С его автором, известным шведским кинокритиком, основателем киноиздательства «Филмконст», директором Гетеборгского международного кинофестиваля, Гуннаром Бергдалем встретился корреспондент «Дня».
— Известно, что Ингмар Бергман последние десять лет не дает телеинтервью и не разрешает себя снимать операторам. Это делает еще более уникальным монолог великого кинорежиссера в вашем фильме. Как все-таки вам удалось уговорить его сниматься?
— Мы встретились впервые в 1993 году, когда наше издательство выпускало книгу о великом шведском режиссере Хасси Экмане, который сейчас живет в Испании. В конце 40-х — начале 50-х они с Бергманом были, если можно так выразиться, конкурентами, резко выделяясь талантом на фоне коллег. Вот мне и пришло в голову, что было бы хорошо, если бы предисловие к этой книге написал Бергман. И я стал за ним «охотиться». В этой «охоте» были свои маленькие хитрости, потому что Бергман всегда занят. Он сосредоточен только на своей работе и не хочет ни на что отвлекаться.
В конце концов, режиссер дал согласие на встречу, но поставил одно весьма своеобразное условие: чтобы я был абсолютно здоров. «У меня очень важные репетиции в Королевском драматическом театре, — объяснил он, — я не могу заболеть». И когда условленный день наконец настал, я, конечно, был болен. При этом я понимал, что если отменю эту встречу, она может не состояться уже никогда: время Бергмана расписано далеко вперед. И я поехал.
— Было трудно с ним беседовать?
— О, нет. Коль он уж согласился на встречу, то был очень великодушен и добр. А уже после, расшифровывая пленки, я услышал свой кашель и постоянное тихое и недоуменное причитание Бергмана: «Как же так? Как же так?»... Предисловие к книге Бергман одобрил, и, когда мы отмечали 20-летие Гетеборгского фестиваля, я обратился к нему с просьбой записать беседу для телевидения. Мы сняли четыре часа, из которых я сделал, как мы с Бергманом предварительно договорились, 30-минутную передачу, которую транслировали во время фестиваля по телевидению скандинавских стран.
Но фестиваль прошел, а я все сожалел о том, сколько ценного, прекрасного материала осталось за кадром. Он так хорошо тогда выглядел, был в таком замечательном расположении духа! И я решился — на свой страх и риск смонтировал 87-минутный фильм «Голос Бергмана». И послал Бергману этот сюрприз.
Но нужно знать Бергмана — он ненавидит сюрпризы! Он не хочет ничего непредвиденного, потому что это выбивает его из рабочего ритма, нарушает четко продуманный план. Но меня спасло то, что он с самого начала относился ко мне с симпатией. И Бергман согласился на компромисс, идею которого, кстати, предложил я: показывать фильм только на фестивалях, никакого проката. Я был счастлив. Я ведь боялся, что он вообще запретит показ ленты.
— Мне показалось, что вам удалось сделать в своей картине то, о чем Бергман сам всегда мечтал: снять ее исключительно на крупном плане. Так было задумано изначально?
— Когда я планировал эту работу, я думал о том, чтобы подобрать музыку, кадры из фильмов, о которых он будет говорить. И мы снимали его с двух камер, то есть можно было делать перебивки. Но потом я понял, что камера должна приблизиться к Бергману максимально, чтобы оставить зрителя наедине с этим удивительным человеком. Сейчас все, что снимается на пленку, тут же монтируется, режиссеры стремятся вложить максимум информации в единицу времени. В этом фильме — иначе. Я думаю, это тоже очень важно: услышать человека именно в тот момент, когда он формулирует свою мысль, стать соучастником ее рождения...
— Можно ли сказать, что вы с Бергманом друзья?
— Я никогда бы не осмелился утверждать, что мы близкие друзья. Но он разрешает мне звонить ему каждый день с 10 до 12 дня. Он любит длинные телефонные разговоры — это способ его общения с миром. Например, каждый год после Канн я непременно звоню ему и рассказываю о фильмах, которые посмотрел, обо всем, что там происходило. Он очень любопытен, хочет знать малейшие подробности обо всем, что происходит в мировом кино. Кино — это его жизнь. После каждого фестиваля, где показывают «Голос Бергмана», я пишу ему подробное письмо и рассказываю, как это происходило. Кстати, в Киеве я был приятно поражен количеством зрителей — люди стояли и сидели в проходах. Такой большой аудитории не было прежде нигде. Я собираюсь сказать Бергману, что если он когда-нибудь все же куда-то поедет, пусть это будет Киев, где его так любят. Но единственный маршрут, по которому он сейчас путешествует, — от Стокгольма, где живет зимой, до своей летней резиденции на острове Форе.
— Вы могли бы сказать, что встреча с Бергманом изменила вашу жизнь?
— Это может кому-то показаться странным, но я отвечу честно — нет. Но она меня, безусловно, воодушевила.
— Я слышала, вы собираетесь снимать следующий фильм о Людмиле Игнатенко, вдове пожарного, который был среди первых, кто гасил чернобыльский реактор в апреле 1986-го?
— Примерно год назад я летел в самолете, читал книгу Светланы Алексеевич «Чернобыль: хроника будущего», только что переведенную на шведский, и плакал. Со мною это случается нечасто. И я решил снять фильм об этих людях.
Я встретился с Людмилой: ей всего 35, но у нее уже был инсульт. Она производит впечатление очень сильного и красивого человека. Но я не уверен, что стоит подвергать ее испытанию переживать невыносимую боль потери любимого человека еще раз, перед камерой. Возможно, буду снимать игровое кино, в котором мне бы хотелось не просто рассказать личную историю Людмилы и Василия, но и объяснить всей Европе, что мы должны быть благодарны таким людям.
Я думаю, что и немцам, и французам, и шведам повезло, что эта катастрофа случилась в вашем обществе, где чувство ответственности развито почти до жертвенности.
Автор благодарит Посольство Швеции в Украине за помощь в подготовке материала.
