Во второй части застольной беседы с философом Сергеем Крымским (первая часть опубликована в новогоднем номере «Дня») мы, уже помимо таких важных для человечества тем, как алкоголь и остроумие, коснулись еще более глобальных — любви и дружбы...
«ОБЩЕНИЕ С ЖЕНЩИНАМИ СЛОМАЛО МОЙ РАЦИОНАЛИЗМ»
— Не вспомните ли анекдот на тему: компьютер и человек?
— Пожалуйста. Создали супермашину, поместили в нее всю человеческую память. Машина эта решала все задачи. Была создана и академическая комиссия по приемке чудо- машины. Первый вопрос, который задали ей, был таким: «Есть ли Бог?». Машина ответила: «Теперь есть». Второй вопрос: «Сколько будет, корень квадратный из -1?». Машина долго дрожала. Выпустила маленького робота. Дала ему команду: «Дай в рожу тому, кто задал этот вопрос!». А третий вопрос был таков (напомню, это были 60-е годы): «Когда будет коммунизм?». Ответ: «На 15-м километре».
Непонятно. Разобрали, какие промежуточные шаги. Оказывается, за основу расчета машина взяла фразу Брежнева: «Каждая пятилетка — шаг к коммунизму».
— Как женщины влияют на мировоззрение человечества через философов?
— Если взять современный французский постмодернизм, то они считают, что политическая риторика рождается в общении с женщинами (обольщение их) и потом экстрадируется в большую политику.
— Сделаем из общего вопроса частный: какую роль играли женщины в вашей судьбе? И влияли ли они на ваше мировоззрение?
— Да, конечно. Я окончил университет рационалистом. Но потом общение с женщинами сломало, растопило мой рационализм. Я понял Достоевского, который говорил, что «разум — подлец, потому что виляет». Амплитуда «виляния» увеличивается, и это дает, извините за каламбур, практику некоторого виляния.
— Можно ли с женщинами (с высоты вашего опыта) поступать «правильно»? Или это слово вряд ли подходит для таких поступков?
— Дело в том, что мужчина должен не бояться ошибаться. Боится ошибиться только дурак. Дурак тем и отличается от умного человека, что он слишком следит за собой. Он вам будет весь вечер говорить, какой длины хвост у крокодила и т.п. То есть сыпать общеизвестными фактами, чтобы никто не подумал, что он малообразован. А умный человек ведет себя естественно...
Есть мужчины, которые боятся быть обманутыми. Я считаю, обман — это цена удовольствия. Почему я должен бояться быть обманутым? Здесь как в хороших стихах. Как пишутся стихи? Норма, отклонение от нормы и возвращение к ней. Конечно, нужно не забывать и о форме.
— Любимая философская тема: форма и содержание.
— Хочу вам в связи с этим рассказать один исторический случай-анекдот. Стендаль посещал салон, где развивался серьезный роман между молодым человеком и девушкой. Как всегда в таких случаях, мешает общество, потому что оно не прощает истинных чувств; адюльтер, романчик, флирт — легко прощаются. Но как только возникает истинное чувство — все становятся врагами. И вот, оклеветали этого молодого человека перед его дамой. Она отказывает ему «от дома». В аристократическом обществе — это верх скандала. И Стендаль был поражен, как в этой критической ситуации отвечает молодой человек (полное единство стилистики и содержания), он ей говорит: «До сих пор, мадемуазель, я в вашем лице любил женщину, ум которой соревновался с ее красотой. Теперь, мадемуазель, я нахожу вас, право, красивой». Как все изящно выражено, и в какую блестящую форму облечено.
«МЫ ХОРОШО МЕБЛИРОВАЛИ ЗЕМНОЙ ШАР»
— У С. Моэма в романе «Подводя итоги» есть целая глава, посвященная философам. Он считал, что нельзя назвать философом человека, который не мог ответить на вопрос, в чем смысл жизни. В чем же, на ваш взгляд, смысл жизни, в двух словах?
— Вы знаете, жизнь имеет смысл уже хотя бы потому, что мы задаем этот вопрос. Если отвечать серьезно, то смысл жизни — свершить то, что не совершается естественным путем, и развить свою личность.
— Случались ли на вашем «пути развития» чудеса?
