Николай ЖУЛИНСКИЙ , академик НАН Украины:
— Господи, как это давно было! В Гарварде в 1989 году меня познакомили с легендарным американцем Джеймсом Мэйсом, имя которого знал едва ли не каждый украинец США, Канады, Европы, Австралии… За год до нашей встречи Конгресс США признал голодомор 1932—1933 гг. актом геноцида. Роль Джеймса Мэйса в том, чтобы Комиссия Конгресса и президента США дала обоснованный ответ на принципиальные вопросы о том, был ли и каким был голод 1932—1933 гг. в Украине, была исключительно велика.
Началась эта деятельность с того, что Украинский научно-исследовательский институт при Гарвардском университете пригласил известного английского писателя и советолога Роберта Конквеста и молодого ассистента Джеймса Мэйса для научной работы. Дж. Мэйс тогда работал над докторской диссертацией «Коммунизм и дилеммы национального освобождения. Национальный коммунизм в советской Украине. 1918—1933» и уже проработал доступные на Западе источники. И в том, что вскоре появилась на английском языке книга Роберта Конквеста «Жатва скорби», посвященная Великому голоду в Украине, особая заслуга Джеймса Мэйса.
Уже тогда, в 1989 году, Джеймс Мэйс собирался в Украину. У него было приглашение, он активно учил украинский язык и в начале 1990 года прибыл в Киев. С тех пор профессор Джеймс Мэйс — одна из ключевых фигур во всех акциях, посвященных памяти жертв голодомора, научному исследованию причин и последствий голода-геноцида, политических репрессий в целом…
Помню, как в начале 1993 года мы обсуждали мероприятия в связи с 60-й годовщиной голодомора в Украине, как возникла тогда мысль провести по всей Украине в сентябре 1993 года Дни Скорби и Памяти жертв голодомора. 19 февраля 1993 года выходит Указ Президента Украины, которым был утвержден персональный состав Организационного комитета по подготовке и проведению мероприятий в связи с 60-й годовщиной голодомора в Украине. Я, как вице-премьер-министр Украины, был назначен председателем Оргкомитета, профессор Джеймс Мэйс стал одним из заместителей председателя.
Взгляните на эту фотографию. Это особо памятный день в истории Украины, когда впервые всенародно и с участием президента Украины Леонида Кравчука, председателя Верховной Рады Украины Ивана Плюща, премьер-министра Украины Леонида Кучмы, представителей всех церквей, всех конфессий отдали дань памяти миллионам безвинных жертв голодомора в Украине 1932—1933 гг. И этот памятник на Михайловской площади, который освятили в этот день 12 сентября 1993 г. все существующие в Украине конфессии и под который со всех областей Украины насыпали освященные горсти украинского чернозема, возник тоже при участии Джеймса Мэйса.
Голод-геноцид 1932—1933 гг. в Украине стал для Джеймса Мэйса неизбавимой болью. Он носил эту боль в своем сердце, этой болью писал почти ежедневно в газете «День» о самых проблемных моментах общественной и политической жизни Украины. Трудолюбие Джеймса Мэйса было уникальным. Он, казалось, выгорал изнутри, в душе от постоянного переживания за судьбу родной уже ему Украины и невозможно переоценить это подвижничество и эту вдохновенную любовь к его новой родине.
Украина, верю, всегда будет помнить этого высокого патриота и гражданина без официального гражданства и достойно почтит его память.
Джеймса Мэйса всегда поражало, какие нужно было приложить коммунистическому режиму усилия, чтобы создать искусственный голод среди роскошных украинских черноземов. И вот ложится его тело в украинскую землю, к которой он так внимательно присматривался, которую полюбил и урожайной щедростью которой восхищался, и теперь эта родная уже ему земля станет его телу пухом.
