15 апреля 1831 года фельдъегерь Николая I, загнав лошадей, прибыл из Санкт-Петербурга в Полтаву и вручил малороссийскому военному губернатору Николаю Григорьевичу Репнину тайные бумаги. В тот же день в архиве его канцелярии начался поиск документов о призабытых событиях 1812 г. Оказалось, что во время пожара в Полтаве в 1819 г. некоторые из них были уничтожены, тогда поиск необходимой информации продолжился в канцелярии Полтавского губернского правления. Через пять дней таким же спешным порядком фельдъегерь возвращался в северную столицу, везя императору ожидаемый ответ.
Что же за государственные дела заставили гонца в короткий срок преодолеть огромные расстояния? Кто бы мог подумать, но речь шла о самом важном — сохранении территориальной целости Российской империи, которая в то время объединяла под скипетром Николая I Левобережную, Правобережную и Южную Украину, прибалтийские и белорусские земли, а также Крым, Бессарабию, Великое княжество Финляндское и Царство Польское. Войне за Кавказ не было видно конца, а Сибирь уже давно стала неотъемлемой частью империи.
Дело в том, что в Царстве Польском, позднее всего включенном в имперское пространство, началось восстание, спровоцированное действиями самого Николая I. Российский император, напуганный выступлением декабристов, даже не пытался продолжать либеральную политику своего предшественника в отношении Царства Польского, и поляки напрасно ждали подтверждения автономии. Он не спешил короноваться польской короной, поскольку во время допросов декабристов узнал об их связях с членами польских патриотических обществ. Царю казалось, что коронация должна состояться не в Варшаве, а в Петербурге или Москве. Не устраивала его и необходимость подтверждать данную Александром I конституцию Царства Польского 1815 г. и присутствовать на обязательном католическом богослужении во время церемониального акта. В конце концов, оттягивать коронование дальше было некуда, и Николай I 5 мая 1829 г. прибыл в Варшаву. Процедура коронации проходила в королевском зале, польская корона возлагалась на голову царя, царицы, после чего должны были прозвучать слова клятвы. Архиепископ трижды провозгласил «Да здравствует король во веки веков», а за ним эти слова должны были повторить присутствующие польские сенаторы, нунции, депутаты от воеводств, но в ответ стояла мертвая тишина. Стало ясно, что отношения между поляками и династией Романовых входят в фазу противостояния. Тогда же Николай I продолжил свое путешествие в Берлин, где встречался с прусским королем Фридрихом-Вильгельмом III. О. Х. Бенкендорф, начальник III отделения собственной его императорского величества канцелярии, сопровождавший царя в поездке, вспоминал, что церемония в Варшаве оставила неприятные воспоминания у императора. И чтобы обрести уверенность, он целый час на немецком языке командовал кирасирским полком. Казалось, что роль командира полка ему подходит больше, чем польского короля.
Через год Николай I снова прибыл в Варшаву и просил поляков хранить конституцию как подарок Александра I, но ни словом об ожидаемой ими автономии не обмолвился. Более того, объявлялось, что Польша станет местом дислокации российских войск на маршруте Варшава — Париж, в котором будут участвовать и польские войска, ведь Бурбонов лишили трона, что требовало от российского царизма протянуть руку помощи французской монархии. Помогать российскому императору подавлять близкую всем полякам Францию казалось им нестерпимым и спровоцировало нацию на протест (подняло ее на Ноябрьское восстание 1830 г.).
...В конце марта — начале апреля 1831 года успешные боевые действия польских повстанцев против царской армии под командованием сына прусского офицера И. И. Дибича-Забалканского (1785—1831) способствовали распространению восстания по всей Литве, а вторжение польского корпуса генерала Ю. Двирницкого на Волынь значительно осложнило положение российских войск. Николай I не растерялся, спешно начал искать внутренние резервы, сосредоточившись на идее использования малороссийского казачества для защиты имперских интересов. Н. Г. Репнину было приказано создать казацкую резервную армию и отправить ее для преследования отрядов польских повстанцев. В качестве образца был взят опыт 1812 г., когда предшественник на должности Н. Г. Репнина, князь Я. И. Лобанов-Ростовский, в короткий срок сформировал казацкие полки. Вот почему столичный курьер так быстро возвращался с докладной запиской для императора.
