Встречу, прошедшую на днях в редакции «Дня», можно без преувеличения назвать знаковой. Мы пригласили людей, совершивших нечто невозможное, невообразимое: в наших, отнюдь не способствующих культуре, условиях издали альбом «Декоративное искусство Украины конца ХХ столетия. 200 имен». Впрочем, у искусствоведа Зои Чегусовой и издателя Юрия Комелькова (компания «Арт-блюз») получился не просто альбом, но настоящая энциклопедия современного прикладного искусства — роскошно изданная, богато иллюстрированная, насыщенная самой разнообразной информацией. Для украинских художников-прикладников, чье мастерство давно признано в мире, «200 имен» — настоящий список бессмертия, убедительный знак того, что рано или поздно каждому из наших мастеров будет воздано сообразно таланту. А талантами мы, к счастью, не оскудели — вопреки всему. Беседу с двумя такими талантливыми людьми, также привыкшими, вопреки всему, добиваться своих целей, — Зоей Чегусовой и Юрием Комельковым — мы предлагаем сегодня нашим читателям.
— Сегодня в Украинском доме вы открываете выставку по следам презентации каталога. А, собственно, в чем главная цель всего проекта?
Юрий КОМЕЛЬКОВ: — У проекта много целей, и коммерческая — на последнем месте. Если он хотя бы окупится — будет прекрасно. Ведь это очень затратное издание. Для него проводился колоссальный сбор информации и экспонатов по всей стране. Но для Украины этот проект очень значимый. Посол США, Карлос Паскуаль, сказал, что этот проект способен повернуть Украину лицом к Западу.
— С этим трудно не согласиться. Ведь о нас в мире очень много негативных стереотипов, созданных не без нашего участия. И язык искусства может помочь сломать их...
Зоя ЧЕГУСОВА: — Да, ведь это эсперанто, который понимают абсолютно все.
— А как получилось, что столь дорогой проект вообще стал возможным?
З. Ч.: — Все начиналось в 1997 году, когда меня пригласили в большой коллективный проект «Мистецтво України ХХ століття», в котором участвовали 12 ведущих искусствоведов Киева в 12-ти основных разделах. Этот проект предполагал издание альбома «Мистецтво України ХХ століття», напечатанного в Дании к саммиту европейских банков в Киеве в 1998 году. Проект предполагал также последующие выставки «Живопись ХХ века», «Графика», «Скульптура» и «Декоративное искусство». Я сказала, что буду делать отдельно народное и отдельно декоративное, поскольку это два совершенно разных пласта. Организаторы со мной не согласились, и вышел маленький раздел профессионального декоративного искусства. Меня это очень раздосадовало, и я решила доказать себе и всем, что прикладники заслуживают огромного отдельного издания. Я носилась с этой совершенно утопической идеей, и Бог привел меня к Юрию Александровичу Комелькову, который рискнул, поддержал меня в этой утопии. Он вообще человек очень азартный...
— Юрий, позвольте уточнить, какова была ваша роль в этом проекте?
Ю. К.: — Не могу сказать «абсолютная», но близкая к этому. Дело в том, что несколько лет назад это было хобби. Так, удалось раскрутить одного малоизвестного львовского художника: я сделал ему несколько выставок, помог выставиться в Америке, он стал популярным, известным, сейчас успешно продается... А такие «сплетни» быстро распространяются в художественных кругах. Ко мне стали идти ходоки, просители, и как-то подошла Чегусова, предложила заняться вот таким проектом. Если честно, я на него сначала никак не отреагировал.
З. Ч.: —Да, полгода это был лед, а потом уже пламя! Он присматривался, что из этой затеи выйдет.
Ю. К.: — Я вначале не понимал, что это будет: ложки, поварешки, флажки с национальной символикой? Кстати, при советской власти так оно на самом деле и было. А когда не поленился, поехал по мастерским, познакомился с керамистами Козаками (о них «День» писал 7 мая 2003 г.), даже провел выставку их работ, то решил проект сделать. Такова моя роль. Финансово тяжелая...
— А вы довольны реализацией? Все ли получилось, как было задумано?
Ю. К.: — По крайней мере, первой спланированной стадией я доволен. Книга получилась хорошая, вокруг много шума. Есть некоторые недовольные, но их единицы — мол, не тех включили.
