При окончательном редактировании поправок к Конституции законодателям и исполнительной власти следовало бы принимать во внимание не только внутриполитическую целесообразность изменений и их проходимость через Верховную Раду, но и заинтересованность соседей, близких и дальних, в характере этих изменений. Европа, несмотря на свое равнодушие к Украине, безусловно положительно воспримет усиление роли парламента, потому что на континенте господствуют именно парламентская или парламентско-президентская системы. С другой стороны, не следует забывать, что авторитарная Москва всегда пользовалась слабостью соседних демократий.
И в монархиях, и в республиках Европы самым влиятельным политическим институтом является парламент, а полномочия королей, князей, герцогов и президентов иссчерпываются исключительно представительскими функциями. Показательным является майский саммит стран Центральной и Восточной Европы, где из более десятка участников полновластных политических фигур было только две — Кучма и Квасьневский, а работа всех других заключается именно в том, чтобы принимать участие в подобных конференциях. «Сильные» президенты есть во Франции, Польше, Финляндии и Литве, но правительства и там формируются по результатам парламентских выборов. Следовательно, переход к парламентской или парламентско-президентской модели означал бы приведение политической системы Украины в соответствие с европейскими стандартами, и где-то в Брюсселе и других столицах нам поставили бы «плюсик». Впрочем, не стоит тешить себя чрезмерными надеждами: особой радости со стороны европейцев не будет. Об этом лишний раз свидетельствуют довольно прохладные в отношении европейских перспектив Украины заявления, которые на днях прозвучали из уст президента Еврокомиссии Романо Проди и комиссара ЕС по вопросам расширения Гюнтера Ферхойгена.
Зато Москва вряд ли является такой же равнодушной к реформированию нашей политической системы, потому что для нее Украина была, есть и останется ключевым направлением внешней политики. Интересными и важными для нас являются еще прошлогодние комментарии некоторых российских политологов из так называемой «кремлевской экспертной панели». Отличие этих аналитиков от коллег по цеху заключается в том, что их заявления можно трактовать двояко: и как собственное мнение, и как довольно прозрачные полуофициальные намеки со стороны российского руководства. Итак, они неоднократно заявляли о том, что рассредоточение власти в Украине и общая демократизация отвечают российским национальным интересам: мол, демократическая Украина будет проводить однозначно такую политику, которой будет хотеть Москва, потому что так якобы желает большинство граждан.
Но, очевидно, существуют и другие мотивы, о которых публично говорить не принято. Так, выборность губернаторов и федерализация Украины также положительно оцениваются московскими экспертами — как факторы, которые ослабят связи регионов с центром и в то же время позволят восточным областям наладить более тесные отношения с Москвой. Парламентская система сама собой будет создавать более чем благоприятные условия для влияния на политический процесс в Украине, и Кремль будет иметь широкие возможности для игры на иногда антагонистических разногласиях между основными политическими игроками в нашем государстве.
Уместно заметить, что соседние с извечно авторитарной Москвой демократии (понятно, что демократичность здесь оценивается исключительно по критериям соответствующих времен) всегда становились жертвами московского деспотизма. Сначала Великое княжество Литовское (ВКЛ) проиграло борьбу за статус ведущего государства Восточной Европы. По существу борьба ВКЛ с Великим княжеством Московским было поединком прототипов двух Россий — европейско-демократической и азиатско-деспотической, каждая из которых имела шансы появиться на обломках Киевской Руси. Параллельно Москва раздавила средневековые Новгородскую и Псковскую республики (XV—XVI вв.). Для постепенного подавления украинской автономии (XVII—XVIII вв.) была использована не только сила, но и возможности демократического уклада Запорожья и Гетманщины.
В конце XVIII века россияне израсходовали кучу денег и прилагали титанические дипломатические усилия для того, чтобы предотвратить спасительную для Речи Посполитой отмену «либерум вето». Как писала Екатерина II, следует «сохранить такую конституцию, которая есть сейчас, потому что, по правде говоря, для России нет ни необходимости, ни пользы, чтобы Польша стала дееспособной».
Наконец, после Второй мировой войны для приведения к власти промосковских коммунистов в некоторых странах Центральной Европы также были использованы демократические институты.
Во всех отмеченных случаях относительный демократизм системы с одной стороны не мешал относительно свободной деятельности промосковских партий, а с другой — не позволял сосредотачивать ресурсы в объемах, достаточных для того, чтобы противостоять силам восточного соседа, собранным благодаря концентрированной и авторитарной власти в крепкий кулак. Однако все выше приведенные факты свидетельствуют не только о склонности Москвы к экспансии, но и о каких-то традиционных закономерностях, свойственных конфликтам демократических и авторитарных режимов, в которых выигрывает тот, кто способен к высшей концентрации ресурсов.
Времена, впрочем, меняются, и о пессимистическом сценарии, аналогичном приведенным выше, теперь речь не идет. Зато вполне реален риск того, что при отсутствии в Украине собственного президента, объем полномочий которого позволял бы ему выполнять арбитражные функции, верховным арбитром станет президент соседнего государства.
Из-за фрагментации и политической неструктурированности общества в парламент попадает и будет попадать немалое количество партий и блоков с конкурентными деловыми и политическими интересами. И еще сколько воды в Днепре утечет, пока будет накоплен достаточный опыт создания коалиций и повседневного согласования интересов. Как это нелегко дается, показывает полугодовая история действующего парламентского большинства. Пока что прийти к общему знаменателю заставляет Кучма. Но кто будет пусть не всегда справедливым, но судьей при отсутствии в Украине более- менее влиятельного президента? Ответ более чем очевиден.
Тем более, что навязываться в арбитры россиянам не придется: к этому делу его призовут сами украинские политики, кое-кто из которых ложится и встает с мыслью, что уже сделано для России и что еще можно сделать. Уже сейчас, еще при живом и здоровом Леониде Даниловиче, некоторые якобы лояльные ему силы выстроили свои собственные схемы отношений с Москвой и пытаются нравиться не только Кучме, но и Путину.
Сказанное не означает отрицания необходимости политической реформы и дисперсии власти. Сокращение полномочий главы государства — движение в правильном направлении, но в политической системе Украины должен оставаться довольно влиятельный президент — не с такими чрезмерными полномочиями, как сейчас, но достаточными для того, чтобы выполнять функцию политического арбитра.
В любом случае усиление влияния Москвы на внутриполитические процессы в Украине после вероятного перехода к парламентско-президентской республике является неизбежным: ориентированные исключительно на Москву политические партии получат полную свободу действий, пока что ограниченную жестким контролем Леонида Кучмы над внешней политикой страны. Но это усиление может быть уравновешено самим фактом выхода Украины из единого авторитарно-президентского пространства СНГ. Наша политическая система, ныне очень подобная российской, с какого-то момента будет ей диссонировать, и это будет фактором, который станет усиливать наше ощущение национальной идентичности, особенности, отличия от России, в политическом развитии которой, наоборот, набирают обороты противоположные тенденции — централизации и концентрации власти.
