Около миллиона людей умерли во время голода в Северной Корее в 1995—1997 гг. Сейчас Мировая продовольственная программа опасается того, что Корее угрожает еще один голод — объем сельскохозяйственного производства в стране, вероятно, снизится до 1,8 миллионов тонн зерна, что намного меньше, чем 4,8 миллионов тонн, которые необходимы для обеспечения простых жителей Северной Кореи их скудным рационом — около 200 граммов в день (половина дневного рациона беженцев в лагерях ООН). Еще более усугубляет дело то, что национальные продовольственные запасы закончились в январе, а гуманитарная помощь, оказанная Северной Корее, закончится в этом месяце.
В то время как Мировая продовольственная программа кормит шесть миллионов детей Северной Кореи, семнадцать миллионов взрослых людей должны полагаться на себя. (Программа «первым делом военные» означает, что большинство поставок продовольствия отдаются огромной постоянной армии и бюрократии Северной Кореи.) Чтобы выжить, многие жители Северной Кореи разыскивают съедобные корни и листья, варят супы из капустных кочерыжек и овощных отходов. Те, кто выживают, будут недоедать больше, чем когда-либо, а процент детей, у которых наблюдается задержка роста, увеличится, хотя сегодня он уже составляет две трети.
Следующий мини-урожай в Северной Корее будет только в конце июня. Но этот урожай будет даже хуже, чем ужасающий урожай прошлого года. В то же время Южная Корея сократит свои поставки удобрений для выращивания риса с 300,000 тонн до 200,000 тонн. Но даже это вызвало споры в Сеуле среди тех, кто утверждал, что эту гуманитарную помощь нужно оказывать только в случае выполнения условий по улучшению отношений между Севером и Югом.
Эти ужасные условия — следствие необычной формы социализма в Северной Корее, известного под названием «юх». Сегодняшний лидер Северной Кореи Ким Чен Ир продолжил разработку «юх», созданного еще его отцом, в девятистах книгах и статьях.
Несмотря на то, что Северной Корее удалось избежать марксизма-ленинизма, занимаясь разработкой «юх» в 1967 году, советские субсидии поддерживали экономику Северной Кореи над водой до 1991 года . Ослабленная распадом СССР, экономика оказалась в панике после следующих один за другим приливов и отливов в 1995-м, 1996-м и 1997-м гг. Хотя Ким Чен Ир избегает разговоров об этом в своей стране, даже он, возможно, уже верит в то, что «юх» — это потерянная философия. Таким образом, он обратился за советом к Китаю.
Особенный совет «как сделать...» — это то, что хочет получить Ким от Китая. Во время первого из двух своих визитов в Китай в прошлом году, Ким Чен Ир спросил председателя Цзян Цземиня о том, как перейти к рыночной экономике и при этом сохранить авторитарное диктаторство. «Рад служить», — сказал председатель Цзян. Во-первых, строго подавляйте политические разногласия, как только они возникнут. Во-вторых, изучите наши биржи и специальные экономические зоны. Во время второго визита Ким Чен Ира в Китай, который произошел после его исторической встречи с президентом Южной Кореи Ким Дэ Юнгом в июне прошлого года, премьер КНР повез лидера Северной Кореи в Шанхай и показал ему биржу и огромные зоны развития Пудонь.
Никто не сомневается в том, что Цзян Цземинь знает, как сохранить авторитарный режим. Но является ли он лучшим советчиком по вопросу, как улучшить экономику Северной Кореи? Возможно, нет: Северная Корея — не Китай. Политика, которая подвергалась преобразованиям в Китае за последние два десятилетия, вряд ли сработает в Северной Корее. Пройдет много времени перед тем, как «Дорогой Вождь» сможет убедить своих последователей в том, что фондовая биржа с ее потребностью возникновения корпораций и даже приватизацией, вообще имеет какое-либо отношение к начальной стадии «юх». Убедить себя в том, что реформа неизбежна, было самым большим достижением китайского руководства.
В Китае экономические зоны — особенно пять специальных экономических зон и территория Пудонь в Шанхае — работают потому, что с самого начала они были задуманы как лаборатории для проведения экономических, социальных и даже политических экспериментов. Основным вкладом этих зон было экспериментировать с капиталистическим рынком ограниченным, и поэтому являющимся политически приемлемым способом перед тем, как воплотить эти уроки в жизнь по всей стране.
Дэн Сяопин, который ввел эти зоны, понимал, что открыв экономику Китая для всего мира, зоны неизбежно позволят «комарам» прилететь в Китай. Он принял этот риск в качестве цены, которую нужно было заплатить, чтобы улучшить экономическое благосостояние простых китайцев. Он был прав: комары прилетели, принеся с собой коррупцию, преступность, прогрессивные и либеральные идеи и — что, возможно, самое главное — осознание того, какова жизнь во всем мире.
Жизнь в Северной Корее, однако, герметично запечатана. Радиоканалы, разрешенные в Северной Корее, могут быть настроены только на северокорейские станции . Только некоторым жителям Северной Кореи разрешено посещать Пхеньян, столицу страны, в то время как каждый год миллионы китайцев путешествуют и учатся за границей. Действительно, когда Северная Корея обратилась к шведским ученым с просьбой предоставить обучение по специальности управление бизнесом, руководство настояло на том, чтобы обучение проводилось в условиях как можно ближе северокорейским. Таким образом, обучение будет проводиться не в Стокгольме или другом открытом городе, а в коммунистическом Ханое.
Начиная с Ким Чен Ира, руководство Северной Кореи имеет мало представления или вообще его не имеет о «комарах», которых принесет с собой открытие экономики. В отличие от Дэна, они не будут считать это приемлемым. Суп из капустной кочерыжки и салат из травы, к сожалению, вероятно еще долго будут преобладать в диете давно страдающих жителей Северной Кореи.
Дэвид УОЛЛ — главный научный сотрудник Королевского Института Международных Дел в Азии.