В первую очередь, Н. Г. Репнин уяснил для себя, каким образом Я. И. Лобанову-Ростовскому удалось в недалеком 1812 г. так быстро сформировать 15 казацких полков и бросить их против армии Наполеона. Предыдущий генерал-губернатор, ссылаясь на договоренность с Александром I, пообещал казакам, что сформированное ими Украинское войско после войны не расформируют, и казаки останутся на военной службе. Комитет министров тогда осудил поступок генерал-губернатора, указав на превышение им полномочий, но не возместил казакам их расходы на вооружение, которое стоило и тогда уже немало — 100 руб. на казака. Кроме того, их коней и оружие забрали в казну. На многочисленные жалобы императору о возмещении никто не ответил.
Малороссийский военный губернатор учел прежний опыт, поэтому и заверил Николая I, что, несмотря на невыполнение предыдущих обещаний, казаки остались верноподданными престолу и смогут снова выставить новые полки, но вооружить их за собственный счет уже не смогут. Причина заключалась в том, что они обеднели, чему предшествовали не только значительные потери 1812 г., но и неурожаи, нашествие саранчи, падеж скота, эпидемии и наконец повышение государственного налога в последние годы царствования Александра I. Он жалел, что коней, которые еще недавно были во всех казацких хозяйствах, можно увидеть только у тех, кто занимается чумакованием. Было бы неплохо, — рассуждал Н. Г. Репнин, — чтобы император ограничил налоги, которые выплачивали казаки, а дворянам — уменьшил подушный акциз на изготовление водки. В этом случае они откликнутся на его призыв стать в казацкое ополчение против восставших поляков.
Не дожидаясь царского указа, чиновники канцелярии малороссийского военного губернатора начали формирование казацкого войска: собирались сведения о количестве казаков, выяснялись состояния помещичьих имений, устанавливалось количество отставных штаб- и обер-офицеров. Были проведены подсчеты, сколько будет стоить обмундирование казака, стоимость лошадей, подсчитано, какое количество казаков будет выставлено с каждого уезда и сколько денег должны дать помещики для формирования ополчения. Работа закипела дружнее, когда пришел царский указ о ликвидации недоимок и уменьшении налогов с казаков. Н. Г. Репнин сразу же отправился в казацкие села, находившиеся по соседству с Киевской и Подольской губерниями, и лично его зачитывал.
«...Великий государь император Николай Павлович высочайшим указом своим от 6 мая сего года на мое имя данным, распорядился сформировать из малороссийских казаков в Черниговской и Полтавской губерниях восемь полков легкой кавалерии. Всемилостивый государь позаботится о малороссийских казаках, как добрый отец о своих послушных детях. Он верит, что воинственные малороссийские казаки воспользуются этим обстоятельством, чтобы продемонстрировать свою верность престолу и отчизне. А взамен обещает, что казаки не будут выплачивать недоимок, которые накопились от несвоевременной уплаты подушного, водного и сухопутного налогов, а также от сборов за свободную продажу спиртных напитков». Н. Г. Репнин не скупился на красивые и трогательные слова, такие как «добрые и верные казаки» (так в свое время к ним обращался Г. А. Потемкин), постоянно отмечая «верность престолу» и «монаршие щедроты», а также напоминал о славе отцов и дедов, которую они завоевали в борьбе с Речью Посполитой, и просил казачество проявить патриотизм и подняться на защиту своей родины в ее лихую годину. Восставших против империи поляков называл не иначе как «вероломными и неблагодарными изменниками», что содействовало привычным ассоциациям в казацкой среде. Мобилизуя старые антипольские настроения казаков и манипулируя исторической памятью, Н. Г. Репнин указывал, что повстанцы являются теми самыми ляхами, с которыми воевали их деды, поскольку те хотели уничтожить православную веру и завладеть украинскими землями. После таких идеологических выступлений перед населением ставились конкретные задачи:
— каждый воин-казак должен быть вооружен из дома простой пикой и обеспечен трехмесячным пропитанием, что будет стоить 64 руб. Сабли с портупеями и пистоли будут выдаваться из казны. В полки будут принимать казаков от 20 до 60 лет. Во внимание не будут приниматься рост и даже незначительные физические недостатки, главное, чтобы казак мог хорошо сидеть в седле;
— дворяне будут обеспечивать казацкое ополчение лошадьми и фуражом для них в количестве, которое будет зависеть от количества крестьянских душ мужского пола, бывшего в их собственности. На 219 душ крестьян приходилась поставка одного коня со сбруей, что составляло 108 руб. ассигнациями, ведь седло стоило 22 руб., щетка и скребница — 2 руб. 20 коп., шерстяная попона — 4 руб. 50 коп., сумка — 27 коп., две подковы — 50 коп., а еще овес и сено. Если всех помещичьих крестьян в обеих губерниях Полтавской и Черниговской насчитывалось более 570 тыс., то нетрудно подсчитать, что лошадей было поставлено 2600 голов.
