Коррупция как традиция и традиция как коррупция. Что древнее? С незапамятных времен коррупция была двигателем прогресса. Можно ненавидеть чиновников-взяточников и вместе с тем исправно платить им мзду за лучшую реальность. Можно кричать о чиновничьем произволе и спокойно рассчитываться с ними валютой за удобную форму отношений, повлекшую за собой хорошие для бизнеса последствия. Можно утверждать одно, декларировать третье, подразумевать второе, а делать совершенно десятое и не соприкасаться с коррупцией в чистом виде, но оставаясь в зоне ее, коррупции, внимания. Коррупция вездесуща и неприкосновенна. Ее нельзя победить, ее невозможно не замечать по неопытности, ее трудно проконтролировать и совершенно бесполезно бороться с нею, потому что бороться с коррупцией означает только бороться с самим собой, расследовать против себя, обманываться и быть обманутым собой. Коррупция — коррозия государственных отношений, без которой эти отношения вообще невозможны. Без коррупции государство распадается, как гнилой банан. Коррупция стимулирует интерес чиновников к работе, без которого труд чиновника превращается в тягомотину и отбывание наказания. Коррупция необходима как зло, без которого невозможно и добро. Коррупция — символ цивилизации. Несомненно, и говорить о ней как о предмете, чуждом обществу, возможно, лишь когда коррупционеры превращаются в бизнесменов от государства, что и происходит на полях нашего отечества. Коррупция в органах власти Украины стала серьезным большим опасным бизнесом. И как в любом бизнесе, здесь своя конкуренция и свои отношения конкуренции между различными министерствами и комитетами. Любое выгодное в коррупционном отношении заманчивое нововведение сразу же привлекает к себе нешуточный интерес чиновников. Сколько можно выдавить? Как повернуть в выгодную для своего кармана сторону закон или указ? А кто контролирует ставки и выдачу разрешений? А кто на экспорте? А кто на импорте? Торговля оружием, фармакологическая промышленность, финансы, туризм, наркота. Или же система зон и лагерей — кто контролирует и кто платит? Кто сидит и кого садят? Информация и информаторы. Кто кого?
На взятках держится мир — та система неформальных отношений, из которых и состоит общество, межличностные пространства. Однако следует различать, так сказать, коррупцию и коррупцию. Взятки — это еще не коррупция, это мелко по существу целей, это межличностное интимное дело, своего рода псевдосексуальный акт, когда за деньги чиновник делает то, что его попросят, своего рода государственная проституция чиновников, чиновник-проститутка и его сексуальный орган, если так можно сказать, это орган власти, орган закона. Им он и торгует, и считает, что так и должно быть, он как проститутка по вызову или как сутенер, если сутенер, то уже власть в роли девки, обслуживающей клиента. Власть как женственное начало, где даже женский род самого слова говорит о ее женственности, способности продаваться клиенту, быть проданной. Тут даже словесная и грамматическая форма понятия «власть» подсказывает, как с властью нужно обходиться: как с женщиной, лестью и подкупом, насилием и уговорами, откровенностью и вероломством. Власть как потенция невозможного, ставшего возможным, испытывает к чиновнику вожделение, вожделеет его всего, а он, подлец эдакий, продает ее направо и налево. И власть уходит с другими, имея законного мужа — сам закон. Но взятка — это еще мелковато для коррозии власти. Взятка еще что-то местечковое, на уровне председателя приснопамятных колхозов или пропагандистских советских фильмов «Опять взятка!». Взятка еще смотрится на уровне мелкого паспортного начальника, инспектора ГАИ, главного врача мелкого городка или начальника МРЭО. Взятка, как всего лишь небольшая сумма ректору института или начальнику производства, чтобы получить место работы. Взятка — это символическая плата за услугу, которая без взятки тоже бы осуществлялась, но слишком медленно и даже с замиранием исполнения. Но делалась бы! Когда мы даем взятку, мы всего лишь ускоряем процесс государственного мышления относительно себя и получаем результаты намного раньше, чем если бы это государственное мышление обслуживало себя самого за свой счет. Взятка, ее прием от просителей для чиновника суррогат творчества, это захватывающая многоходовая комбинация, в которой задействованы многие люди, подразумевающиеся, но присутствие которых не обязательно. Чиновник творит свой гамбит и с чистой совестью получает заветный пакет с деньгами, но не обязательно с деньгами, может быть и пачка хозяйственного мыла, если это время войны, а не мира. Он, чиновник, — Хлестаков, но не мнимый ревизор, не дутый, а вполне узаконенный, поступивший на службу. Осознавший, что быть ревизором Хлестаковым выгоднее не мнимым, а реальным, из плоти и крови, чиновником при деле, а не при обмане, что грозит острогом и небытием. Я уверен, что все чиновники нашего отечества внимательно читали Гоголя и млели над страницами «Мертвых душ», чтобы прийти к выводу мнимого Хлестакова-ревизора: нужно стать ревизором не мнимым, а вполне облеченным властью. Что и последовало за этим как следствие: они стали чиновниками, пережили пору ученичества и научились, с большой школой, брать, принимать и вымогать взятки виртуозно. Чиновник, как понятие исполнителя государственной воли и закона стал синонимичен, равен понятию взяточник.
