Черное море смогло сохранить такие реликвии, которых нет ни в одном другом уголке мира. Причинами этого послужили как уникальные исторические события, произошедшие на территории нашей страны, так и слой сероводорода, который «законсервировал» все затонувшие объекты. Звучит неожиданно, но еще одним ключевым моментом стала политика Советского Союза, по которой каждый человек с аквалангом считался потенциальным шпионом, поэтому никто не допускался на глубины. Это идеальные условия для подводной археологии. Главным исследователем глубин морей Украины является Сергей Воронов — глава Департамента подводной археологии Украины, который проводит основные подводные раскопки на территории страны.
— Как вы приобщились к морю?
— Я очень давно занимаюсь подводной археологией. У меня два образования — морское и историческое. Сначала был моряком, а потом понял, что просто работать на морском транспорте скучно, нужна какая-то изюминка. И тут осознал, что открытия в наше время можно делать только в подводной археологии: сухопутная-то уже разграблена вся. А вот подводную грабят не так интенсивно и началось это совсем недавно. Более того, мы уже опережаем «черных» (так археологи называют грабителей, которые нелегально пробираются на раскопки). Моему департаменту четыре года, морскому музею полгода — они созданы для защиты подводных сокровищ Украины. До этого в нашей стране не было даже центра подводной археологии, отделения в институте. Такова ситуация не только в нашей стране, хотя в разных странах по-разному. Например, Россию мы опережаем, поскольку у них множество морей, готовых для экспертизы, но нет государственной структуры, которая этим занималась бы. Вот Департамент подводного наследия Украины у нас уже есть. Мы планируем открывать морской музей и в Киеве. Четыре миллиона жителей Киева правую руку отдали бы, чтобы быть на моем месте, путешествовать по морям: находки, открытия. Каждый месяц экспедиции — за рубежом, на большой глубине.
— Почему вы стали именно моряком, а не футболистом или экономистом?
— Да вы что? Да, мама была бы рада, если б я читал книги по бухгалтерии. Но нет, Жюль Верн, Дюма, Фенимор Купер — вот книги, которые я любил читать, и стал моряком. А вот книга, которую вы видите — это личная Библия последнего командующего Черноморским флотом, который в 1920 году вывел Черноморскую эскадру. Ее передали в наш музей, когда ее владелец умер. Есть книги, которые мы поднимаем из-под воды. Например, недавно подняли вахтенный журнал с глубины 36 метров, он пролежал там 90 лет, со времен Первой мировой войны. В нем записи и письма командира корабля.
— Кто спонсирует экспедиции?
— Вот я целый год бегаю, ищу. Государство не спонсирует полевые экспедиции уже лет 12. И каждый начальник экспедиции выкручивается сам, как может. Я умудряюсь из 20-ти запланированных экспедиций провести 15. Нахожу деньги, людей: инвесторов, меценатов, журналистов.
— Каждый может принять участие в экспедиции?
— Нет, у нас дозированное участие. Мы же на кораблях работаем. Это зависит от количества мест в каютах, количества необходимых специалистов. К примеру, мне нужно шесть археологов, два консерватора, один датировщик. Например, консерватор — очень ответственная должность. Есть определенные химические растворы, которые фиксируют объекты. Мы поднимаем из воды объекты, а кислород их уничтожает (металы, дерево), вот и приходится консервировать. А методик никаких нет. Сейчас только утверждаем методику по консервации, которой раньше никогда не было. Поэтому мы в Черноморско-Азовском бассейне лидируем. Я имею в виду по сравнению с румынами, болгарами, грузинами — всеми, кто выходит в Черное и Азовское моря. У них это в полном упадке. А соленое Черное море отличается от Средиземного моря, Атлантического океана. Формулы, которые используют итальянцы и испанцы, совершенно для нас неприемлемы. И нам приходится не использовать чужое, а нарабатывать свое.
— Как регистрируются находки?
— Есть вахтенный журнал. Например, «на вахте Иванова подводный телеуправляемый аппарат наткнулся на византийский корабль Х века нашей эры, обнаружено 200 амфор».
— Что происходит с находками, которые другая страна считает своим культурным достоянием?
— Существует международное морское право. Если корабль затонул и в течение года страна-собственник не подняла его, то он становится собственностью той страны, в чьих водах он находится.
— Как государство поддерживает экспедиции? Только морально?
