Творческая биография Донецкого областного академического украинского музыкально- драматического театра началась в 1927 г., когда в Харькове (тогдашней столице Украины) был создан украинский рабочий театр, призванный выполнять культурно- просветительную миссию на востоке Украины. Основу труппы составили актеры знаменитого театра «Березіль»; его основателем стал известный режиссер Загаров. И не только — символически — в память одного из выдающихся своих руководителей — выдающегося режиссера, народного артиста Украины В. Василька, который стал во главе театра вскоре после его основания, репертуар театра недавно пополнила долгожданная драма «Зілля», созданная на основе повести О. Кобылянской «У неділю рано зілля копала» и инсценизации В. Василька.
Спектакль «Зілля», насквозь пронизанный глубинным буковинским духом, ароматами смерек и тоскливым клекотом трембиты, стал для донетчан настоящим сюрпризом (на премьеру приезжали зрители даже из Днепропетровска, и каждый спектакль собирает полный зал, даже в недавний 30-ти градусный мороз). Спектакль этот, кроме всего прочего, призван укрепить недавно созданную театральную ось Львов — Донецк (в сентябре прошлого года впервые за последние 45 лет коллектив театра провел обменные гастроли с Национальным академическим драматическим театром им. М. Заньковецкой).
Саму песню «Ой не ходи, Грицю», которая вдохновила Ольгу Кобылянскую на написание известной повести, строя на ее мотиве собственный сюжет, согласно пересказам, триста лет назад написала известная украинская песенница Маруся Чурай. Слова, исполненные отчаяния изменой любимого — единственного «света в окне» дочери охочекомонного (добровольного конного) казацкого полка Гордея Чурая — время и пространство сел и городов Украины (конечно, со своими специфическими возможностями) сваривали по своему усмотрению. Здесь и «Не ходи, Грицю, на ту вулицю», здесь и «Сховали Гриця біля границі». Однако инвариантность песни составляет один мотив-константа: «не ходи, Грицю...»
Само название спектакля — «Зілля» — является концептуальным. Вычленение мотива (или данности) напитка из названия «У неділю рано зілля копала» делает особый акцент на нем, сделав его центробежной силой всего повествования. Зелье вызвало смерть Гриця — но зельем сумасшедшая Татьяна убивала беду, которая притаилась в нем, которая мешала им стать счастливыми.
«Татьяна Гриця сознательно отравила, — писала писательница. — Она же в повести отравляет в безумии, с тем предположением, что это она не его, а именно только беду травит, которая заставляла его двоих любить. Значит, ни под одним варевом не из мести, а с мыслью, что это какая- то беда в нем спряталась». И на зелье, которым бессознательно Татьяна выстлала дорогу и которое сведет со свету ее сына, танцует Мавра при известии, что он живой, что ее сын — красавец Гриць из села Третивки... И что любовь, как не зелье, укоренившееся в судьбах героев спектакля: отравило Маврину, черной печалью обвило Настину, оборвало Татьянину и Грицеву. Правда, судьба Гриця сама, скорее, была перекати-зельем...
Сценография Алексея Гавриша поднимает звучание спектакля до высоты созерцательной философичности: черные кулисы закрывают такую же густую черную печаль дали, в которой, безотносительно ко всему, что происходит на Земле, светит полная луна — цыганская разменная монета, цыганская безрадостная проклятая судьба, которая так же светит и Насте в сцене гадания на Купала.
Вообще «Зілля» является сагой о «черных непрошеных гостях» — цыганах. Проклятые еще издавна за то, что не приняли на отдых Богородицу с Иисусом и Иосифом, влачат веками они свое тяжелое проклятие, приправленное, чего греха таить, не совсем праведными поступками. Цыгане являются главными героями «Зілля» — старый Андронати (Геннадий Горшков), похожий на странствующего философа, почти по-брехтовски отстраненно начинает свой неспешный рассказ после пролога к спектаклю, спорадически появляется в сценах с Грицем, спокойно рассказывает Татьяне, что Гриць уже не любит Туркиню, а льнет к Насте, и скоро их свадьба, забирает убитую горем Мавру с похорон ее сына и — опять идет далее, преисполненный какого- то странного знания, которое держит его на этой Земле. Мавра (Альбина Терехова), сама того не желая, расплачивается наказанием за свое тяжелое преступление с самыми дорогими ей людьми — и уходит от них, когда наказание ее искуплено до конца. Цыгане появляются в реминисценции (упоминание Мавры о своем красавце-паныче с холодной красотой богатого боярина, которого играет Петр Сова); цыганско-барская душа Гриця — «достойного» сына своего отца, каковым он предстает перед негодующей женской частью зрительного зала в трактовке Владимира Швеца. Этот Гриць негативный — его реплики наподобие «Вот такой уже я!» иногда почему-то разоблачают его как чванливого манерного барского сынка, которым он, в принципе, не был; поэтому и двойственность его нрава нивелируется. Однако Гриць «суетливым» был у Лины Костенко (помните — «Він народився під такою зіркою, що щось в душі двоїлося йому... Це як, скажімо, вірувати у Бога і продавати душу сатані...»), у самой Ольги Кобылянской; в спектакле Гриць без особого сожаления растоптал свою Туркиню — что же поделаешь, наследственность...
Роль Татьяны является дебютной для молодой актрисы театра Зоряны Гуски; вместе со своей коллегой, Натальей Филипович, которая играет Настку, они приехали в Донецк после окончания актерского отделения театрального факультета Львовского национального университета им. И. Франко. Сценическую органичность обеим актрисам особенно придает их «западноукраинское» происхождение, потому что для воплощения глубинных пластов повести Ольги Кобылянской необходимо, как минимум, думать по- украински. Татьяна в исполнении Зоряны Гуски — старательный милый и нежный ребенок, который льнет к людям, к матери, к Мавре, произнося «Мавра» как «мама»; ее преисполненный отчаяния крик «Заки сніг впаде, буду в його хаті!» заставляет плакать многих зрителей, которые искренне сочувствуют героям. И для такой Татьяны такой Гриць, которого, в принципе, совсем не касается ее судьба, который бы переступил через сотни таких Туркинь, больше, чем просто беда.
Спектакль, жанрово определенный как «музыкальная драма», полностью отвечает своему направлению. Оригинальная музыка Евгения Кулакова стилистически отражает колорит карпатских гор и полонин; лейтмотивом «Зілля» является песня «Гей, на Івана, на Купала», которая исполняется a capella; плачем трембиты спектакль начинается и заканчивается. Возможно, если бы режиссер спектакля Анатолий Канцедайло поставил «Зілля» в любом другом театре той же Западной Украины, по селам которой иногда ведьмы ночами доят коров, то песенно-танцевальная наполненность этого спектакля была бы несколько излишней. Однако, принимая во внимание условия и исторические особенности развития Донбасса, совсем отличные от западного региона, чарующе- смутная аура спектакля, ее скрипичные соло и танцевальные пассажи не оставляют равнодушными ни одного зрителя.