Он стал обслуживать свои интересы в лоне государственной власти. Поэтому, по логике действий, он стал стремиться к анонимности или же к легализации отношений такими, как они сложились в виде долго культивируемой традиции. Анонимность сменилась легализацией взятки. Говоря образнее, взятка стала конвертируемой и годится для всех случаев жизни. Тогда же выработался канон взятки: долларовый эквивалент, как бы еще одно подтверждение вечности взяточничества, его неуязвимости, тут как бы стандарт двойного преступления, второе с валютой. Психологически трудно давать взятку в первый раз, а вот принимать ее трудно всегда. Игра с огнем только у неопытного жонглера вызывает легкомысленную эйфорию, у профессионалов к огню, к власти отношение пиететическое, сверхбдительное, но все равно они считают своим долгом взятку взять и власть поиметь через себя. Так хлестаковы продолжают ревизорствовать, а чичиковы скупать «мертвые души» у коробочек. А коляска, кибитка, дилижанс, мерседес, под которым подразумевается государственная машина, продолжает катиться по пахоте куда-то в сторону обрыва. И продолжаться это может бесконечно долго, несколько поколений, а точнее, всегда, до обрыва дело не доходит по простой причине: смертности всего человеческого.
Сравнивая взяточника и коррупционера, мы сравниваем несравнимое. Если взятка ускоряет исполнение действующего закона по причине того, что исполнение умышленно замедляется органами исполнения для создания условия для взятки как системы, то коррупция плюет на законы! Коррупция вводит свои нелегальные законы, которые становятся реальнее тех законов, которые приняты парламентом. Коррупция подменяет собой законодательное поле и выводит законодательный орган из поля игры как недееспособный. Коррупция творит свою систему ценностей и собственную иерархию. Встроенная в систему государственной власти, откуда она черпает кадры, система коррупции игнорирует узаконенную власть, переставляя акценты на неформальные отношения с формальных. Коррупционер стремится подменить собой государство, это индивидуалист в высшей степени, бизнесмен от власти, имеющей власть уже не как наложницу или любовницу, но как рабыню. Обращение коррупционера с властью рабовладельческое. Поэтому и строй, который образовывает коррумпированное государство, — рабовладельческий, но уже не на уровне физического владения людьми и средствами, но в превращенной форме, в виде полного обладания властью и уже затем и людьми, которые зависят от этой власти, то есть владение через посредника, через государственную машину. Коррупционер — это рабовладелец в чистом виде, с соответствующей созданному им строю моралью: моралью раба и рабовладельца. Европеизированная система законов, конституция — все, что стало символом, казалось бы, движения к цивилизации, к закону и правам человека, — коррупция и конкретный член, субъект коррупции, обращает в полную противоположность — в рабство, в насилие, в угнетение личности и нарушение прав человека. Коррупция — атавизм, отголосок на новом уровне рабовладельческого строя, так сказать, современной модели рабовладения. Не нужно только упускать из виду, что в этой паре — раб и рабовладелец — второе невозможно без первого, то есть раб создает рабовладельца, а уже потом рабовладелец создает раба, нового раба, не осознающего свое рабство.
Бороться с коррупцией (а не взяточничеством)— это и значит бороться с рабством, вытравливать, выдавливать из себя по капле раба. Уничтожать в себе раба. Коррупция исчезнет не раньше, чем государство осознает свою вину за культивирование рабской психологии в обществе. А это — начиная от прописки до невозможности за один день открыть предприятие безработному. Пока в обществе психология раба остается доминирующей, коррупция непобедима. И пока непобедима коррупция — не только невозможно существование сильного гражданского общества, но и сильного государства. Так разве игра не стоит свеч абсолютно для всех, живущих в этом мире?