— Но по изданию видно, что подбор происходил максимально демократично...
Ю. К.: — Конечно. И когда было предложение Зои назвать «200 лучших имен», я рекомендовал «лучшие» не называть, потому что хороши все. «200 имен» — и все. Сейчас, я думаю, их могло быть и больше, потому что за эти три года я уже видел, с моей точки зрения, прекрасных мастеров. Но было поздно их включать. В целом, эта книга интересна как некий срез эпохи. И я горжусь, что сделал этот проект.
З. Ч.: — Я подбирала участников проекта, исходя из степени их знакомства с мировым искусством. 99% из них имеют высшее образование. Они профессионально обучались искусству керамики, текстиля, металла. Они прошли прекрасную школу Львовского института декоративно-прикладного и декоративного искусства, нашей Национальной академии изобразительного искусства и архитектуры, Харьковского художественно-промышленного института, ВУЗов бывшего СССР — Строгановского художественно-промышленного училища, Мухинки. Очень важно, в какой среде, в какой школе художник воспитывался, я отбирала мастеров и с этой точки зрения.
— Юрий, а вы сами собираете, покупаете декоративное искусство?
Ю. К.: — У меня большая коллекция, в том числе декоративного искусства, достаточно много работ.
— Если продолжать тему собирательства, то нельзя не вспомнить, что в Киеве до сих пор нет музея современного искусства, декоративного в том числе. А кто вообще может создать музей? Частный капитал до этого еще не дорос, а государству это не надо...
Ю. К.: — Частный капитал дорос, но ему не до этого. Государству это надо, но денег нет, вы сами знаете.
— Зоя, у нас к вам вопрос, подобный тому, который мы задавали Юрию. Что подвигло вас заняться декоративно-прикладным искусством, которое, по традиции, у нас и искусством практически не считается?
З. Ч.: — Хочу сказать, что традиция такого пренебрежения довольно давняя. Это пошло с XVIII века, от Академии Российской империи и европейских академий. Прикладное искусство числилось ремеслом в иерархии искусств. Высокими считали живопись, скульптуру и графику. Я и занялась альбомом из глубокого сочувствия к художникам-прикладникам. Потому что выставки прикладников проходили всегда где-то на задворках, в последних залах, информация о них — на галерке прессы. И мне хотелось доказать, что эти художники заслуживают издания и таких выставок не по остаточному принципу, заслуживают большого зала, большого внимания... Ведь декоративное искусство лишь в конце XX века перестало быть утилитарным, перестало «прикладываться» к чему-то. Стало ясно, что оно такое же сложное, интересное, богатое, как живопись, скульптура и графика. Художники из текстиля, керамики, стекла творят полноценные образы. Хорошо это или плохо, но оно вышло за привычные рамки своего жанра, развивается на стыке многих жанров и техник. Так, керамика часто напоминает соединение живописи, графики и скульптуры; текстиль часто воспринимается рельефной, скульптурной пластикой. Тут идет такое смешение станкового, изобразительного и декоративного искусства, что трудно сделать разделение на низкое и высокое искусства. Искусство есть или его нет; образ есть или нет.
— И все-таки ваши резоны. Почему вы этим занялись?
З. Ч.: — Из-за любви. Я не просто люблю это искусство, я его боготворю. Я люблю и художников декоративно-прикладного искусства, они мне интересны более, чем живописцы, графики, скульпторы. Это фанаты. Одержимые. Божьи люди. Прикладники интересны тем, что умеют живописать, рисовать, компоновать, знают материалы, которых не знают ни живописцы, ни скульпторы, ни графики. Их знания многограннее, чем у любого другого представителя высокого искусства. Поэтому я старалась отделить профессиональное декоративное искусство от народного и прицельно заниматься этой областью художественного творчества — только профессионалами. Потому что у этих искусств совершенно разная природа. Народные художники продолжают нести традиции художественной системы, выработанной поколениями, коллективным сознанием. Четкие, жесткие каноны — все это предполагается в фольклоре. А в профессиональном искусстве все построено на персоне, ее творчестве, на оригинальном взгляде на жизнь, подходе к материалу.
— Грань между национальным архетипом и авторским взглядом в Европе проведено очень четко. Вы соотносили себя с этой, по сути, западной тенденцией?
