(Начало в №№ 156, 161, 166, 171, 176)
Говорят, все счастливые семьи счастливы одинаково, это в несчастьях они несчастны каждая по-своему. Наша семья была счастливой, а значит, похожей на многие другие, возможно, и на вашу. И все же, на мой взгляд, в каждом таком семейном счастье есть свои отличия, особенности, варианты.
Наша семья держалась на дедушке, на Амвросии Максимилиановиче Бучме, знаменитом народном артисте. Дедик (я его так называла) считал семью наибольшей ценностью в жизни. Сам он был последним, десятым ребенком в малоимущей, простой семье львовского железнодорожника. Мать его, Марина Степановна Бучмова, была женщиной мудрой, детей воспитывала методами нестандартными, больше влияя на их эмоциональность. Не разгибалась в домашней работе и стирке чужого белья. В семье произошла трагедия — друг за другом умерли от инфекционной эпидемии восемь братьев и сестер Бронека. Остался он и старшая сестра Ольга, которая и вывела его потом на сцену. Она была незаурядной певицей и актрисой театра общества «Русская беседа», звали ее «галицким соловушкой». Семейная ветвь Ольги, которая вышла замуж за поляка Левицкого, ныне проживает в Польше, в Варшаве и Катовице, и к искусству отношения не имеет.
Отец Максимилиан (Максим) Петрович, человек крутого нрава, возлагал на единственного сына большие надежды, пытался выучить его как следует, отдал в гимназию. Но из нее отличника Бронека исключили с «волчьим билетом» (то есть без права продолжать образование где бы то ни было) за артистичные карикатуры на учителей. Тогда отец вычеркнул сына из своей жизни, несколько лет вообще его не замечал. «Желанное примирение, — вспоминал Бучма, — наступило неожиданно и необычно. Простудившись на работе, отец заболел. Это было его седьмое воспаление легких. В разгаре болезни мы как-то с отцом остались один на один, он позвал меня, я робко подошел. Прижав меня, тяжело дыша, отец тихо и долго рассказывал о тяжелых обидах и лишениях, пережитых им за долгую трудовую жизнь. Не желая обременять меня грузом своего гнева, он простил все во имя своей великой и строгой родительской любви. Согретый нежданной лаской, утомленный радостью и горячими слезами, я заснул в объятиях отца. Не знаю, как долго продолжался сон, но очнулся я от холода объятий мертвеца».
Чувство отцовства, образ отца как ответственного центра семьи вели Бучму по жизни. В понятии семьи для него объединялись не только узкий круг родственников, но и его студенты, и молодые актеры театра. Все они называли его «отцом». Хотя собственных, кровных детей у дедика не было. По- видимому, из-за этого его привлекали женщины, уже имевшие детей. Некоторое время он был в союзе с актрисой Полиной Самийленко, заботился о двух ее детях. Но судьба решила иначе — соединила его в 1925 году с моей бабушкой, Валентиной Ефимовной Бжеской.
Бабушка была женщиной чрезвычайной красоты. Типичная украинка из Белой Церкви — стройная, смуглая, кареглазая, с гибким станом и тонкими пальцами. Дедик называл ее «мавпа», чтобы не зазнавалась. В пожилом возрасте после двух инфарктов бабушка располнела, но все же была похожа на графиню. Хотя рода она простого. Отец ее, мой прадед Ефим Иович Стрелец, был земским фельдшером, а мать в девичестве звалась Борщ. Валентина Ефимовна успешно закончила белоцерковскую гимназию, которая дала ей крепкие на всю жизнь знания французского языка, прекрасно играла на фортепиано, много читала, в том числе и на польском. Дедику все это очень нравилось. Под звуки ее фортепиано он продумал немало ролей, отдыхала душа.
