О ней написана масса восторженных рецензий, но критикам так и не удалось разгадать нееловский феномен. Откуда в этой хрупкой, невысокой женщине столько энергии и страсти, не перестают они удивляться? А актриса лишь дает новые поводы для восхищенных вопросов. Таким стал спектакль «Играем... Шиллера», показанный недавно театром «Современник» в Киеве. С него и началась наша беседа.
КОРОЛЕВСКАЯ ЭПОПЕЯ
— Когда вступаешь в совершенно незнакомую для себя воду, то, естественно, волнуешься, — призналась Марина Мстиславовна. — Я очень переживала, ведь обычно мои героини — страдающие, а в спектакле «Играем... Шиллера» — сценический вариант трагедии «Мария Стюарт», поставленный литовским режиссером Римасом Туминасом (перевод Бориса Пастернака) я играю жестокую женщину. Шиллер достаточно определенно раскрасил своих героинь. Марию — белой краской, а Елизавету — черной, во многом греша по отношению к реальным историческим событиям. Это был период позднего Средневековья, попытки установления абсолютизма королевских дворов в Европе. Елизавете в Англии это удалось сделать, а Марии в Шотландии — нет. Они антиподы во всем, от внешности — (уродина и красавица) до зигзагов судьбы. Елизавета, после смерти матери Анны Болейн, долгие годы провела в тюрьме для государственных преступников, ее называли незаконнорожденной из-за того, что мать являлась второй женой Генриха VIII. А Стюарт двух недель от роду стала королевой Шотландии. Несмотря на кровное родство (королевы были троюродными сестрами), они исповедовали разные религии: протестантство и католичество. Елизавета была бездетной, а Мария дважды выходила замуж. Ее первый супруг, Франциск II, был королем Франции. В 15 лет Стюарт овдовела, и ей пришлось вернуться на родину. У Елизаветы был дар управлять страной, а Мария больше увлекалась поэзией, меняла любовников и к делам относилась с прохладцей, но была интриганкой по своей природе. Например, в свой герб добавила геральдику Англии и таким образом не признала права Елизаветы Тюдор на трон. Второй брак с графом Дарнлеем заключила, чтобы появился наследник королевства. А когда родила сына Якова, то решила извести опостылевшего мужа. Однажды, замок в котором остановился Дарнлей, взорвали, и это преступление, не без основания, приписывали Марии. Опасаясь мести своих вассалов, Стюарт бежала. Убежище она нашла в Англии, воспользовавшись приглашением Елизаветы, но стоило Марии только въехать в страну, как ее сразу же арестовали. В заточении она провела 18 лет, живя в роскоши. Обещала, что тот, кто ее освободит, получит трон. Эти письма стали доказательством вины королевы. Ее предал собственный сын, получивший гарантию от Елизаветы, что получит корону. И она свое слово сдержала! Решение казнить Стюарт как государственную преступницу вынес суд. Известный факт, что Мария и Елизавета никогда не встречались лично, и их беседа — не более как фантазия Шиллера. После казни соперницы Елизавета год носила траур, взвалив ответственность за исполнение приговора на лорда-хранителя печати, утверждая, что по ошибке подписала указ. Елизавета правила почти 45 лет, и этот период историки называют блестящей эпохой; покровительствовала искусству, один из великих авторов того периода — Шекспир. Как видите, говорить, что Мария была «белая и пушистая», а Елизавета «чернее ночи», не приходится.
Когда на первой нашей встрече режиссер Римас Туминас сказал: «Надо немного защитить, помочь вашей героине», я подумала: хорошо, что мы будем лепить образ Елизаветы, показывая разную ее сущность. Да, она плетет интриги, но это, скорее, стратегические шаги политика, главы государства, отстаивающего свою корону. Мы начали искать краски роли, а затем — расставлять акценты. Я счастлива, что этот спектакль появился, что удалось сделать роль, совершенно не похожую ни на какие другие мои работы. Мы репетировали радостно. Часто из нашей аудитории раздавался такой гомерический хохот, что проходящие рядом артисты спрашивали: «Вы точно Шиллера репетируете? Это «Мария Стюарт» или какая-то комедия?». Когда Римас репетирует, то такое ощущение, что он рассказывает свои сны; их невозможно передать. Этот процесс можно сравнить с поэтической строкой: «Есть тонкие властительные связи меж запахом и контуром цветка». Я не знаю, кто из нас был «запахом», а кто — «контуром цветка», но соединение актеры — режиссер все же произошло.