Когда слов о былой казацкой славе не хватило, Н. Г. Репнин снова напомнил о царских милостях, но, учитывая крестьянские интересы казаков, указал и на благодарность, которую они уже получают от Бога, ведь на полях и в степях того года зрел благословенный урожай. Речь малороссийского военного губернатора задевала за живое, всколыхнула все еще яркие страницы былых казацких побед, пробуждая надежду на свободу и избавление от бедности. В Нежине на созванном им собрании казаков Н. Г. Репнин послал по кругу копию рескрипта Николая I, что вызвало волну эмоций, и под бодрые слова генерал-губернатора казаки выкрикивали: «Головы и кровь наша за царя нашего Николая Павловича!» «Так будет по всей Малороссии», — уверял князь императора.
В каждом уезде создавался комитет для формирования полка, который возглавлял местный предводитель дворянства. В состав организационного комитета входили уездный судья, городничий и стряпчий. Координацию уездных комитетов осуществлял уже губернский комитет, возглавляемый губернатором, в составе вице-губернатора, адъютанта малороссийского военного губернатора, советника губернского правления и контролера казенной палаты.
И действительно быстро, всего лишь за шесть недель, Н. Г. Репнину удалось сформировать восемь кавалерийских полков, в которые влилось более 5 тысяч казаков. От 163 казаков для участия в походе выделялся один казак. На средства казацких общин шились мундиры и закупались необходимые вещи для похода, что составляло в целом 947 тыс. руб. Мундиры были темно-зеленого цвета, с отороченными красным мехом воротником и рукавами.
Если малороссийское уже окрестьяненное казачество нетрудно было призрачными обещаниями поставить в строй, то с дворянством дело обстояло несколько иначе. Более информированная о целях и задачах польских повстанцев украинская шляхта не спешила вносить 10-копеечный сбор в пользу офицерского состава казацкого войска. Однако и дворянство потратило немало — 455 тыс. руб. Для офицерских должностей (24 штаб-офицеров и 250 обер-офицеров) приглашались, главным образом, отставные военные, список которых составлялся на уездных дворянских собраниях. Казалось, что их хватит, поскольку украинское дворянство, прослужив в царской армии наименьшее необходимое время, выходило в отставку и возвращалось в свои имения, чтобы заниматься привычным хозяйством. Император не любил его за это, так как считал, что оно должно постоянно нести военную службу, а не выращивать пшеницу и ячмень, а к тому же изготовлять из них спиртные напитки. Поэтому из-за отсутствия имперского патриотизма у местного дворянства пришлось приглашать и гражданских чиновников на офицерские должности.
Перед походом Н. Г. Репнин снова обратился с приказом к каждому из восьми полков, в котором призвал казаков приумножать прежнюю славу на войне с поляками, а заодно и славу отчизны, оправдать высокое доверие императора, а для этого казачеству следует быть послушным и покорным. Казаки принесли присягу, которая должна была служить сдерживающим фактором от возможных побегов. Казацкие полки призваны были прикрывать тылы действующей армии, охранять пути, ведь повстанцы могут появиться когда угодно и где угодно в пограничных местностях. Поэтому и формировались полки легкой кавалерии.