Ее сыну, моему отцу Игорю, было восемь лет, когда в лице Амвросия Максимилиановича он получил такого отца, о котором можно было только мечтать — внимательного, доброго, справедливого, по-человечески чрезвычайно интересного. Поэтому не удивительно, что Игорь, став телевизионным и кинорежиссером, был, по сути, правой рукой и опорой отца. Скажем, Бучма ужасно не любил писать что-нибудь, в частности и потому, что стыдился своей «неграмотности», ведь учился старому правописанию австро- венгерского варианта, да и недоучился, еще и был человеком эмоциональным, а не рациональным, скорее мудрым иррационалистом с гениальной интуицией, чем прагматичным логиком. Поэтому все опубликованные статьи Бучмы написаны рукой его сына Игоря после длительного и придирчивого совместного обсуждения проблемы. То есть мысли — Бучмы, а слова — Бжеского.
Игорь носил фамилию своего родного отца, Георгия Николаевича Бржеского, из польских дворян с родовым гербом и девизом «На коне с мечом». Ведь Амвросий Максимилианович и Валентина Ефимовна брак не регистрировали, жили на вере. Считали, что ЗАГС фиксирует недоверие людей друг к другу. Факт их супружества устанавливался уже после смерти Бучмы в судебном порядке с подтверждением Натальи Ужвий и других свидетелей. При получении паспорта малообразованные паспортисты моего отца записали без «Р» в фамилии (так легче произносить) и заменили Георгия на Юрия (считали, что это одно и то же) и стал он Игорем Юрьевичем Бжеским. В результате изменился корень польской фамилии, ведь «бржоза» — это «береза», а «бжег» — это «берег». А вот единокровный младший брат отца — Всеволод Георгиевич Бржеский. Он военный врач-офтальмолог, ныне пенсионер и проживает в Санкт-Петербурге.
Теперь я понимаю, что психологическая жизнь моего отца в мощной тени природного величия гения Бучмы была довольно сложной. Рядом с гигантским талантом и славой Амвросия Максимилиановича отцу было нелегко утверждать собственное дарование и творческие способности. А он был удивительным эрудитом со светлым умом и хорошим художественным вкусом. Спасала огромная и, я бы сказала, высокая сыновья любовь и преданность семье.
Практически жизнь всех членов семьи была подчинена добровольному и самоотверженному служению Бучме. Оно возникало как внутренняя потребность каждого из огромной любви к Амвросию Максимилиановичу, из осознания гигантизма его таланта, который нужно оберегать, облегчать носителю этого дара Божьего земное, бытовое существование. Эта любовь была обоюдной — Амвросий Максимилианович любил, ценил и уважал всех членов семьи. Хотя, разумеется, характеры у всех были разные, и это иногда высекало искры в близких отношениях. Одна только бабушка стоила целого фейерверка. Но поскольку все искренне любили друг друга, эти фейерверки быстро гасли, не разрушая семейные стены.
Собственных родственников у Бучмы на территории Украины не было, а потребность в семейном уюте была у него высокой. Так что он сердечно тянулся к родственникам жены, а впоследствии и к родственникам невестки Ирины Зубовой. Очень любил общаться с матерью своего ближайшего друга Леся Курбаса Вандой Адольфовной, она даже отдыхала в Ржищеве у родителей Валентины Ефимовны и учила мальчика Игоря игре в карты — в «66» и бридж-реми.
Игорь Бжеский долго выбирал себе жизненный путь. Закончил медицинский техникум, но акушером не стал. Уже в Харькове поступил в химико- технологический институт. Поскольку очень заикался (следствие тяжелого раннего детства) да еще и был сильно близорук, держался отшельником. Чтобы как-то расшевелить это зажатое комплексами создание, к нему подошла голубоглазая хохотушка однокурсница Ирина. Оказалось, подошла на всю жизнь. Моя мама вылечила отца от заикания и влилась в нашу семью, как ее стержень и солнечный луч.
