В конце июня в Москве завершалась всемирная театральная олимпиада, длившаяся несколько месяцев. Критики (причем самые заметные) наперегонки хвалили спектакль нашего режиссера Андрея Жолдака по чеховской «Чайке», попутно вспоминая добрым словом его же «Тараса Бульбу». Никакого тебе похлопывания по плечу: на общем застойном фоне жолдаковская версия знаменитой пьесы выглядит новым словом, и притом в мировом масштабе (а тут ведь и вправду такими мерками меряют, что и есть одно из следствий мегаполисного бытия).
К тому же Богдан Ступка 19 июня получил премию «Хрустальная Турандот» как лучший актер театральной России — за роль в спектакле «Старосветская любовь» (напомню, это российский продукт, несколько раз прокатывавшийся и в Украине). Ну, как тут не возгордиться? Сразу после случившегося Ступка переехал в гостиницу «Националь» и приступил к обязанностям члена жюри ХХIII Московского международного кинофестиваля. Прибывшая на тот самый фестиваль знаменитая французская актриса Сандрин Боннер в одном из интервью говорит о том, что, по ее мнению, пан Богдан является великим актером…
Написав все это, я неожиданно подумал вот о чем. Трудно предположить, что, скажем, американский, французский, итальянский и даже российский критик начал свой отчет о фестивале с фиксации подобных фактов. Да он бы просто не обратил на них внимания. Это как бы само собою разумеющееся. Мы же продолжаем ощущать себя где-то на обочине (Ступки и Жолдака это не касается), а потому особо чувствительны к проявленному вниманию. Надеюсь, рано или поздно, это пройдет. Для этого нужно не так уж много — войти в мировое культурное сообщество, быть принятым им как равные среди равных. Продуцируйте тексты (кинематографические, театральные, литературные) мирового уровня, и все у нас получится.
На фестивале присутствовала только одна украинская картина — «Непокоренный» Олеся Янчука. К сожалению, не в конкурсе. Среди прочих программ была и такая — «Социалистический реализм вчера и сегодня», вот в нее и пригласили наш фильм. На первый взгляд, логики тут никакой. Янчук ведь рассказал о лидере Украинской повстанческой армии Романе Шухевиче — причем здесь с о- ц и а л и с т и ч е с к и й реализм? А при том, что еще достаточно молодой режиссер во многом следовал именно этой традиции. Перед нами вождь мессианской закваски, только он, в сущности, выписан подробно, выведен на крупный план. Остальные — это масса, которой надлежит еще расти и расти, тянуться в историческое будущее.
Рядышком с картиной Янчука были «Кавалер Золотой Звезды» Юлия Райзмана, «Русский вопрос» Михаила Ромма, «Мать» Марка Донского… И — прошлогодний каннский триумфатор «Танцующая во тьме» Ларса фон Триера, «Эрин Брокович» Стивена Содерберга, «Бунт в Гудзе» Сейдзиро Кохиамы. Ибо, по словам составителя программы Кирилла Разлогова, соцреализм является предтечей постмодернизма, «отцом, если не дедушкой, социального кинематографа, переживающего очевидный расцвет на рубеже тысячелетий». Трудно не согласиться. К примеру, на том же сеансе, что и «Непокоренный», показали новый фильм известного британского режиссера Стивена Фрирза «Лиэм». Он о 30-х годах, о том, как все труднее живется рабочему люду. Вытолкнутые на улицу люди начинают искать виноватых. И находят — в иноверцах, конечно. Фашизм так часто рождается из социальных бед. Та самая проблематика, к которой никто из наших сегодня практически не обращается. Боятся нарваться на обвинения в соцреализме. На Западе же не боятся. Быть может, потому, что знают, как важно не дать развиться социальным болячкам.
Я только приехал в день показа «Непокоренного», и потому на просмотр не попал. Знаю, что прошел он достаточно успешно, был встречен публикой (потребовавшей, как мне рассказали, не давать в зал русский перевод), хорошо. Кто-то, правда, из зала будто бы высказал мнение о провокационности затеи. Мол, годовщина начала Великой Отечественной, а тут про бандеровцев показывают. Опять- таки в пересказе знаю, что русскоязычная радиостанция «Свобода» устами своего московского корреспондента тоже осудила присутствие украинского фильма на фестивале. Сообщивший этот факт московский киновед добавил иронически: аргументы были в стиле «Советской России»… Бывают странные сближения.
Настоящий, хотя и не слишком разгоревшийся, скандал был отзвуком другого фестиваля — петербургского «Послания к человеку». Туда пригласили Лени Рифеншталь. В 20-е годы она была одной из звезд немецкого кино, в 30-е полюбила Адольфа Гитлера со всей его идеологической начинкой. Любовь вылилась в несколько документальных лент, самой знаменитой из которых считается «Триумф воли» — о съезде нацистов. И вот 98-летнюю, но все еще бодрую старушенцию, пригласили в Питер, колыбель большевистской революции, и устроили прием по высшему разряду. Даже приз «за вклад» в мировое киноискусство вручили.
Некоторые участники московского феста всполошились. Немецкий киновед, известный специалист по восточноевропейскому кино Ханс Шлегель заявил: то, что не удалось сделать Гитлеру, получилось у Рифеншталь — фашисты вошли в Ленинград. Его поддержали многие. Но далеко не все. На дискуссии «Критики против режиссеров» наиболее ясно позицию другой стороны изложил критик Мирон Черненко. Давайте, воззвал он, в таком случае запретим и кое-что из советского кино. Многое из отечественной киноклассики 30-х годов вполне вписывается в понятие «пропаганда фашизма», только коммунистического. Не пора ли снять идеологические шоры и спокойно смотреть в прошлое, не подменяя кинематографические тексты идеологическим пустозвонством?
