Фрэнк, санитар-водитель скорой помощи, сыгранный Кейджем, ездит на вызовы по ночному Нью-Йорку. Его пациенты — в основном люди из небогатых кварталов, парии городского дна. У Фрэнка адская, сумасшедшая, в крови и грязи, работа. Но не в том причина его непрекращающейся меланхолии. Оказывается, ему, призванному спасать, никого спасти не удается. Призрак умершей на его глазах девушки преследует его. Его тяжесть глубинного свойства. Он потерял веру в свое предназначение ангела-хранителя для всех этих несчастных, потерял свою чудодейственную силу, на которую они так надеются. Другие — больные и здоровые, партнеры по дежурствам и призраки — в этом тягостном раскладе играют роль некоего множественного зеркала, отражаясь в котором, герой и пытается понять, кто же он такой, зачем нужен на самом деле. Даже встреча с Мэри (Патрисия Аркетт), которая, похоже, готова принять и понять мятущуюся натуру, желаемого облегчения не приносит. Фрэнку надо воскресить своих мертвых, сделать выбор, с которым будет не страшно жить. И под конец фильма он делает его — спасая беспутного наркомана-бродягу и фактически совершая акт убийственного милосердия по отношению к отцу Мэри, старику, зависшему в реанимации в бесконечной паузе между жизнью и смертью, но давно уже уставшему жить.
Кейдж блестяще справляется с этой ломаной ролью, проводит партию своего непредсказуемого героя по тревожным нью-йоркским ночам с необходимой точностью — от почти детской уязвимости до столь же детской агрессивности и внезапного, непоказного мужества. «Воскрешая мертвых» можно назвать экзистенциальной драмой; жанр, излюбленный американским авторским кино, фильм-исповедь одного человека среди хора разнозвучных, но столь же одиноких голосов. И судя по всему, «новая искренность» в кино, о которой сейчас так много говорят критики, пришедшая на смену холодноватому постмодернистскому отстранению — не пустой звук. Оттого «Воскрешая мертвых» не кажется ни вторым «Таксистом», ни уж, тем более, вторым «Искушением Христа».
Последний кадр фильма можно было б причислить к традиции хеппи-эндов, если бы не его очень спокойное, окрашенное какой-то особенной умудренностью и тихой радостью настроение. Долгий неподвижный план обнявшихся Мэри и Фрэнка, которых плавно заливает свет начинающегося нового утра. Фрэнк не ушел со своей работы, как грозился сделать весь фильм. Бесконечная израненная ночь закончилась. Мертвые — воскресли. Живые — остались жить.
