«Пансексуальность была основным ментальным кодом в сознании 70-х. Можно сказать, что сегодняшняя ситуация является полностью противоположной. «Эротизм 90-х лежит поверхностной пленкой поп-культуры на доэротичном сознании», — пишет искусствовед Татьяна Павлова в преамбуле к выставке. Заявление, конечно, спорное, ибо большей и откровенно агрессивной сексуализации, чем сегодняшняя, человеческое общество не знало со времен Римской империи. Как утверждают психологи Боб Клер и Марта Блю, эротическое сознание поколения 90-х годов постепенно разлагается вирусом порнографии, который тотально поражает все сферы современного мира.
Выставка раскрашенных масляными красками снимков под названием «Парнография» скорее отражает процесс разложения одной сексуальной культуры и страх перед появлением новой. Едва ли у зрителя, бродящего мимо напечатанных попарно на одном листе фотографий, возникают мысли о «креативной дихотомии проекта» и концептуальном столкновении томной вялости 70-х годов и нервной экспрессии 90-х. Он, зритель, скорее констатирует разрушительный катаклизм в душах творческой интеллигенции, оторопевшей перед прущей, как танк, новой культурой. «Парнография» — это постмодернистский кивок в сторону брюлловского «Последнего дня Помпеи». Забавные идиллические сценки, обнаженные тела, дух свободы и хиппстерское братство прошлого (дорогое до ностальгических слез), зафиксированные в безупречных снимках 70-х, жестко замарывают наглые пятна, которые невольно подмывает назвать трупными. Трупными пятнами на андеграундной культуре советских семидесятников. Сопротивляться у художников нет сил, они беспомощно и обреченно фиксируют стадии умирания и разложения времени, становящегося все более мифическим, уже недоступным пониманию даже продвинутых представителей юного поколения. «Если это все вытянуть в один длинный фриз, то получится неплохая орнаментальная ода «экстази» и рэйву, — рассуждает молодой искусствовед из Варшавы Анжей Богуцки.
Короче говоря, выставка «парнографий» прежде всего примечательна тем, что мощно и глубинно вскрывает сущность кризиса одного из пластов старой советской культуры, пусть и нонконформистского, но принципиально советского художественного сознания.