З. Ч.: — Мы находимся в общеевропейском художественном процессе. Я недавно получила каталог всемирно известного симпозиума керамики в Файнце и сравнила произведения их премированных керамистов с нашими. Наши — лучше, они очень талантливы. А если вернуться к нашей работе, то концепция «200 имен» — «Молодое искусство молодого государства». То есть страны с молодой государственностью, но со шлейфом очень древних традиций, с богатейшей национальной культурой. И все это отражается, как мне кажется, в каждой из работ. С одной стороны, — знание всемирных художественных процессов. И, в то же время, это национально окрашено, ощущается любовь к нашему народному искусству, к нашей культуре.
— Зоя, а вы и начинали свою деятельность с прикладного искусства?
З. Ч.: — С монументально-декоративного. После института у меня было три варианта. Мне предложили место заведующей массовым отделом в Музее русского искусства, и я отказалась. Не знаю, жалеть об этом или нет, потому что музей каждому нужно пройти. Второй вариант — остаться на кафедре декоративного искусства; я снова отказалась. Остаться на кафедре, в институте — как это скучно, ужасно! Я хочу большую жизнь! И мне предложили работать в НИИ экспериментального проектирования, где работала масса интересных архитекторов и где был единственный на весь СССР уникальный отдел монументально-декоративного искусства, где работали монументалисты, керамисты, текстильщики. И с 1975 года я занимаюсь, по сути, декоративным искусством. Читала лекции в Художественном институте по истории зарубежного декоративно-прикладного искусства, потом вернулась в институт заместителем руководителя отдела монументально-декоративного искусства. Особенно интересно стало в конце 80-х — в 90-х годах, когда начались неординарные процессы, появились работы, где есть образы, философия, идеи, мысли. Ведь это, кроме всего прочего, искусство позитивных эмоций, что я очень ценю. Люблю наше актуальное искусство, но его эпатажная эстетика, шокирующий характер, агрессивность оставляют меня равнодушной. А прикладное искусство, остросовременное, глубоко национальное и в то же время вызывающее позитивные эмоции у людей, уставших от нашей жизни — мне дорого.
— Вы, наверное, получили уже немало откликов на свою работу. Какие из них самые интересные, запоминающиеся?
З. Ч.: — Самые ценные — после трех лет напряженной работы и практически отсутствия дома — были от семьи: муж и дети поняли, отчего я мучилась. Ведь «200 имен» из моих детей — самый тяжелый ребенок, и семейство ревновало меня к нему невероятно, потому что я ему всю себя отдала. Я очень ценю мнение своих друзей, близких, но самое запоминающееся — высочайшая оценка экспертов ЮНЕСКО во Франции. Было очень неожиданно и приятно, когда нас пригласил Евгений Кириллович Марчук и рассказал, как понравилась наша книга Кондолиззе Райс, которой он подарил каталог во время своего недавнего визита в США. Мы так и представляем себе ситуацию: когда она просматривала этот альбом, в это время позвонил Джордж Буш, — а она продолжала листать, все никак не могла оторваться, и только потом подошла к телефону...
— И все-таки, неужели даже после такой работы у отечественного бизнеса не появился интерес к собственной культуре?
Ю. К: — Интерес есть. Но не у всех есть возможности.
— Очевидно, альбом — это только первый шаг. Дальше должна быть сеть галерей, издательств, других проектов...
Ю. К.: — Конечно, но такое начинание для своего развития требует механизма. Кое-что уже есть — собственное рекламное агентство, собственное издательство, собственная типография, специализированные галереи. И есть много достойных людей, готовых это поддержать.
— Есть еще и другое, радикальное решение всех проблем для художника: уехать.
З. Ч.: — Нет. Уехавшие художники убедились, что там их никто не ждет, что они должны писать и продаваться здесь.
— В свете сказанного вами выше — обрисуйте, пожалуйста, состояние декоративно-прикладного искусства сегодня.
