Председатель Совета министров Италии Сильвио Берлускони представил программу своего правительства в Сенате. Ее суть такова. Берлускони, победитель недавних выборов, заявил о намерении изменить Италию путем проведения ряда реформ — частичная федерализация государственного устройства через передачу регионам компетенции в ряде отраслей здравоохранения, образовании и охране общественного порядка. Он пообещал преемственность курса внешней политики, ориентированной на Европу и на дружбу с США, объявил о намерении списать 100% коммерческих долгов наиболее бедных стран, которые будут проводить здоровую экономическую политику и соблюдать права человека. Немаловажно и то, что Берлускони пообещал внести в парламент до летних каникул проект закона, призванный урегулировать конфликт интересов между его новой политической должностью и деловыми интересами. Именно этот конфликт, ставший одной из причин отставки правительства Берлускони в 1994-м, и поныне вызывает весьма неоднозначные комментарии мировой прессы. Автор статьи уверен, что победа магната Берлускони на выборах была логичной; определяет трудности, с которыми неизбежно столкнется его правительство, и считает итальянский пример поучительным для всей Западной Европы, в частности, — для европейских правых.
Действительно ли Италия будет выглядеть совсем иначе после того как Берлускони сложит властные полномочия? На этот вопрос можно пожать плечами и ответить: «Вряд ли». Однако подобный самодовольный цинизм безоснователен.
За послевоенный период в Италии побывало у власти 58 правительств, причeм все они были либо коалиционными правительствами, либо правительствами меньшинства и мало влияли как на внутренние, так и на международные события. Недолгое пребывание Берлускони у власти в 1994 году не было исключением из этого правила. Ему мешали и неуправляемый партнeр по коалиции («Северная лига»), и личные проблемы, связанные с судебными разбирательствами, а также недостаточная легитимность, вытекающая, по мнению многих итальянцев, из конфликта интересов между огромным богатством и политической властью Берлускони. Эта нелигитимность ставила под сомнение его политические решения и авторитет.
Сейчас дело обстоит совершенно по-другому. Г-н Берлускони был избран большой группой избирателей, долгие годы не имевших политического голоса, а его предвыборная платформа основывалась на сокращении налогов. Вполне вероятно, что правительство Берлускони останется у власти в течение полного парламентского срока. Чтобы понять значимость перечисленных выше фактов, давайте рассмотрим два важных различия: между нынешней Италией и Италией 1994 года, а также между Италией и другими странами Европы.
Различия между Италией 2001 года и Италией 1994 года очевидны. В отличие от 1994 года, у премьера Берлускони стабильное большинство в обеих палатах парламента. Позиция «Северной лиги» не имеет принципиального значения для правительства, а остальные партнeры по коалиции лояльны и надeжны.
Италия стала членом Европейского валютного союза. Еe налогово-бюджетная система упорядочена. Правительственный бюджет остаeтся сдерживающим фактором в принятии политических решений. Италия больше не стоит на краю финансовой пропасти, и в ревизии финансовых средств правительства нет необходимости. Итальянцы приветствуют порядок и стабильность, которые принeс Маастрихтский договор.
Труднее заметить, насколько сильно Италия отличается от континентальной Европы. В отличие от французов или немцев, многие итальянцы не доверяют влиятельному правительству. По сравнению с остальной Европой, общественное мнение в Италии, по-видимому, больше полагается на рыночные ценности, международную конкуренцию и свободное предпринимательство.
Инстинктивно подозрительное отношение итальянцев к правительству имеет свои исторические корни, но у него есть также и экономические причины. Поскольку уклонение от налогов распространено в Италии больше, чем в других странах, налоговое бремя лежит главным образом на ограниченном круге налогоплательщиков, вынужденных платить весьма высокие налоги. В то же время, по сравнению с другими странами Европы, качество государственных услуг часто подвергается критике, поскольку государство «всеобщего благосостояния» обычно производит перераспределение общественных благ в пользу могущественных политических групп, а не на всеобъемлющей и «справедливой» основе.
В недавнем опросе общественного мнения, проведeнном во Франции, Германии, Испании и Италии (см. Economic Policy, апрель 2001), 51% опрошенных итальянцев выразили пожелание, чтобы государство в меньшей степени было государством «всеобщего благосостояния» — иными словами, правительство должно уменьшить налоги, урезав при этом пенсии и другие выплаты на семью. Во Франции с этим согласны 43% опрошенных, в Германии — 29%, в Испании — 22%. Такие же различия между Италией и другими европейскими странами показал опрос «Евробарометр», проведeнный в начале 90-х годов.
До последнего времени специфическая избирательная система Италии не давала возможности приобрести заметное политическое влияние большой группе итальянских избирателей, отдающих предпочтение менее громоздкому правительству (возможно, такие избиратели составляют большинство). Нестабильные коалиционные правительства Италии, находившиеся у власти в 70-е и 80-е годы, в основном были неподотчeтны избирателям и парализованы внутренними конфликтами. Затем наступили 90-е годы, и Христианско-демократическая партия, в основном представлявшая интересы избирателей с умеренными взглядами, была сметена скандалами, связанными с коррупцией.
Г-н Берлускони и его союзники быстро заполнили этот политический вакуум. Именно поэтому Берлускони выиграл выборы, несмотря на судебные расследования и озабоченность общественности по поводу «конфликта интересов». Он был единственным, кто представлял эту большую группу избирателей с умеренными взглядами.
Экономическая платформа левоцентристской коалиции не выглядела убедительной и заслуживающей доверия в глазах тех, кто выступал за ограничение вмешательства правительства и за снижение налогов. Экономическая программа коалиции воспринималась как слишком дорогостоящая, если сравнивать затраты на ее реализацию с неопределeнным преимуществом в лице якобы более «легитимного» правительства.
Будет ли новое правительство использовать эту уникальную возможность для проведения реформы? Трудно сказать. Некоторые проблемы, несомненно, возникнут из-за того, что г-н Берлускони вновь увязнет в болоте обвинений, связанных с «конфликтом интересов». Он также столкнeтся с враждебностью профсоюзов и, возможно, недоверием европейского общественного мнения.
Кроме того, правительство столкнется с трудностями при решении таких задач, как реформа пенсионной системы, повышение гибкости рынка труда, передача полномочий в пользу регионов при сохранении экономного бюджета. Каждая из этих задач могла бы обескуражить любое правительство, независимо от того, каким большинством оно располагает и насколько чист его избирательный мандат. Тем не менее, в первый раз за несколько десятилетий Италия получила правительство, предвыборная платформа которого основана на сокращении численности правительства и снижении налогов, и имеющее поддержку стабильного парламентского большинства. Независимо от того, добьeтся ли премьер Берлускони успеха или нет, — и каковы будут причины его успеха или неудачи, — результат будет поучителен для всей Европы, в особенности для европейских консерваторов, которые, как кажется, в последнее время часто сбиваются с курса.