Марина ЗАМЯТИНА , «День»:
— Третьего мая днем мы узнали о том, во что до сих пор не можем поверить. Умер наш друг, наш коллега, автор горячих и искренних статей, которые вы, без сомнения, помните, — профессор Джеймс Мэйс. В тот же день, как только появилось извещение о его смерти, начали приходить письма со всего мира: Канада, США, Австралия… Коллеги Джеймса, много лет знавшие его и работавшие вместе с ним над исследованиями украинской истории, люди, встречавшие его раз или два в жизни на конференциях — все приносили свои соболезнования его семье, близким и друзьям, писали о том, каким они его помнят, о его огромном вкладе в изучение украинской истории и, в частности, — Голодомора 1932—1933 годов. На этой странице вы прочтете некоторые из этих писем, биографию Джеймса, список его основных работ. Но нам хочется рассказать вам и о том, что остается за рамками этих списков и перечисления фактов биографии — о том, каким его видели и помним мы.
Джеймса часто спрашивали, почему он, не имея ни капли украинской крови (впрочем, это не совсем верно, но об этом ниже), посвятил фактически всю свою профессиональную деятельность Украине. Он не очень любил отвечать на этот вопрос, но, кажется, ответ на него очевиден. Каждый раз, когда он вспоминал о своей работе над устной историей Голодомора, об «old Ukrainian ladies» (украинских старушках), давно живущих в США, которые рассказывали ему свои простые и страшные истории и показывали так и не зажившие с тридцатых годов рубцы на ногах, — «потому что они пухли от голода, кожа не выдерживала и разрывалась», — каждый раз у него на глазах были слезы. Однажды, узнав о том, что пережили в те годы украинцы, он не мог не сострадать им, а для такого человека, как он, возможен только один вид сострадания — деятельный. Джеймс делал все возможное, чтобы мир узнал — и признал — эту трагедию украинского народа и понял ее истинные причины, в те времена, когда на самой Украине никто еще не мог и думать о том, чтобы заговорить о ней вслух. А сам он, в свою очередь, не мог и мечтать о том, что когда-нибудь он сам окажется в этой стране, тем более — что останется в ней жить. Здесь он нашел и любовь, и семью, и друзей, и учеников, и трибуну, с которой мог каждую неделю обращаться к тысячам читателей в Украине и за рубежом, делясь с ними своими мыслями о прошлом и настоящем нашей страны (он всегда писал о ней — «наша страна…»). Его безмерно огорчало и удивляло, что среди коренных украинцев есть люди, равнодушные к своей стране, к своему языку. Своим студентам в Киево-Могилянской академии он разрешал сдавать курсовые работы либо на английском, либо на украинском языке, но предупреждал их: «Если вы напишете курсовую на украинском и в ней будут грамматические ошибки, которые замечу даже я, — оценка будет беспощадно снижена!» Одна из его лучших колонок в «Дне» — «Убить собаку» — была посвящена описанию его диалогов с продавцами киевских магазинов и рынков, которые терялись, когда он спрашивал у них «помаранчевий сік» или «червоне «Мальборо» и понимали, что от них требуется, только тогда, когда он повторял просьбу по-русски...
Полтора года назад Джеймс перенес несколько операций, долго лежал в больнице. Ему нужна была донорская кровь. Среди доноров были и сотрудники нашей газеты. Жена Джеймса, Наталья, рассказывала, что на емкостях с кровью, которую ему переливали, были наклейки с фамилиями доноров, и позже Джеймс говорил: «Вот, теперь во мне наконец-то есть и украинская кровь, и русская, и еврейская…» Когда я приезжала из больницы, в редакции все бросались ко мне с вопросами: «Ну что? Как? Как он там?!». И когда однажды я смогла обрадовать их сообщением, что сегодня мы с ним вышли из палаты покурить на лестницу, все перевели дух: «Ну, раз Джеймс ходил на перекур — значит, опасность миновала…»
Операция была сложнейшей, выздоровление Джима — настоящим чудом. С тех пор прошло всего полтора года… Но за эти полтора года он так много успел, столько написал статей, столько рассказал своим студентам, выступил на парламентских слушаниях по Голодомору в Верховной Раде, побывал на нескольких конференциях по украинистике. В статьях, которые пишутся по подобным печальным поводам, всегда говорится о том, сколько человек мог бы еще сделать, если бы не безвременная смерть. Говоря о Джиме, нельзя избежать этого «общего места», потому что для него это верно, как, может быть, ни для кого другого. Немного найдется людей, которые бы отдали такой большой кусок души нашей стране — и «нашей» в этом случае, конечно, означает «нашей с ним» общей стране.