— Чудеса, безусловно, были. Я вам дам философский ответ. Вот тезис, который принимается всеми направлениями философии во все века: «Мир неисчерпаем для познания; можно бесконечно его познавать». Если это так (а это признают все), то абсолютное большинство явлений в этом мире нами непознаны. А если и это так, то в мире должны происходить чудеса. И самое большое чудо — полное отсутствие чудес в этом мире. Это значит, что мы создали себе искусственно комфортный мир, где отгородились от всего непонятного, таинственного. Мы хорошо меблировали земной шар.
— Перефразируя Маяковского, можно сказать, что «Земля для веселья хорошо оборудована».
— Да, хорошо. Но вы знаете, на средневековых картах вот эту границу между миром освоенным — Ойкуменой и неосвоенным определяли так: там живут драконы. На этой границе рождается мифология, рождается идея чуда. Чудо, безусловно, есть. Это то, что не подготовлено предшествующими обстоятельствами. Оно всегда нас застает врасплох. Оно парадоксально. Безусловно, если в жизни человека не было чудес — ему крупно не повезло.
— Так выпьем за то, чтобы чудо в нашей жизни имело место!
— Есть такой классический английский тост. Один лорд говорит: «Странный народ — женщины. У меня недавно был такой случай: я перед сном вышел пройтись по парку, гуляю, и вдруг на аллее увидел лягушку. Я решил сбросить ее в канаву, но она обратилась ко мне человеческим голосом: «Сэр, не выбрасывайте меня, положите в карман, вы об этом не пожалеете». Ну, я ее поднял, положил в карман и продолжил прогулку. Перед тем, как войти в дом, я решил ее выбросить. Она говорит: «Внесите меня в дом, вы об этом не пожалеете». Я внес ее в дом, вошел в спальню и положил на туалетный столик. Она снова обращается ко мне человеческим голосом: «Сэр, положите меня в постель, вы об этом не пожалеете». Я положил ее в постель, она превратилась в очаровательную, молодую, красивую женщину и... в этот момент в спальню вошла моя жена. И сколько я ей не рассказывал эту историю — она так и не поверила. Странная порода — эти женщины».
— Как вы относитесь к тем сухим, педантичным философам, которые не делают поправку на чувства, как вы. Не считают ли они, что вы в этом случае нарушаете законы логики?
— Как это ни странно, я по профессии — логик, математический логик. В свое время это было связано с политическими причинами (только так я мог нормально работать). Сейчас я уже отошел от матлогики. Столкновения были непрерывными — и с людьми, которые не понимали шуток. Они не понимали, что истинная мысль всегда требуют сомнения, игры. Что только таким образом можно познать самые серьезные вещи. В этом контексте мне очень нравятся анекдоты, которые придумали грузинские логики.
Учительница в школе говорит: «Дети, мы переходим с вами к изучению условных предложений. Приведите пример предложения, где было бы выражение «на всякий случай». Ну вот ты, Танечка.
— Мама пошла на базар, на всякий случай взяла кошелку.
— Ну на базар же всегда берут кошелку! Мне надо действительно, чтобы было «на всякий случай». Ну вот ты, Петечка.
Петечка говорит:
— Папа пошел на работу и на всякий случай взял портфель.
— Это уже лучше. На работу можно взять портфель, можно и не взять. Но мне нужен характерный, действительно «на всякий случай». Ну вот ты, Семочка.
Семочка говорит:
— Папа римский не имеет права жениться, но на всякий случай он — мужчина.
— Что влияет сильнее — философия на литературу или литература на философию?
— Философия на литературу. Дело в том, что литературоведение сейчас где-то подходит к исчерпыванию типовых сюжетов; компаративистика доказала, что вся мировая литература — это всего 12 сюжетов. Сейчас без философского контекста не существует литературы. И литературоведы, и литераторы питаются в основном соками философии.
— Кто самый большой философ из литераторов, по вашему мнению?
— Сейчас появился жанр — философ-литератор. Камю, Сартр — это и философы, и литераторы в равной степени.
— Как вы относитесь к фразе Камю: «Основной вопрос философии состоит в том — стоит ли жизнь труда быть прожитой».
— Это повторение идеи Шопенгауэра. Он говорил: «Почему смертник в камере сходит с ума? Но мы же все приговорены к смерти. Однако живем нормально». Вот это то и есть основной вопрос философии: почему человек живет, зная свою конечность, испытывая все эти неприятности, все эти бедствия...
— Наверняка потому, что во время своего существования он периодически получает удовольствие.
— По этому поводу был такой тост. Вопрос армянского радио: «Как древние славяне относились к женщинам?». Ответ: «С болшим удоволствием».