РОДСТВЕННЫЕ ДУШИ
— В театре им. Моссовета я дебютировала в спектакле Анатолия Эфроса «Турбаза», — вспоминает Марина Неелова. — Вдруг узнаю, что в «Современнике» ищут подмену на главную роль для спектакля «Валентин и Валентина». Эту постановку в театральных кругах называли «знаковой» и при этом обязательно улыбались. Дело в том, что стоило назначить на роль актрису, как она тут же уходила в декрет. Поэтому исполнительницы менялись, словно перчатки. Мне предложил попробовать сыграть Валентину Константин Райкин. Я переживала: полгода работала в «Моссовете», вроде уже ко мне привыкли, а тут все придется начинать заново. С Костей в ту пору мы были знакомы заочно. Я себе представляла его высоким, стройным, красивым мужчиной — этаким Аркадием Райкиным-2, но без седой пряди в волосах. Пришла к их дому за час до встречи. Ходила, как маятник, взад-перед. Когда дверь открыл невысокий парень с улыбкой чеширского кота, с приплюснутым носом боксера и пронзительными глазами-угольями, то минуту кроме «здравствуйте» я ничего не могла вымолвить. Не соединялись два портрета: вымышленный и реальный. Я была в ужасе от его женской прически и пластики животного. Но когда мы начали говорить о спектакле, я постепенно попала под обаяние Кости. Он снял свой нелепый парик и... оказался совершенно бритоголовым. Буквально пару дней назад закончились съемки в картине Никиты Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих». У него была небольшая роль, но ради нее Костя, подчиняясь требованию режиссера, так себя изуродовал. Потом, когда я уже стала служить в «Современнике», то использовала этот паричок в спектакле «Двенадцатая ночь», играя Виолу. В результате нашего длинного разговора мы выяснили, что смотрим одинаково на многие вещи, даже чувствуем похоже. Было ощущение, что давным-давно знакомы и говорим на одном языке.
Мои пробы в «Современнике» можно назвать хождением по кругу. Сначала подготовленную с Костей сцену из «Валентина и Валентины» мы показали Олегу Табакову (в ту — пору директору театра). Потом — режиссеру Галине Волчек, затем — худсовету и всей труппе. Мы репетировали дома и на даче Райкиных. И только в театре я увидела своих партнеров по спектаклю. Совершенно не знала мизансцен: откуда выйти, куда повернуться, в какую сторону посмотреть. А в этой постановке мы с Костей, как главные герои, постоянно находились на сцене. Я стояла с открытым ртом. Забыла, что сама должна играть, из головы вылетел текст. Не провалилась, благодаря Косте. Он меня вовремя тормошил и подсказывал роль.
С Константином мы были партнерами более десяти лет, но друзьями остались по сей день. Сейчас из-за загруженности видимся редко, но, забывая о времени, можем ночь напролет проговорить по телефону. Мы — родственные души. Всю жизнь оба сдаем экзамены. Несмотря на то, что он был сыном знаменитости, фамилия «Райкин» ему больше мешала, чем помогала. Косте приходилось в десятки раз больше работать, доказывая, что он в творчестве — самостоятельная единица. Сегодня театр «Сатирикон» является одним из культовых в Москве, его постановки всегда очень интересны, на них трудно достать билеты. В этом огромная заслуга Кости как руководителя. Он сумел состояться и как прекрасный актер, и как режиссер. Он работает по 24 часа в сутки, играет по 20 спектаклей в месяц. При этом успевает и ставить спектакли, и заниматься организационной работой в театре.