Владимир ПАНЧЕНКО , вице-президент Национального университета «Киево- Могилянская академия»:
— Присутствие Джеймса Мэйса в интеллектуальной жизни Украины важно с нескольких точек зрения. Как ученый он немало сделал для того, чтобы украинцы могли лучше осознать себя в потоке собственной истории. Чего стоили его усилия по открытию для мира трагедии голодомора 1933 года! Ситуация, по сути, парадоксальная: иностранец здесь сделал больше, чем сами украинцы с материковой Украины. Часть из них (нас) еще и по сей день противится открытой с помощью Мэйса правде истории. Не так давно в ходе телепередачи «Я так думаю», посвященной 70-летию голодомора, народный депутат, секретарь ЦК КПУ Валерий Мишура кричал присутствующему в студии Дж. Мэйсу: «Янки, go home!» Цинизм этих слов — беспределен, особенно если учесть сделанное Мэйсом для Украины, а также тот факт, что коммунисты- депутаты, когда в сессионном зале Верховной Рады почтили память жертв голодомора, так и не встали. На мой взгляд, это был тест и для украинского общества. На что, собственно, может рассчитывать страна, в которой и до сих пор многие голосуют за партию коммунистов, которая когда- то устроила голодомор, а теперь не только не раскаивается в содеянном, но и не желает отдать дань памяти жертвам своей политики?
Объективно присутствие Дж. Мэйса (который, женившись на украинке, остался в Украине) давало нам возможность посмотреть на себя немного со стороны, более трезво и самокритично. Этому способствовали и его нечастые, но всегда своевременные, по-научному корректные комментарии, касавшиеся политических событий в Украине и вокруг Украины. Положение человека, который хорошо знает опыт других стран и одновременно видит нашу ситуацию еще и изнутри, придавало его взгляду эффект стереоскопичности.
И конечно же был Мэйс-педагог, профессор Киево-Могилянской академии, учивший своих студентов политологии, и эти его уроки, разумеется, не ушли в песок; они также становились частью украинской интеллектуальной жизни. Причем — поскольку речь идет о молодежи, — частью, открытой в перспективу.
Юрий ШАПОВАЛ , профессор, доктор исторических наук:
— Когда супруга Джима Наталка Дзюбенко мне позвонила, я не поверил услышанному. Знаю Джеймса с 1990 года, когда общение с ним еще могло быть опасно. Однако с первой нашей встречи я знал и другое: общаюсь с грамотным, квалифицированным специалистом, Личностью, Просто Хорошим Человеком.
Его обвиняли в предубежденности и даже в украинском национализме, хотя в определенном смысле его можно было называть разве что индейским националистом. Но он всегда хотел удачной судьбы для Украины. А приехав в страну «развитого социализма» из страны «развитого капитализма», ясно видел исторические и конъюнктурные недостатки обеих стран. Будучи патриотом Украины, он, тем не менее, никогда не хотел никого и ни в чем убеждать. Просто доказывал: Украина может жить собственной жизнью и иметь собственную счастливую судьбу.
Не знаю, какой была судьба самого Джима, но я всегда видел его человеком улыбающимся. Он улыбался и никогда не забывал сказать: «Юрий, прочел твою статью (книгу и т. д.): это очень интересно». А на мой вопрос, как дела у него самого, слышал неизменное: «О.К. Все в порядке».
Джим, у нас обязательно будет все в порядке. Наш единственный недостаток — это то, что нам всем будет не хватать тебя.
Прости.