Узнав, что ее добрый друг Игорь — сын самого Бучмы (знаменитого, гениального, известного всей Украине и т.д.), Ирина ни за что не хотела являться пред его ясные очи и вообще вопрос брака с Игорем повис в воздухе. С Валентиной Ефимовной Ирина уже хорошо познакомилась, а Бучму боялась как огня. И тогда Амвросий Максимилианович разыграл целый домашний спектакль. Ирину пригласили к Бучмам, уверив, что хозяина нет дома. Она пришла, позвонила в двери, они распахнулись, и на пороге ее встретил «домашний» Бучма, в трусах и майке, с намыленной щекой и бритвенным станочком в руке:
— А, Ирина, заходи, заходи!
И сразу стал родным, близким, «своим».
Ирина Ивановна Зубова была любимой невесткой Бучмы. Когда он заболел паркинсонизмом, она ходила за ним, возила в Москву, в Кремлевскую больницу и в Барвиху, в санаторий, стала его официальным опекуном. У нее на руках Бучма и умер. Мама держала на себе дом, после смерти Амвросия Максимилиановича практически стала главой семьи. Легкого характера, сильной воли, приветливая и улыбающаяся всем, терпеливая, работящая, толерантная, Ирина Ивановна посвятила себя семье. Хотя перед войной училась в Театральном институте, работала актрисой в театре им. И. Франко, была уволена из-за «борьбы с семейственностью». Ухаживала за дедом и своим внуком, позже стала кассиршей Республиканского дома моделей. Сейчас ей 87, за плечами четыре инфаркта, на плечах светлая голова, на устах неизменная улыбка.
Ирина Ивановна — мудрый человек. Ее главный принцип: если это может делать кто-то, значит, сможем делать и мы. Сами делали ремонт в хате, мама научилась хорошо шить, умеет прясть, вязать, печатать на машинке, овладела бухгалтерским делом. Водить автомашину («Победа») выпало уже мне.
Ирина подарила Бучме прекрасных родственников — своих родителей и сестер, которые, имея собственные семьи, были, несмотря на это, нашей большой семьей. Амвросий Максимилианович особенно ценил сваху — Валентину Вячеславовну Зубову (в девичестве Паштика). По отцу чешка, по матери прибалтийская немка, бабушка имела сверхсильный характер и чрезвычайную мудрость. Ее жизнь напоминает сногсшибательный детектив и преисполнена человеческой привлекательности, судьбоносных поступков, такта, решительности, независимости и предусмотрительности. Чего стоит только одно ее решение — в тридцатых годах, когда нарастала волна советских репрессий, имея мужа бывшего священнослужителя, Валентина Вячеславовна добровольно завербовалась вместе с ним на Дальний Восток, в Биробиджан, где был свободна (!) и работала во время войны начальником литейного цеха, полагаясь на профессионализм арестантов-инженеров и здравый смысл.
Мой дед по матери Иван Игнатьевич Зубов — из семьи бедных белорусских дьячков, был батюшкой в Быхове, инспектором церковноприходских школ, носил рясу. В революцию бабушка собственноручно его остригла и вместе с тремя дочерьми вывезла в Украину. Дед стал бухгалтером и закончил трудовую жизнь главным бухгалтером Министерства промстройматериалов. Он научил меня работе с рубанком, стамесками, сам отстроил себе квартирку на месте бывшей прачечной на чердаке семиэтажного дома по Большой Житомирской, 8. Зубовы были любимыми партнерами Амвросия Максимилиановича по преферансу.
У старшей из сестер Зубовых, Клавдии Ивановны, тоже экономиста по профессии, вышивальщицы и преферансистки по призванию, мужем был Петр Артемьевич Троцюк, главной бухгалтер Укоопсоюза. Честность этого крестьянского сына была феноменальной — он даже отказался от домашнего телефона, чтобы все рабочие проблемы решать на виду. Воспитанная Троцюками племянница, скульптор Дуся Копайгоренко — автор барельефа Бучмы на кладбищенском памятнике.
Средняя сестра Зубова Галина (ныне 93 года) — тоже экономист и заядлый преферансист. Альтруистка и садовница. С переломами шейки бедра и правого плеча, с костылем и палочкой она и этим летом полола сорняки на шести сотках в Осокорках.