— На украинско-американскую экспедицию был приглашен Президент Украины. Поскольку он как раз отдыхал в Форосе, смог прибыть на борт. Я признателен ему за то, что он поддержал идею создания морского музея. Без его поддержки это было бы невозможно. Я два года искал возможности, обошел много государственных организаций. Все проникались необычайным интересом, но никто конкретно так и не помог. А вот Виктор Андреевич сначала позвонил на мобильный телефон, сказал, «этот музей действительно нужен, я дам поддержку». И дальше на самом деле выдал ряд именных поручений, соответствующих документов и распоряжений, были задействованы специалисты, министр соответствующего профиля. С нашими экономическими и политическими проблемами сейчас не до музеев, но несмотря на это движение есть, к лету мы планируем уже открыть первые экспозиции. Теперь для музея будет предоставлено отдельное помещение. Сейчас мы готовим на первом этаже Киевской крепости экспозицию экспонатов, занимаемся их консервацией и реставрацией. Это артефакты, которые я несколько дней назад привез из Керчи. На Черном море мы подняли монеты, ремни, татарские, турецкие и генуэзские женские украшения, стремена XVII-XIX веков. Одна из находок — настоящий турецкий чайник VII века в замечательной сохранности. Эти артефакты можно будет увидеть уже в следующем месяце.
— Вы снимаете фильмы, как «Одиссея Кусто»?
— Мы для журналистов создаем все условия, но дальше хороших намерений не доходит. Каждый год две-три съемочные группы активно собираются снять фильм, но на каком-то этапе останавливаются. Основная причина — недостаток денег.
— Какие уникальные находки нашли в Черном море, которых нигде в мире больше нет?
— Черное море — исключительное, хотя бы потому, что у нас такой пласт истории, который не может родиться ни в одном другом море. К тому же, здесь чрезвычайно высокая насыщенность памятниками. На территории нашего моря от античности до Второй мировой тонули корабли. Этим может гордиться и Средиземное море, но в Средиземном море нет сероводородного слоя, который является консерватором и сохраняет все затонувшие объекты. Никто нигде не подымал целиком византийский корабль. Мы в сентябре планируем экспедицию по подъему этого корабля. Он небольшой — 12 метров в длину, с него мы уже подняли множество амфор. Мы арендуем у американцев подводный робот, будем раскапывать каждую амфору отдельно. Это вне территориальных вод, напротив Херсонеса. Еще всего только за одну экспедицию, которая длилась месяц, мы обнаружили 449 затонувших кораблей. Этого ни с чем сравнить нельзя. Например, в Италии найдут один затонувший корабль — и крику на весь мир! А мы столько памятников нашли за месяц. Каждый вахтенный во время своей вахты «обречен» на открытие, за которое — произойди оно, например, в Америке — уже дали бы Нобелевскую премию. А тут уже это вошло в привычку: написали в газете «ну, нашли 449 кораблей»... Я почему так смело сравниваю — потому что мы тесно сотрудничаем с подобными организациями в других странах.
На днях я летал во Францию на конференцию ЮНЕСКО, на которой решили собрать подводных археологов всех стран и определить международную концепцию охраны подводного наследия, так как в каждой стране свои законы и они часто взаимоисключают друг друга. Я представлял Украину. Следуя международной Конвенции по подводному наследию, культурным наследием считаются все затонувшие объекты старше 100 лет. Но я поднял вопрос о том, чтобы расширить эти рамки и включить период до Второй мировой войны, чтобы объекты, затонувшие до 1944-го, тоже подвергались особой защите, так, как это есть у нас в Азовском бассейне. И президент соответствующего направления в ЮНЕСКО поддержал мою идею и уже готовит новый закон. Еще одно предложение, которое я внес: чтобы корабли, на которых погибло более ста человек, обретали статус охраняемых международных морских мемориалов или мест гибели большого количества людей. Чтобы эти места выводились из хозяйственной деятельности, охранялись и чтобы туда не допускались посторонние, ни за металлоломом, ни за чем другим. Только в наших морях 15 братских могил времен Второй мировой войны, на которых погибло от нескольких сотен до 7 000 людей. Это раненые бойцы, которых вывозили из Севастополя. Для сравнения, на «Титанике» погибло 1 513 человек.
Самая древняя находка относится не к истории, а к палеонтологии: мы наткнулись на окаменевшие кости гиппариона эхилатеи — это древний дикий носорог, возраст которого от 7 до 20 млн. лет. Эти останки сейчас находятся в фондах-хранилищах Института археологии. Мы ищем помещение, где можно было бы его выставлять.
Например, мы подняли со дна самолет. Сначала мы планировали его выставлять, начали искать помещение — и оказалось, что никакой музей не может принять такой крупногабаритный экспонат. Вторая проблема: никто не может его законсервировать — авиационный ремень, который входит в состав самолета, за 24 часа начинает рассыпаться. То есть нужны деньги и время (около трех месяцев), чтобы обработать его химикатами. Нашему музею американцы подарили лабораторию по консервации и реставрации, которая позволяет нам обрабатывать те объекты, которые мы поднимаем, и выставлять их в музеях.
— Есть ли в Украине музей под водой?