Тот случай, когда по-своему правы и те, и другие. Хотя все же с фашизмом лучше не заигрывать, не трактовать его как «бумажного тигра» или хилую бабушку, которую уже просто жалко. Завтра в кровати той бабушки может объявиться вполне жизнеспособный волк и объявить о своих представлениях и правах. Кого ест такой волк в первую очередь, известно: поборников свободы и демократии.
Тревоги мирового сообщества по сходным поводам отразились в зеркале Московского фестиваля многократно. Его победитель, американский фильм «Фанатик» Генри Бина, повествует о нетерпимости, да еще в нестандартном варианте — еврей является лютым антисемитом. Автор картины «Нечестное состязание», знаменитый итальянец Этторе Скола (приз за лучшую режиссуру), рассказывает простую историю о двух торговцах, живущих рядышком на одной из римских улочек. 38-й год, времена Муссолини, «мягкий» такой фашистский режим. Две однотипные семьи — и товаром торгуют одним и тем же, и дети их влюбляются друг в друга: старшие, а младшие просто дружат. Правда, время от времени вспыхивают скандалы — конкуренция жестокая вещь.
Но потом оказывается, что одна семья итальянская, а другая — еврейская, то бишь «другая». Начинаются репрессии — евреев начинают изгонять из одной сферы общественной и производственной жизни, другой… Тут бы порадоваться, как-никак конкурента изничтожают, твоему бизнесу польза несомненная. Однако герой Диего Абатантурио оказывается человеком исключительно благородным — он просто протягивает руку дружбы человеку, попавшему в беду. В финале этой, к сожалению, слишком академичной, носящей следы режиссерского «пенсионерства» (Сколе недавно исполнилось 70 лет) картины звучит щемящая нота сиротства — соседей увозят и лирический герой фильма осознает, что этот колокол звонит и по нему. И правда, тот, кто роет яму соседу, непременно угодит в нее сам. Рано или поздно.
Пожалуй, это и было магистральным сюжетом фестиваля в Москве: другость, инаковость. Вот иранский фильм «Под кожей города» Ракшан Бани Этемад (женщина-режиссер теперь там совсем не диковинка). Обычная семья, живущая трудно, но достойно. Во главе ее — Туба, 60-летняя работница ткацкой фабрики (опять-таки узнаешь некоторые соцреалистические черты). Изо всех сил удерживает она дом, ведь это крепость, за стенами которой легче выжить в этой жизни. Вожди нации — а все происходит во время очередных выборов в Меджлис — призывают к новой жизни, однако верят им немногие. Старший сын Тубы, Аббас, мечтает о другой жизни и другой стране — Японии. Там, там земля обетованная для человека предприимчивого, умеющего работать и заработать. Чтобы добыть деньги на переезд, он решается на авантюру — тайком от матери продает дом. Однако деньги прикарманили проходимцы… Точно и сочно прописанный быт, характеры, представляющие страну, мечтающую о новой жизни. Благодатная ситуация для рождения иллюзий. Но и это надо прожить и пережить…
На том же конкурсном киносеансе показали картину другого иранца, Резы Багхера, «Стеклянные крылья». Фильм, правда, шведский, потому что режиссер давно уже живет и работает в Скандинавии. Получилось словно бы продолжение предыдущей ленты, поскольку рассказ об иранской семье, переехавшей некогда в Швецию. Отец семейства пытается сохранить родной язык и культуру, однако младшая дочь, 18-летняя Назли, всячески этому противится. Ей хочется быть шведкой — во всем. Однако отец велит ей выйти замуж за вполне конкретного мужчину иранских кровей, следовать иранским ритуалам и т.д. и т. п. Ну, нет — Назли даже от имени своего отказываетсся и просит называть себя Сарой. Правда, в финале достигается некий компромисс между отцом и дочерью. И тот, и другая начинают понимать, что в чем-то следует уступить. Вполне украинский, кстати сказать, сюжет — с той лишь разницей, что нашим Назли совсем не обязательно выезжать из родной страны, чтобы отказаться от имени своего и языка своих родителей.
Вот китайцы — те не мечтают о заморских странах и об изменении имиджа. В лучшем из виденных мною конкурсных фильме «Чай из Хризантем» режиссера Цзинь Чэня (это его вторая картина) рассказывается трогательная история любви простого рабочего парня, железнодорожника, и учительницы (только ленивый не вспомнил при этом нашу «Весну на Заречной улице»). Сложность состоит в том, что девушка неизлечимо больна, ее сердце не выдержит тягот женской семейной жизни. Остается уповать разве что на чудо. И на себя самого, ведь чудо любви всегда самодельно, оно не даруется кем-то извне. Поэтому в финале героиня отваживается на любовный подвиг — и все устраивается. Чудо — это когда живешь в согласии с чувствами и совестью, когда любишь не потому, что где-то и с кем-то лучше и веселей. Любишь — и все.
Какая нежная, потрясающе нежная история. Акварельная киноживопись, люди, внимающие природе и сами являющиеся частью той природы. Поэзия, посещающая тех, кто предан духовным ценностям… Прелесть этого фильма была тем сильне, что рядом на экранах бушевали страсти иного толка. Однако об этом в другой раз.