Настойчивость Н. Г. Репнина, умелая имперская пропаганда общей родины, враждебности поляков (а не их свободолюбия) не могла не принести успеха. Казацкие полки оказались готовы к походу намного раньше — в мае, хотя сначала речь шла о конце жатвы. Их спешно отправили в район Минска в распоряжение главнокомандующего резервной армией генерала от инфантерии графа П. А. Толстого. Не поддержанное на Правобережной Украине православным крестьянством дворянство отошло от восстания, а поэтому оно уже терпело поражение за поражением, и казацкие полки не были задействованы в его подавлении.
Через полгода 3-й, 4-й, 5-й и 8-й полки пришли назад, у казаков изъяли оружие и вернули его в Киевский арсенал. Два полка по просьбе министра финансов были переданы в ведение таможен для усиления ведомственной стражи, из четырех сформированы два (из малоземельных и безземельных казаков). Грубо нарушив объявленные сначала условия добровольной мобилизации против польских повстанцев, при том, что казаки ополчались и за собственные средства, их отправили на Кавказ, в этот подобный военной пропасти, еще не покоренный империей регион. Но уже проявленную оперативность Н. Г. Репнина и выявленную казаками готовность служить престолу отметил император. Не в последнюю очередь этим Николай I подчеркивал, что лояльность к российскому императору приносит его подданным больше пользы, чем военные выступления.
Определенный интерес от оперативно организованных казацких полков имел и малороссийский военный губернатор. Таким образом он укреплял значимость «своего» региона в Российской империи, а потому спешил закрепить уступки в законодательном порядке. На основании майского рескрипта князь составил приказ от 17 октября 1832 г., в котором сообщил всем казацким волостям, поселкам и общинам о полученных от императора льготах: к уже названным добавлялось уменьшение оброка до трех руб., а с 1832 г. — до четырех руб. с каждой ревизской души. До этого казаки Полтавской и Черниговской губерний выплачивали ежегодно государству налогов почти на 14 рублей.
Но самым важным, что получили казаки, стало право на наследственное владение и продажу земли среди своего сословия, закрепленное именным указом Сената от 25 июня 1832 г. Более того, в случае чересполосицы казаки могли по разрешению казенной палаты, согласованному с военным губернатором, обменивать землю с помещичьей. Узаконивалось также право продажи спиртных напитков; военная служба ограничивалась 15 годами, причем ежегодно в солдаты бралось пять человек от тысячи казаков. Из-за отсутствия документов не удалось проследить, смогли ли казаки воспользоваться теми незначительными привилегиями, которые они получили от имперской политики Николая I. Скорее всего, нет. Ведь казацкое безземелье постоянно создавало социальную напряженность в Украине, а потому генерал-губернатор, согласовывая свои предложения с императором, неоднократно прибегал к переселениям казаков, продолжая использовать их для военной защиты порубежных границ империи и колонизации целинных земель юга Украины. С другой стороны, такая оперативность казаков и приобретенный среди них Н. Г. Репниным авторитет настораживали подозрительного Николая I.
Парадоксы имперской политики привели к тому, что несмотря на успешные действия Н. Г. Репнина, несколько лет спустя, а именно в 1834 г., Николай I обвинил его в регионализме, якобы присвоении средств при строительстве Полтавского института благородных девиц, и тот был вынужден подать в отставку.
Приведенный исторический факт о казацком ополчении 1831 г. в Малороссии позволяет по-новому подойти к оценке региональной политики, с помощью которой осуществлялось имперское утверждение России. Используя сложные исторические отношения украинского и польского народов, империи удалось противопоставить казаков польскому национальному движению. Подобная политика царизма еще долго не будет способствовать установлению добрососедских отношений между поляками и украинцами и будет испытываться на других народах, в частности, Закавказья. Хотелось бы надеяться, что украинский и польский народы смогут критически переоценить страницы своей общей истории и строить собственные демократические государства без имперских амбиций и превосходства.