— Мы только начали его создавать. Мы подняли на мысе Тарханкут штурмовик ИЛ-2 с останками летчика и захоронили его останки прямо в Черноморске на центральной площади, а самолет перезатопили в Балаклавской бухте. Выбрали квадрат песчаного красивого дна на глубине 22 метра, где больше всего туристов, и планируем проводить там подводные экскурсии. Недалеко от этого самолета на глубине 86 метров стоит трехмачтовый парусник Agnes Blaikie — единственный корабль Крымской войны, сохранившийся в прекрасном состоянии. Еще дальше стоит пассажирский теплоход «Ленин». Это глубины достаточно большие, поэтому для туристических маршрутов мы готовим четырехместный подводный аппарат, рассчитанный на такие глубины.
— Вы считаете, что все археологические находки нужно поднимать?
— Море — это агрессивная среда. В любом случае, даже в сероводородном слое, объекты со временем исчезают, портятся. К тому же, это следы культуры. А археология пытается расширить знания, и если не поднять находку на поверхность и не изучить ее в лаборатории, то какие выводы мы сможем сделать, что узнаем нового?
— Как люди узнают о ваших находках?
— Это широкие публикации. Недавно издали книгу «Энциклопедия морских катастроф Украины». В Севастополе будет отделение туризма, которое планово займется приемом туристов.
ЭКСПЕДИЦИЯ
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
У поезда на вокзале в Севастополе нас любезно встретил Сергей Воронов — глава Департамента подводной археологии Украины и организатор экспедиции. Мы отправились в Балаклаву, где нас ждал в порту экспедиционный корабль. Ожидали увидеть ржавую шхуну, которая едва держится на воде, ведь экспедиция организовывается государственным учреждением, а у нас уже так повелось, что все государственное — невероятно скромное. Каково же было наше изумление, когда мы увидели роскошный трехпалубный 37-метровый корабль — чистый, словно только после ремонта — моторная яхта «Наутилус-Юг», аренда которой обошлась организаторам в три тысячи долларов.
МОРСКОЕ ГОСТЕПРИИМСТВО
Перед тем, как заходить на борт корабля, мы осмотрительно поинтересовались у господина Воронова, есть ли какие-то темы, которые нельзя затрагивать на корабли, какие-то названия, которые нужно знать, чтобы никого не обидеть, назвав какую-то вещь не так, как принято. На что командир экспедиции ответил кратко и ясно: «Если не знаете, как что-то называется, то лучше молчите». Нас провели в каюту, сообщили, что завтрак в восемь, в девять — выходим в море, и закрыли дверь... Здесь мы снова приятно удивились, увидев аккуратную уютную каюту с отдельным санузлом. Только не сразу догадались, что краны с горячей и холодной водой перепутаны, поэтому пришлось утром принять холодный освежающий душ. Быстро освоились и, найдя под кроватью спасательные жилеты, вздохнули с облегчением.
Что ж, время посмотреть, из чего состоит эта здоровенная махина! Вышли из каюты... куча коридоров, каждый бегает по своим делам, никто нам и экскурсию не проведет... Подумали — наверное, мы будем здесь «белыми воронами», ведь в любой приключенческой книге ясно написано, что женщин на борт не берут. Поймали пробегавшего по коридору мальчика и попросили показать, что здесь к чему. Тот, опомнившись от вчерашнего перегара, провел нас по первому этажу, на котором размещены каюты, кают-компания, где будут проходить трапезы, на корме — открытый борт, с которого можно легко достать до воды — здесь и будут проводиться основные работы, разместится радиорубка и все снаряжение, необходимое для экспедиции. По лестнице поднялись на второй этаж, где расположились гидроцикл, водные лыжи, моторная лодка «Бриг» и бар, в котором в любое время суток можно выпить чай или чашечку кофе, отдохнуть и послушать музыку. Здесь также проходят собрания экипажа и всех участников экспедиции. А немного дальше в носовой части — ходовая рубка, где работает капитан, которого обычно никто не видит, только хорошо слышно. Третий и самый высокий ярус — место, с которого лучше всего созерцать морские просторы и... принимать солнечные ванны!
ЗАДАЧИ ЭКСПЕДИЦИИ
Собрались в кают-компании позавтракать яичницей, здесь и познакомились с половиной экипажа. Обрадовались, когда узнали, что кок (корабельный повар) на самом деле — «кокша», а значит, женщин здесь уважают. Потом по плану — сбор на второй палубе для ознакомления с программой экспедиции. Сергей Воронов объявляет план экспедиции.