З. Ч.: — Наше декоративное искусство находится на взлете. Но история учит, что любой взлет может очень быстро обернуться падением, если нет экономических предпосылок к развитию. Декоративное искусство связано с художественно-производственной базой. Но сейчас закрылись практически все заводы художественного стекла. На Киевском заводе художественного стекла с уникальным музеем, с уникальной коллекцией, всемирно известными художниками, в 1996 году были погашены печи. Теперь не могут толком распорядиться музейной коллекцией, куда-то передают; в каком виде она доходит до места назначения — неизвестно... Это ужасная трагедия, что мы не можем распоряжаться своими богатствами. Закрылся завод художественной керамики... Плачевно. Художникам сейчас очень тяжело. В тяжелом состоянии Экспериментальная львовская керамическо-скульптурная фабрика, где и сейчас ценой невероятных усилий все еще проводятся международные симпозиумы гутного стекла. Наше стекло, наши художники очень ценятся. А киевская школа не имеет своих наследников, и если завод не возродится, на что пока надежд мало — просто исчезнет. Это очень страшно и очень странно в наше время.
— Это очень обидно, потому что та же Италия свое муранское стекло поставляет везде, а посещение завода в Мурано — целое туристическое шоу, очень прибыльное для стекольщиков...
З. Ч.: — Совершенно верно. Но наше молодое государство оказалось совершенно неподготовленным к возрождению и поддержке национальной культуры. Поэтому единственная возможность в данной ситуации — сближение культуры и бизнеса. Только надо найти какой-то механизм. Ведь парадоксальная ситуация: на одном полюсе находятся люди денежные, но не знающие, как вложить свои деньги в отечественное искусство, на другом полюсе — художники, не знающие, где найти деньги. А между ними пропасть, и нет структуры, которая бы их сближала. Этим, конечно, должны заниматься галеристы.
— Но можно ли считать, что уже возник класс людей, которые нуждаются в искусстве и готовы платить за него?
Ю. К.: — Да. Они, может быть, еще об этом не знают, но они есть.
— И все-таки: спрос растет? Покупают активнее?
Ю. К.: — Я бы сказал, что клиентура увеличивается за счет наших обеспеченных людей, представителей среднего класса, живущих здесь — а не за счет иностранных покупателей, как это было раньше.
З. Ч.: — Создавать атмосферу должны все. «200 имен» — уже очень хороший союз, площадка для эксперимента. Это беспрецедентно по качеству, по презентативности, очень солидно, с этим легче убедить других, что у нас это возможно, и что этот труд должен быть оценен.
— А реально ли сделать наше искусство доходной статьей культурного экспорта?
З. Ч.: — Это вполне возможно. Например, через регулярное участие в международных симпозиумах, выставках, которые проводятся в Европе — Швейцарии, Франции по гобелену и текстилю наши текстильщики могли бы составить конкуренцию. В Европе ценят декоративно-прикладное искусство, и если бы наши художники имели средства участвовать, думаю, к ним бы с интересом относились. Да ведь так оно и есть. Многие из участников нашего проекта, которые имеют возможность участвовать в биеннале и симпозиумах — востребованы очень активно.
— А еще говорят, что у нас нет элиты.
З. Ч.: — Мы и делали это издание, чтобы, среди всего прочего, как раз доказать, что в Украине есть творческая элита. Судя по тому интересу, который уже появился и во Франции, и в Америке, — у нас есть элита. Вообще, я еще не видела отрицательной реакции ни у кого среди всех, берущих в руки эту книгу. Но, если не будет финансовой поддержки художников, они начнут вымирать. А самое главное — должны пополняться музейные коллекции. Самое страшное — что в 1990-е годы музейные коллекции не пополнялись, целое десятилетие осталось белым пятном.
— Что ж. Позвольте закончить таким же вопросом, с которого мы начинали: какую главную задачу этот проект помог вам решить?
З. Ч. — Понимаете, ведь судьба нашей книги несколько раз висела на волоске. Я ужасно страшилась, что ничего не получится. Но что меня держало? Что после наши потомки будут нас судить только по музейным коллекциям и по книгам о нашей культуре. А если книг нет — то, значит, эти люди будто и не жили вовсе, и не было их на белом свете. По сути, эта книга — виртуальный музей декоративного украинского искусства конца ХХ столетия. Только благодаря этой книге мы узнали, что это не ремесло, а искусство, жившее тысячелетиями — и дай Бог, чтобы эта традиция не прервалась. У Григория Сковороды есть определение красоты как божественной истины. Вот почему я так люблю это искусство — потому что категория красоты для наших художников так же неизменна и вечна.. .
