Чад и кайф

За серыми буднями человек как-то не заметил, что уже давно
живет в эпоху Апокалипсиса, апогей которого в течение ХХ века дал рельефную
картинку разрушений. Прежде всего внутренних, возникающих с потерей сакральной
точки опоры. Поэтичный, наполненный Духом мир вдруг превратился в обескровленную
пустыню, подробно объясняемую физиками и населенную приматами Дарвина,
которые в темной комнате безысходности смакуют экзистенциальные расклады
Сартра, Камю, Арагона, грызут каменные сухари Маркса и вынашивают во чреве
своих недалеких мечтаний благодушных сатанят — Ленина, Пол-Пота, Ким Ир
Сена, других червей, в чьих скользких кольцах чад и кайф абсурда стал предельно
густым. «Если Бога нет — значит можно все», — сказал герой Достоевского.
Не одинокийй ли голос, в суете богоборческих честолюбий начала века поставивший
диагноз болезни. Развитие ее в значительной степени зависело от реакции
духовно неповоротливого, отравленного нигилизмом Запада. Не столь идеализируя,
сколь идиотизируя действительность, он вплотную не видел звериного оскала
советского социализма, за чьим тщательно закрашенным фасадом горы трупов
и неисчерпаемые океаны лжи. На богомолье в Москву потянулись-двинулись
ромены ролланы, сартры, другие столпы европейской цивилизации. Это 33-й,
37-й, 20-е etc. годы, которые вообще выпадают из понятия временных категорий,
так же, как и все катастрофы человеческие со времен грехопадения. Ожидая
Апокалипсиса, гадая на кофейной гуще об аде и рае, мы не осознаем того,
что уже давно живем в аду. Выход из него запечатан крепко, однако не безнадежно.
Нужно только верить в высокое, жить им, сомнением своим не давать почвы
сатане и подручникам его идеи средь людской толпы. Так мне думается сегодня
в пол второго ночи по Гринвичу...