на работу в Национальный симфонический оркестр Украины и «Камерата» осталась без дирижера. Это обстоятельство и подтолкнуло меня стать за дирижерский пульт...
— Вы стали дирижером, не имея профессионального образования?
— Дирижеров в консерватории, безусловно, чему-то учат, но отсутствие практических знаний, которые я в свое время получил, часто превращает все их навыки в абсолютную беспомощность. Постоянно работая в «Камерате», я прекрасно знал современную музыку, и для меня с самого начала не было проблемы прочесть партитуру. Я никогда не делал отметок в ней, как это любят некоторые мои коллеги. Многим, может быть, оттого и не дается исполнение современной музыки: на всю страницу вырисовывают себе метрические размеры — боятся «промазать». А собственно музыка уходит в сторону... По этой причине у меня никогда не было большого желания работать с большим симфоническим оркестром. В камерном составе я вижу больше возможности «ползать» по партитурным закоулкам...
— Например, Игорь Стравинский вспоминал, что только после шестнадцати репетиций его «Весны священной» оркестранты почувствовали себя более-менее уверенно...
— Конечно, любому дирижеру хотелось бы уделять тому или иному симфоническому произведению больше времени. Все дело в ограниченности наших возможностей, да и музыканты, зачастую, не вполне добросовестно относятся к самоподготовке и выучиванию партий. На моей памяти было немало таких «маленьких трагедий», когда исполнители в силу разных обстоятельств если не губили сочинение, то, по крайней мере, серьезно занижали планку. Я всегда говорю оркестрантам: композитор и слушатели, которые придут на концерт, не будут задавать вопрос, сколько времени вы потратили на репетиции. Они увидят конечный результат... За плечами нашего коллектива почти 30-летний опыт исполнения современной музыки — в составе антреприз, а с 1993 — в статусе национального ансамбля. Мы практически держали на себе весь «Киев Музик фест», играли на нем каждый год посемь концертных программ, а в 1996 даже девять. Это имело колоссальное значение, и музыканты приобрели бесценный звуковой опыт. Сейчас, беря в работу какое-нибудь новое сочинение, они могут играть его почти с ходу.
— Умение тонко интерпретировать произведения — одна из отличительных черт вашего коллектива?
— Думаю, о каких-то достоинствах или недостатках говорить здесь просто некорректно. В определенной степени лицо каждого коллектива определяет его дирижер. Его же прерогативой является и репертуарная политика. Может быть, мне она часто бывает и не близка, но, как говорится, со своим уставом в чужой монастырь не пойдешь... Честно говоря, хотелось бы, чтобы камерные коллективы, находящиеся на государственном обеспечении, больше внимания уделяли украинской музыке. Для меня это не политика — это мое естество. Даже общение с композиторами составляет какую-то особую форму моего мироощущения. У других же, как мне кажется, это «повинность», да и то слабо исполняемая: от случая к случаю играются одни и те же произведения. Этот момент должен смущать не меня, а Министерство культуры и туризма. Я спокойно мог бы выполнять свои концертные планы, не играя современной музыки. Но не могу я без этого, такая уж у меня природа, ущербная. Даже по одним юбилейным датам при желании можно провести массу авторских концертов — в том году это были вечера Загорцева, Цепколенко, Жанны Колодуб. Наш коллектив — единственный в Киеве, который концертной программой отметил 70 летие эстонского гения АрвоПярта. Сейчас готовим концерт, посвященный юбилею Гии Канчели. Мы также начали задуманную нами серию «Музыка третьего тысячелетия»: уже сейчас можно делать шесть-семь программ из сочинений, написанных композиторами за последние пять лет.
МУЗЫКА ТРЕТЬЕГО ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ
— Вошла ли, на ваш взгляд, украинская музыка третьего тысячелетия в какое-то новое качество?
— В лице ее лучших представителей она всегда была и сейчас находится на очень высоком уровне. В национализме меня здесь упрекнуть нельзя — я, в общем-то, русский, живущий на украинской территории. Еще при СССР мы основали концертную серию «Музыка братских республик», имели возможность знакомиться с культурой Прибалтики, Кавказа, Средней Азии, приглашать сюда композиторов, устраивать фестивали национальных культур. Украинская музыка уже тогда отличалась какой-то особой духовностью на фоне, безусловно, интереснейшей музыки литовской, латышской, самобытных сочинений композиторов Грузии, Армении. И, как ни парадоксально, совершенно неинтересной, хоть и безупречной в области технологии, музыки москвичей (разумеется, за некоторыми, теперь уже хрестоматийными, исключениями).
Не могу объяснить почему, но и у нас в 90-х наступил процесс ухода в «технологизм», замкнутый на самом себе. Очень многие наши современники неожиданно превратились в какие-то подобия плохих западных композиторов. Если тот же И. Стравинский в свое время переходил из одного стиля в другой играючи: мол, я могу и то и другое и третье (при этом всегда оставаясь Стравинским), то взглянешь на некоторых нынешних коллег — сплошная дань заграничной моде. А музыки часто как не было, так и нет.
— Многие музыковеды говорят о воздействии «Киевской камераты» на эволюцию композиторского стиля Валентина Сильвестрова...
— У Валентина Сильвестрова есть свое необыкновенно точное представление об исполнении, и этого достаточно, чтобы быть независимым от почерка тех или иных коллективов. Я с Валей сотрудничаю уже тридцать девять лет, многим его произведениям дал жизнь как пианист (его Третья фортепианная соната мне посвящена). С подобной требовательностью к звуковой культуре исполнителя сталкивался вплотную бесчисленное множество раз. Потому я могу говорить, что знаю и понимаю В. Сильвестрова, его мир. Эта музыка изумительно проста. В ней, собственно, ничего и нет, кроме музыки.
— Не в этом ли заключается наивысшая сложность исполнения?
— В сочинениях В. Сильвестрова присутствует особая, хрупкая форма красоты, даже слегка нарушив которую, можно впасть в абсолютную пошлость. Поэтому мы каждый раз стараемся максимально адекватно передавать авторскую мысль и наши концерты с музыкой В. Сильвестрова доводить пусть не до эталонного уровня, но хотя бы до состояния мерила, ниже которого опускаться нельзя. А в будущем, возможно, появятся коллективы, которые сыграют лучше нас. Всегда есть что совершенствовать. Выступлений, которые бы мне самому как исполнителю доставили удовольствие, пока что очень мало. Если бы наша концертная жизнь носила немножко другой характер и мы могли программы, которые сейчас готовим, исполнять не единожды, а по несколько раз, наверное, многое было бы по-другому. Ведь не только дирижер — оркестрант тоже должен прочувствовать сочинение, обыграться в нем. Например, Бузони — величайший пианист начала ХХ века, писал, что он играл Сонату си-минор Ф. Листа триста раз и лишь на триста первый был удовлетворен своим исполнением. Это свойство всех нормальных музыкантов, для которых музыка — не просто средство существования.