Возвращаясь к вопросу о писателях-философах. Это, конечно же, Достоевский. Это литератор, ставший очень крупным философом и даже создавший целое направление философии — экзистенциализм. Если взять Украину, то это — Григорий Сковорода. Хотя он не создал своей системы. Сковорода для нас интересен тем, что (я его цитирую): «В моей душе есть щели, куда проникает адский ветер». И вот его носило этим «ветром» по всей Украине, как осенние листья. Сковорода при жизни запрещал публиковать свои книги. Он считал, что его главной книгой является его собственная жизнь. И ставил свою жизнь, как режиссер. Он играл различные роли. Его эпитафия звучит так: «Мир меня ловил, но не поймал». И оказался прав. У него была роль старца Варсавы — библейского пророка, роль проповедника, бродячего поэта и музыканта, просветителя. Возьмем, к примеру, его памятник на Контрактовой площади. Там он в лаптях и с котомкой. А что ж там лежало: библия на древнееврейском языке и флейта из слоновой кости, украшенная золотом. Это был образованнейший человек своего времени, который играл, в том числе, роль странника. А мы приняли эту роль сельского просветителя за главную. Мы его не поняли.
— Возможно, надо было ставить памятник его нескольким обличьям?
— Конечно. Он в одном письме говорил: «Мне с этим человеком скучно разговаривать, он не знает древнегреческого языка». А мы из Сковороды сделали селянина!
— А как философы относятся к моде?
— Есть такое выражение: «Лекарства лечат, пока они модные». То есть мода — совершенно серьезная вещь.
Скажем, у людей интеллектуальных, духовных, мода — это маска, с помощью которой они защищаются от внешнего мира, чтобы не быть раздавленными. Это знаковая маска на потребу широкой публике. Хотя чтобы быть истинно модным — надо всегда отступать на полшага от моды. Передний край всегда срезается. И в политике, и в жизни, и в революции... Только тогда вы попадаете в точку.
— Мы много говорили о любви, а как вы относитесь к дружбе?
— На эту тему у меня есть такой тост. Пушкин был очень серьезным критиком. Он создал «Литературную газету», где критиковал всех и вся. Причем остроумно, серьезно и глубоко. А среднего, даже, можно сказать, слабого, поэта Антона Дельвига всегда хвалил. Ему говорили: вы же такой строгий критик, почему же всегда вы его хвалите? На что Пушкин отвечал: «Стихи мы пишем сами, а друзей нам дает Бог!». Так давайте выпьем за то, что нам дает Бог!
(В финале нашего разговора Сергей Борисович Крымский выдал целый каскад тостов и анекдотов. Естественно, мы не прерывали этот чудный поток красноречия).
Мой приятель как-то катался в марте на лыжах и упал. Снежным настом расцарапал лицо. Завтра надо было идти на работу. Он же понял как умный человек, что будут «шутить»: «Женщины расцарапали». Он пришел на работу и сказал: «Понимаете, жена на меня обозлилась и... теркой по лицу». Все сразу замолчали. Они сочувствовали.
Летит человек на самолете. Входит стюардесса и говорит: «Самолет терпит аварию, вот вам парашют — прыгайте. Он падает, парашют не раскрывается и человек камнем летит на землю. В это время он видит, что кто-то камнем летит с земли в небо. «Что у вас там делается?» «А я не знаю, я лечу с порохового склада». Так выпьем за ту встречу!
Француз выпал с 20-го этажа, летит вниз и кричит: «А-а-а». Вдруг видит — на 5-м этаже стоит красивая женщина в окне. Он говорит: «О-о- о». Вот эта способность сказать «о» в самой критической ситуации достойна того, чтобы выпить за нее.
За одним столом встает женщина и предлагает тост за мужчин, потому что женщина без мужчины — что рыба без воды. Другая женщина говорит: «Я отказываюсь пить, я 50 лет живу без мужчины, и, как видите, все нормально». Первая женщина говорит: «Я имела в виду свежую рыбу!». Это чисто женская подколка, только дама могла такое придумать.
Муравей женился на слонихе. И в первую брачную ночь она умерла. Муравей сказал: «Вот, пять минут удовольствия — и всю жизнь копать могилу».
К сожалению, водка и закуска закончились, и наш застольный диалог плавно подошел к концу. Хотя мы уверены, что с таким исключительным собеседником, как академик Крымский, мы еще не раз встретимся на страницах «Дня».
