Молдавский политический эксперимент стартовал летом прошлого года, когда республика изменила форму правления и стала парламентской. Функции президента страны были согласно утвержденным парламентом изменениям к конституции сведены до минимума, причем выбирать президента отныне должен парламент. В конце прошлого года Молдова уже пережила трагикомедию с несколькими раундами президентских выборов, когда для избрания нового президента временами не хватало одного-двух голосов.
Президент (уже бывший) Петру Лучински назначил досрочные парламентские выборы. И здесь наступила вторая фаза молдовского эксперимента — победа компартии была просто поразительной. Притом, что коммунисты, собственно, ничего нового не обещали. Просто все другие политические силы оказались полностью дискредитированными.
Президент Лучински спокойно пережил победу коммунистов, заявив, что, во всяком случае, теперь в Молдове будет большинство, которое сможет нести политическую ответственность.
Воронин, став президентом, просто поблагодарил за свое избрание. Очевидно, к программному выступлению коммунисты еще не готовы. Кроме того, еще следует определиться с премьер- министром и составом правительства. Из предыдущих заявлений Воронина вытекало, что правительство совсем не обязательно будет коммунистическим. Одним из наиболее достоверных кандидатов на пост председателя правительства сейчас в Кишиневе считается нынешний министр иностранных дел Николае Черномаз.
Первые публичные заявления Воронина после победы коммунистов свидетельствовали о том, что четкой программы действий в ПКМ нет. Но нет и желания сразу все ломать. Наоборот, Воронин уверял, что резких изменений не произойдет, что основные приоритеты останутся на месте. Вместе с этим он отмечал, что коммунисты будут бороться с «бандитской приватизацией» и выступают за передачу предприятий в собственность коллективов. Все важные решения отныне в Молдове принимаются даже не парламентом, а пленумом компартии.
Накануне парламентских выборов одним из лозунгов компартии было присоединение к российско-беларусскому союзу, которое сразу же вызвало оживленную поддержку КПРФ. Впрочем, позднее Воронин стал говорить, что сначала во всех заинтересованных странах следует провести соответствующие референдумы на тему — а хотят ли они, чтобы Молдова к ним присоединилась. И вообще, из первых заявлений лидера молдавских коммунистов недвусмысленно вытекало, что предвыборная риторика и реалии не всегда совпадают, во всяком случае, полностью. Хотя многие допускают, что, например, вопрос повышения статуса русского языка будет решен новым руководством положительно. В том же, что будут значительные подвижки в решении приднестровской проблемы — много сомнений. Российская пресса вообще допускает, что отныне Москва откажется от поддержки Тирасполя в пользу более дружественных отношений с Кишиневом.
Успехи молдавских коммунистов вдохновили их украинских однопартийцев — в частности, один из идеологов украинских коммунистов, Георгий Крючков, в интервью «Дню» говорил с надеждой, что «у них» (в Молдове) все получится.
С другой стороны, полный переход власти к коммунистам вполне может, как бы это ни было парадоксально, означать начало конца коммунистической идеи на постсоветских просторах — в случае, если никаких изменений к лучшему новое молдовское руководство не добъется. Повторения «болгарского варианта», возможно, и не будет — молдаване всегда были относительно мирными. Но состояние экономики страны, отсутствие нестандартных идей и способности к консолидации общества (включительно с приднестровским) объясняют скепсис многочисленных наблюдателей в отношении молдавского коммунистического чуда и перспектив коммунистической идеи вообще. Тем более — в монопольном виде.
Уроки — очевидно, не в том, что молдаване проголосовали за коммунистов. Скорее — в том, что кто-то же создал соответствующие условия.
