Стилевая картина «Киев Музик Феста» напоминала скорее пеструю мозаику — необарокко, неоромантизм, неоклассицизм, авангард 60-х, поставангард, и наконец интонационные искания 90-х.
Начнем с одной из наиболее эпатажных премьер фестиваля. В музыковедении стало традицией говорить о Сергее Зажитько и о его новых опусах как о чем-то из ряда вон выходящем. На сей раз композитор представил на суд зрителей своего «Нестора Батюка» — смешное театрализованное «представление» для чтеца, бубна, скрипки, мандолины, игрушечных инструментов и других звуков. Автор посягнул на святая святых — лермонтовский «Парус». Смысл декламации чтеца — в его вызывающих, возможно, даже издевательских смыслоударениях. Постепенно патетика оратора перерастает в плясовые подтанцовывания, сопровождающиеся выкриками из различных углов зала и специфическими звуковыми эффектами. Как всегда, Зажитько внес смятение в ряды публики: одних ввел в легкое шоковое состояние с недоуменным удивлением в глазах, других — активно включил в игру. Что это? Желание автора быть в центре пристального внимания? Первым дойти до финиша поставангарда? Дать возможность по-новому увидеть старое, на современный лад пропеть красоты интонаций лермонтовской лирики? Или же это зарождение новых художественно-стилевых направлений, эпатирующих ложную серьезность заявок постмодернизма?
Как бы то ни было, литературно-театральное начало в современной музыке утверждает себя как главенствующее. Взять хотя бы «Douze notations» («Заметки») — программно-литературное название фортепианного цикла Пьера Булеза, «диалог поэта и композитора» (для чтеца и фортепиано) «Со-творіння» Валентина Мартынюка, красочное театрализованное действо (для смешанного хора, органа, квартета деревянных духовых инструментов, ударных, балета и чтеца) «Французские фрески» Леси Дычко.
Примечательно в этом отношении произведение Леонида Грабовского на слова Николая Воробьева «І буде так» для сопрано и трех инструментов с электроникой. Композитор создал философский трактат в миниатюре, где рассказчиками выступают сами исполнители, подражающие звукам реальных жизненных явлений — гулу самолета, звону будильника, сирене «Скорой помощи», синтезированной с помощью компьютера речи. Эти имитации, обрамляющие каждый из восьми стихов цикла, звучат как сигналы предожидания катастрофы, бедствий, людских страданий. Такая игра со звуками цивилизации поставила композицию Леонида Грабовского в один ряд с эмоциональными, болезненно экспрессивными сартровскими сочинениями — все те же экзистенциональные излияния на грани сюрреалистических зон сознания и подсознания.
Контрастом экспрессивной сюжетной линии фестиваля выступили конструктивно-звуковые эксперименты Юрия Ланюка, Святослава Лунева, Ивана Небесного, Геннадия Ляшенко. Произведения этих авторов объединены общим драматургическим приемом — каждый инструмент является персонажем в разыгрываемом театрально-инструментальном действе, и амплуа каждого из них — ни что иное как дань традиции авангарда. Скрипка — после нескольких напряженных мотивов-эпиграфов застывает в длящихся звуковых диссонантных растяжках; флейта — берет на себя исполнение различного рода фрулад; фортепиано — дребезжит, рассыпается в трелях, иногда весомо провозглашает «словотезу», либо щипковыми, ударными, вибрирующе-резонирующими спецэффектами включается в диалогическую игру.
Иные образно-художественные тенденции были обозначены в «неоимпрессионистических» композициях. Эффекты звукоизвлечения, тембрально-регистровые эксперименты на этот раз подчинены созданию красочно-изобразительных, почти зрительно осязаемых композиций («Звукові ілюзії» Людмилы Юриной, «Карткова хатка» Дмитрия Капырина, фортепианный цикл «Кольорова весна» Геннадия Сасько).
Были представлены на Фесте и медитативные опусы Валентина Сильвестрова — «Вестник», «Эпитафия», а также сочинения композиторов новой генерации: Анны Гаврилец, Владимира Рунчака. Произведение последнего «Зі мною ще хтось» для фортепианного трио лично у меня вызвало ассоциации с философско- медитативными картинами известного украинского художника Ивана Марчука.
Что же касается Валентина Сильвестрова, то его творческий облик был представлен не совсем привычной гранью. «Осенняя серенада» для струнного оркестра озадачила многих сидящих в зале. Четырехчастный цикл «Танго. Песня. Интермеццо. Колыбельная» заинтриговал слушателей конкретностью воплощения программных жанровых установок.
Как видно, Фест «пережил» несколько сюжетно-смысловых линий. Одна из наиболее рельефных — линия трагических образов: «Траурная месса» Винченцо Манфредини (Италия), затем «Эпитафия» Валентина Сильвестрова, целая серия пассакалий Евгения Станковича (одна для органа и две — для камерного ансамбля) и заключительное слово фестиваля — «Liebestod» Виталия Губаренко и симфония № 6 «Трагическая» Густава Малера. Возможно, это просто стечение обстоятельств, а может — выражение интуитивных ощущений людей, переживающих рубеж тысячелетий?
Итак, Фест состоялся, и его успех в немалой степени зависел от разнообразия исполнительских интерпретаций. Следует особо отметить Национальный заслуженный академический симфонический оркестр Украины (дирижеры Владимир Сиренко, Кирилл Карабиц), Заслуженный симфонический оркестр Национальной радиокомпании Украины (дирижер Вячеслав Блинов), Национальный ансамбль солистов Украины «Киевская камерата» (дирижер Валерий Матюхин), Киевский камерный оркестр (дирижер Роман Кофман), ансамбль новой музыки «Кластер» (дирижер Андрей Юркевич, Львов), Муниципальный камерный хор «Киев», Муниципальный камерный хор «Хрещатик», детский хор «Веснівка» и других.
На закрытии Феста его директор Иван Карабиц подчеркнул неоднозначное отношение к фестивалю журналистов. Как бы то ни было, из его слов было ясно, что Фест может радовать, может вызывать споры, но никого и никогда не оставляет равнодушным.
P. S. В предыдущей публикации по техническим причинам была допущена ошибка. На фестивале 1998 года чествовали, конечно же, не 70-летие, а 60-летие Мирослава Михайловича Скорика.
