Душным летним вечером я возвращался домой, обдумывая тему для репортажа, в котором могли бы уместиться и негромкие размышления о прошедшем, скромные прогнозы о будущем и оглушительное настоящее, делающее из нас нервных, пугливых агрессивных существ, напичканных галюциногенами. Вечерняя прохлада потеками струилась между деревьями, и невольно глаза следили за странными тенями листвы, отмечая несуразные силуэты и вихри.
Мое рассеянное внимание привлекла странная тень, как бы свисающая с ветки и отличающаяся более темным колером. Приглядевшись, я отметил схожесть объекта с шерстяной шапочкой, которую носишь обычно зимой в не очень большой мороз, когда нет ветра и светит солнце. Быстро я сдернул шапочку и присмотрелся. Оказалось, что это была шапка-маска, с вырезами и проемами, пригодная и для разгона митингов, и для ограбления банков. Как она очутилась на дереве? То ли грабитель в панике оставил ее висеть на зацепистой ветке, то ли сверху, из какого-нибудь окна, шапочку выбросили и следили, как она падает в темноту. Такие шапочки-маски в магазинах спецпринадлежностей стоят около тринадцати гривен. Купил, натянул поглубже и иди пугай прохожих или заглядывай в окна, вызывая оцепенение жильцов. Жизнь наша проходит под символом такой вот шапочки-маски с прорезами, чтобы не могли запомнить лица, а лишь страшную личину маски. Цвета у таких шапочек разные, но особенно берут черные и зеленые. Спрос на маски устойчивый и даже растет. Особенно популярны у подростков и у крепких парней с вызывающим на поединок взглядом. Я и сам присматривал себе такую вот шапочку-маску, но странным стечением обстоятельств она сама пожаловала ко мне в руки, абсолютно новая и пахнущая магазином. Я собирался в такой шапочке защищаться от комаров на ловле рыбы и при сборе грибов в ночное время. Комары же сейчас, сами знаете, какие, злые, с острым жалом и сильным ядом. От комаров шапочка-маска в самый раз. Но обязательно нужно примерять к своему лицу, какой цвет лучше. Красный тоже ничего, сейчас все более популярен. Голова в красной шапочке с прорезями для дыхания и глаз. Что-то напоминает.
Не раздумывая особенно долго, я простоял пять минут, ожидая, что владелец маски объявится, но такового не оказалось. Лишь ветерок пробежал по лицу. Улица была пустынна и сумрачна, сверху из окон падал свет. Быстро и ловко я натянул маску, чтобы она плотно облегала лицо, и сразу же что-то новое и необычное возникло в душе. Чувство безнаказанности, беззаконности, восторга и тайны. Так вот почему они носят маски, — воскликнул я, вспомнив многочисленные телерепоражи, в которых серьезные рослые парни штурмуют, ловят, бьют или просто сидят на отдыхе в таких точно шапочках, скрывающих лица. Двойники самих себя, странные привидения закона, прячущие свои настоящие лица. Человек в маске неуязвим для совести. Все, что он совершает, совершает не он, а его двойник. Двойник исчезает, и вместе с ним и память о всех делишках, как только снята масочка. Ты уходишь обычным гражданином, с лицом, уставшим после трудового дня. Как бы поиграл в страшном театре, и с костюмом снята и вся ответственность за проделанные ролью убийства.
Маска — необходимая принадлежность нашего времени. Мы все часто носим маски и гордимся этим. Время масок и маскировки. Второй личины и третьей. Без масок не обходится сейчас никто: ни дети, ни взрослые.
Уже в маске я вспомнил рецидивиста Виталия, с большим ярким талантом художника. Первый свой срок он заработал за махинации с аудиоаппаратурой в советское время. Случайно встретив его на улице, услышал жуткую историю о шоу-масках в тюрьме.