РАНЕВСКАЯ И ЕЕ МАЛЬЧИК
— Наше знакомство с великой актрисой произошло по ее инициативе, — продолжает беседу Марина Мстиславовна. — Однажды Фаина Георгиевна посмотрела по телевизору спектакль «Спешите делать добро» и позвонила в театр сказать, что она восхищена моей работой. Но администратор меня к телефону не позвал; узнав об этом, я пришла к ней домой с извинениями. Пригласила ее на спектакль, но она отказалась, сказав: «Деточка, я не могу прийти, так как не на кого оставить моего Мальчика». Эту собаку она практически усыновила. Мальчик был беспородным псом и с годами стал фактически хозяином Раневской. Когда он заболел, то Фаина Георгиевна не могла найти себе места и подняла на ноги не просто врачей, а профессуру. Если он лежал возле двери, то пока сам не подымался, Фаина Георгиевна его не беспокоила. Она читала Мальчику стихи на французском языке и утверждала, что он прекрасно образован. Говорила, что он живет как Сара Бернар, а она — как сенбернар. Специально для ухода за ним была нанята домработница, которая выгуливала собаку, а заодно, пользуясь доверчивостью хозяйки, обворовывала ее. Раневская ко мне всегда очень тепло относилась. Встречались мы редко, но почти ежедневно общались по телефону. После каждого визита к ней у себя в сумке или в кармане пальто я находила презент — книгу. У актрисы когда- то была уникальная библиотека. Но часть ее она раздарила, а самые ценные экземпляры у нее попросту украли.
Запомнилось, как в театре им. Моссовета Фаина Раневская и Варвара Сошальская были назначены на одну роль. Они обе пребывали в довольно преклонном возрасте. Раневская сидела в зале, а Сошальская репетировала на сцене. Проходя вдоль занавеса, она случайно наступила на какую-то петлю, вдруг стали менять декорации и несчастную актрису за ногу потянули вверх. Мы все онемели. И вдруг Фаина Георгиевна, никогда не теряющая юмора, своим характерным низким голосом пророкотала: «Боже мой, дорогая, я так не смогу».
У ВОЛЧЕК ЕСТЬ СЛАБИНКА — СМЕШЛИВОСТЬ
— Я уже привыкла к тому, что меня периодически записывают в родственницы Галины Волчек. Утверждая, что ведущие роли в театре получаю исключительно потому, что я — то ли ее дочь, то ли сестра. Все это не более, чем слухи. Мы с Галиной Борисовной родные не по крови, а по творчеству. Наша первая совместная работа была в спектакле «Эшелон». Я играла роль Саши — девушки, находящейся постоянно в прострации. Говорила всего пару фраз. Зато могла наблюдать за коллегами. Ведь в этой постановке заняты практически все актрисы «Современника». Галину Борисовну Волчек я считаю своим самым любимым режиссером. Она — великолепная актриса, умеющая даже самую маленькую роль сделать выигрышной и запоминающейся. Но имеет одну маленькую слабинку — очень смешлива. Ее расколоть — ничего не стоит. Тем более, что на сцене любой пустяк может вызывать хохот. Однажды в «Записках Лопатина» Валентин Гафт оговорился: «Когда вы были в лопухации». Я закрыла лицо руками и стараюсь подавить смех, а Галина Борисовна хохочет во весь голос. Только мы взяли себя в руки, как звучит продолжение — «Я был в эвапупации». Тут Волчек уже начала рыдать от смеха. Зрители ничего не понимают. Пришлось платформу, на которой мы сидели, срочно убирать за кулисы и давать занавес.
Другого такого фанатично преданного театру человека, как Галина Борисовна, тяжело найти. Именно она сумела не только сохранить «Современник», когда вслед за Олегом Ефремовым ушли ведущие актеры нашей труппы, но и держать его на уровне. Ее заслуга и в том, что наш театр многие годы остается аншлаговым, а также — интересным зрителям.
Профессия театрального актера сиюминутна. Это не живопись, которая может быть понята когда-то, и не музыкальное произведение, оцененное слушателями через 100 лет. Нужно научиться преодолевать себя, порой забыть о боли, самолюбии, неумении, страхах и нервах. Потому что ты не имеешь права сказать зрителю, что я не готова и покажу это завтра. Театр — это сегодня, сейчас и в данную минуту. Именно на сцене происходит преувеличение жизненных ситуаций, перехлест страстей и потрясений. Для меня театр — это возвращение в детство, когда человек верит в чудеса. Это способность пережить несколько жизней за то время, пока идет спектакль. Мне кажется, что только новые роли поз воляют артисту не расслабляться и быть постоянно в форме.