Морган УИЛЬЯМС , «Action Ukraine Report»:
— Доктор Джеймс МЭЙС, всемирно известный ученый, писатель и профессор, исследователь Голодомора в Советской Украине 1932—1933 годов, скоропостижно скончался в Киеве в понедельник 3 мая 2004 года в возрасте 52 лет. В последние годы у Джеймса Мэйса были серьезные проблемы со здоровьем.
Доктор Мэйс оставил жену, Наталью Дзюбенко-Мэйс, сына от первого брака Уильяма и двух падчериц. Он родился в Оклахоме 18 февраля 1952 года. В начале 90-х он переехал из Соединенных Штатов в Киев и с 1995 года был профессором политологии в Национальном Университете «Киево-Могилянская академия», а с 1997 — также консультантом и журналистом газеты «День».
Большую часть своей профессиональной карьеры профессор Мэйс посвятил исследованию украинской истории, защищая утверждение, что голод в Советской Украине в начале 30-х был актом сталинского геноцида. Доктор Мэйс приложил много сил для отстаивания идеи, что Украина, пострадав от пост-геноцидальной травмы и советского гнета, сейчас, наконец, получила шанс стать сильной, независимой, процветающей, демократической страной, в которой главенствовал бы закон.
Джим Мэйс боролся за то, во что верил, и говорил друзьям, что надеется жить и работать в Украине достаточно долго, чтобы увидеть, как осуществятся его мечты. Его преданность Украине тем более достойна восхищения, что он не был украинцем по происхождению.
С 1986 по 1990 год он был исполнительным директором американской Комиссии по украинскому Голодомору (Вашингтон, США) и был основным составителем Доклада Конгрессу этой комиссии. Доктор Мэйс вместе с Леонидом Херецем составил и отредактировал трехтомную «Устную историю» Комиссии по украинскому Голодомору, опубликованную в 1990 году.
Доминик Арель с кафедры украинистики университета Оттавы (Квебек, Канада), узнав о кончине доктора Джеймса Мэйса, написал в своем издании «Украинский список»: «Скорбный день для украинистики: американский историк Джеймс Мэйс умер сегодня в Киеве в возрасте 52 лет. Автор классического труда «Коммунизм и дилеммы национального освобождения: национальный коммунизм в Советской Украине, 1918—1933» (1983) и монументального «Исследования украинского Голодомора 1932—1933 годов» в двух томах (1987—1988), Джеймс заплатил профессиональную цену за святотатственное, с точки зрения русистов, утверждение, что украинский Голодомор был вызван искусственно.
Его наследие переживет все споры вокруг Голодомора, а его академический нонконформизм будет вдохновлять многих исследователей в этой области. Мы соболезнуем его жене и родным и молимся вместе с ними».
Другой выдающийся канадский ученый, Роман Сербин, и его жена Надя написали, узнав о смерти Джеймса Мэйса: «Американец, который был украинцем, каким многие хотели бы стать. Ученый, для которого правда была важнее всего, человек, честнейший во всех отношениях. Каждый, кто с ним сталкивался, не мог не полюбить и не оценить его. Джим, нам всем тебя не хватает. Вечная тебе память! Надя и Роман Сербин».
Алекс Кузьма, исполнительный директор фонда «Дети Чернобыля» в Шорт-Хиллз «Нью- Джерси», сказал вчера: «Я хорошо помню Джеймса с тех времен, когда я жил в Бостоне, а он активно занимался исследованиями Голодомора в Гарварде. Он был прекрасным человеком. Наша община, да и весь мир, многим ему обязаны за его смелость исследователя и стремление бросить вызов академическому статус- кво. Вечная память!»
Независимое украинское государство, украинцы и все друзья Украины по всему миру потеряли прекрасного друга. Друга, который потратил годы на изучение Голодомора, который последние несколько лет жил, работал и учил студентов в Украине, имея весьма скромный доход, друга, который так многое еще мог дать и так о многом написать. Внезапная смерть Джима — большое потрясение, тяжелая и очень печальная утрата.