— Сидим, курим в камере, когда дверь открывается и залетает толпа в масках с дубинками, менты, «вэвэшники», и начинают всех и... без разбора, по голове, по спине. И не вздумай сопротивляться, забьют. Колотят долго. И так в каждую камеру. Они называют это «шоу-маски». Мы летаем по камере, как черти. Отрабатывают на нас удары и злость. Так их натаскивает начальство, чтобы не боялись бить людей. И все в черных масках с прорезями. Маскарад!
— И часто так?
— Каждый месяц, иногда два раза в месяц. Беспредел властей! Избиение ни за что. Человек получил свой срок, а его еще и п... Ломают носы, ребра, челюсти. Жаловаться бесполезно. Зэки их же за людей не считают, вот они и сгоняют зло на спинах голодных арестантов. Профилактика. Кроме ненависти к системе, такие варианты не вызывают ничего другого. Они не усмиряют, а дрессируют ненависть. Не знаю, что чувствует этот «вэвэшник», но я бы не хотел никогда быть на его месте. Хай меня ранят! — Виталий смачно сплюнул. — Шакалы!
Человек в маске становится неуязвимым для критики. И справа, и слева. Он выходит не только из-под буквы закона, но и за грань страха. Маска самоокупается бесстрашием. И на войне ты видишь сейчас не лицо врага, а маску врага, и твой враг не может увидеть саркастическую гримасу страха в твоих мышцах лица так же, как и ты не видишь, как он щурится от ужаса.
И сейчас, прохаживаясь в маске по пустынной улице, стараюсь запомнить все ощущения и мысли, вспомнить все случаи, когда приходилось сталкиваться с человеком в маске. Вспомнился карнавал и тысячи людей в разрисованных масках. В карнавалах давался выход злой воле, подспудно давившей человека изнутри в течение года. Но выход был умело организован и не выходил за определенные рамки, стиль поведения не нарушался. Человек под маской переживал это раскрепощение, эти конвульсии злобы, по инерции заведенного порядка двигаясь в среде карнавала.
Одевая карнавальную маску, мы становимся доступны для покаяния. И даже ощущаем свою детскую душу, нестареющую, вечную.
Людям нужен карнавал. Официально установленный Праздник Карнавал, когда все оденут с утра разрисованную маску и пробудут в ней до окончания праздника. Потом маски сожгут на кострах.
Снимая маску, я ощутил, как ко мне возвращается свежесть собственного «я», словно до того затененного маской. Обычная шапочка с прорезями способна творить чудеса, пугать, делать невидимыми, вызывать эффект двойника, изменять ценности и ускорять реакции. Все, как в игре в страшилки. Каким бы стал мир, если бы все одели подобные шапочки с прорезями? Как бы мы узнавали друг друга, постепенно теряя ориентиры, и, наконец, все бы смешались и потерялись, став обществом людей в масках, неустанно ищущих друг друга, чтобы, не узнавая, узнавать. Как бы мы соскучились за привычными, милыми чертами лиц. Наверное, мы бы все сошли с ума от невозможности идентификации. Мир людей в масках становится жестким и безумным. Кто бы он ни был, какие бы благие цели не уставал ставить и добиваться, но все, что мы делаем в масках, порождает зло. Грабитель равен тому, кто в маске преследует его. Убийца в маске приравнивается к омоновцу в маске. Чеченец в маске и российский солдат в маске один другого стоят. Все, что мы делаем в маске, порождает зло. И одевая маску, мы становимся носителями зла. Зло входит в нас вместе с личиной. И если шапочки-маски стали пользоваться таким спросом, значит, зла становится все больше, а добра все меньше. Приобретая для себя такую маску, старайтесь реже надевать ее, чтобы не приросла. А ведь от человека в такой маске люди всегда ожидают самого плохого. Это знак того, что ты готов на убийство. Фирменный знак смерти. Но тут я готов поспорить, потому что этот предмет устрашения очень полезен на рыбной ловле и просто в походе в горы. В ночное время никакой комар не страшен, попробуйте, если приспичит.
Я вернулся к тому месту, где нашел маску, и так же точно повесил ее на ветку, пускай висит. Я отчетливо понял, что она мне не нужна. Джанкой