Членом нашей семьи мы всегда считали мою няню Лиду Кубарь. Юной девушкой из села Килиберда под Каневом она перед войной отправилась в Киев в домработницы. Когда я родилась, а мама была студенткой театрального института, Лида носила меня в институт на Крещатик, маме на кормление. Смешно, но теперь я профессор этого института...
Война застала театр им. И. Франко, а с ним и дедика с бабушкой, на гастролях в Москве. Бучма бросился на вокзал спасать нас, но его в Киев не пустили. Поехал директор театра Давид Семенович Вольский. По его ходатайству моих родителей, студентов театрального, которые только что сдали сессию за третий курс, вывозила из Киева как свою семью Мария Ивановна Литвиненко-Вольгемут. Лида с нами — как хотите, забирайте меня с собой, не останусь! А документов эвакуационных на нее никаких! Так отец просто втянул ее через окно в вагон — миниатюрная была. Долгое время Лида была с нами преданным членом семьи. Когда в Ташкенте я, трехлетняя, тяжело заболела брюшным тифом, а мама с тем же тифом лежала в другой больнице, Лида пошла со мной в инфекционное отделение и выходила меня. После войны она вышла замуж за нашего водителя Степана Чуприну, родила Людочку. Некоторое время они жили у нас. А потом Степан отстроил своей семье хибарку на улице Артема, Лида родила еще Светланку и пошла работать на завод имени Артема красильщицей. Удивительно, но окна квартиры, куда мы с мужем переехали из Бучминой хаты, смотрят на двор жилого дома американского посольства, где стояла хатка моей второй мамы Лиды.
Мое детское существование в семье также было подчинено дедику. Он любил со мной возиться, называл «мацапурой», делал мне своим подвижным лицом «молнию» и был ужасно поражен, когда я, совсем еще маленькая, повторила ее. О проделках малолетней внучки Бучма рассказывал своим студентам в театральном институте, ставя им в пример детскую непосредственность и абсолютную веру ребенка в предложенные обстоятельства игры. Считал, что актер должен сохранять в себе детскость. И сам был в жизни большим мудрым ребенком. А я привыкла быть в хате незаметной, чтобы не мешать дедику, охотно игралась тихо, слушалась безотказно и пыталась не огорчать его своим поведением. «У Бучмы внучка такая дикая», — рассказывал знакомым один из артистов-франковцев. С этой закрытостью, «дикостью» мне пришлось бороться в себе уже взрослой. И всю жизнь я прожила со старанием не опозорить имя деда. Иногда бывало сложно и трудно. Но в то же время это был мощный стимул к достоинству — человеческому и профессиональному.
Через четыре года после смерти дедика наша семья пополнилась моим сыном Алексеем. А еще через девять лет в нашей семье появился мой муж Александр Самсонович Заболотный, человек одной с нами крови, тех самых, воспитанных Бучмой жизненных принципов. Режиссер театра и телевидения, организатор киевского Молодежного (теперь Молодого) театра, выдающийся театральный педагог, он подхватил традиции семьи Бучмы и привел в наш дом молодых друзей, которые стали нам близкими, родными. Преподает в Киевской детской Академии искусств и в Киевском колледже эстрадно- циркового искусства.
Стал на ноги правнук Амвросия Максимилиановича, наш сын Алексей Заболотный. Он закончил Институт иностранных языков, работает преподавателем английского языка. Нашел себе надежную жену с родовым именем нашей семьи — Валентину Рябчук, закончившую педагогическое училище. Они подарили Бучме праправнуков — Наталью, которая сегодня учится в гимназии «Научная смена», поет в хоре «Щедрик» и ездит с ним на гастроли, и Антона, ученика 3-го класса средней школы № 309, который имеет явные актерские способности, но пока что ищет себя. Найдет.
«А чи живі, чи здорові ваші родичі гарбузові?»