СОФОКЛ
«Главная задача экспедиции — проверка работы экспериментального подводного аппарата «Софокл», изготовленного Национальным судостроительным университетом. Проверим в эксплуатации на различных глубинах этот аппарат и гидролокатор кругового обозрения, чтобы определиться, какие технические возможности мы имеем на сегодняшний день. Телеуправляемый аппарат «Софокл» может работать на глубинах до 100 метров, поэтому сегодня мы будем работать с объектами, найденными ранее в пределах 100-метровой глубины.
Гидролокатор бьет на три километра, но он еще не проходил испытаний, поэтому некоторые планы, связанные с поисками новых объектов, а именно — санитарного транспорта «Армения», мы пока что вынуждены отложить до ввода в полную эксплуатацию гидролокатора. Сейчас погода не очень хорошая: нам пообещали ветер до двух метров за секунду, но на самом деле погода значительно сложнее. Сейчас волны, ветер южный, поэтому, когда выйдем из бухты на внешний рейд, определимся, в зависимости от амплитуды колебаний судна, сможет ли аппарат работать. Если работать не сможем, а испытание нужно провести в любом случае, то пойдем прятаться от ветра за мыс Херсонес, найдем там более-менее интересный объект для того, чтобы проверить аппарат. Это будет, скорее всего, гидросамолет, который лежит в Казацкой бухте на глубине 20 метров. То есть отрегулируем аппарат на малых глубинах, потом пойдем на большие, если ветер утихнет. Обещают, что погода улучшится под вечер или на утро, но мы знаем, что на море это вещь непредсказуемая. Там, в первую очередь, планируется работа с британским трехмачтовым барком «Агнес Блейки», который лежит здесь рядом на внешнем рейде на глубине 76 метров. Проверим, сможет ли телеуправляемый аппарат зайти в трюмное помещение корабля, сделать там определенные движения, пройтись вдоль борта (там есть находки из предыдущих экспедиций), поработать с манипулятором. Узнаем, что он может делать, и какой вес поднимать. Теоретически, он должен поднимать мелкие вещи до пяти килограммам (это подводный вес, который на суше приблизительно вдвое больше).
БРИТАНЕЦ «АГНЕС БЛЕЙКИ»
В прошлом году в украинско-американской экспедиции рядом с «Агнес Блейки» был найден совсем неизвестный объект. Мы имеем только его изображение, снятое гидролокатором бокового обзора, и координаты местонахождения. Мы не знаем, что это за объект. Это может быть корабль времен от античности до Второй мировой войны. Поэтому в этой экспедиции, если позволит погода, планируется и совершение некоторых научных открытий. Сегодня при помощи подводного аппарата нужно будет осуществить элементарное датирование по конструкции и устройству этого объекта, определить любые возможные параметры.
«МОРСКОЙ ОХОТНИК»
Далее от того места был найден «морской охотник» в прекрасном состоянии. Есть предположение, что это известный «морской охотник» МО 1221, который в июле 1942 года эвакуировал командование севастопольского оборонного района и был захвачен в плен торпедными катерами Германии, взятый на абордаж (все были взяты в плен, и генералитет в том числе), катер был подорван подрывными ракетами, и приблизительно в этом районе он затонул. Если это он, то идентифицировать его будет довольно реально, поскольку на борту должен быть бортовой номер. То есть это также может быть интересное открытие, ведь точное место гибели этого корабля неизвестно. Но самое главное то, что «морской охотник» — это корабль небольшого размера, и в перспективе можно будет его даже поднять.
ГАЛЬЮН — ПРЕДМЕТ НЕЖНЫЙ
Просьба капитана ко всем присутствующим — ничего не бросать в гальюны («унитаз» на морском языке). «Гальюн на корабле — устройство очень нежное и легко ломается».
Следовательно, в наших планах — испытание экспериментальной техники, поскольку такой аппарат первый и единственный в своем роде. На различных глубинах, и в различных технических условиях (течениях), узнаем, на что способен этот прибор. Вот такая серьезная работа ждет нас на протяжении этих двух дней. Честно говоря, шутки шутками, а когда на судне дело доходит до работы, то царит жесткая дисциплина. И только корреспондентам дается возможность понежиться на верхней палубе под солнышком, пока настраивают технику для экспедиции...
УЧАСТНИКИ ЭКСПЕДИЦИИ
В археологической экспедиции не должно быть ни одного случайного человека. На борту 28 человек — археологи, матросы, боцман, капитан, глава экспедиции, механики, юнги, доктор, кок, бармен, журналисты... А вот кто такой Сергей Альбертович — я поняла не сразу, но потом уяснила, что он едва ли не самый главный участник экспедиции — потенциальный спонсор, который прибыл специально, чтобы увидеть, как говорится, «на деле», как проходят подводные археологические экспедиции. Государство, к сожалению, поддерживает подобные мероприятия только морально. А «живые» деньги приносят обычные бизнесмены и меценаты, которые хотят сделать доброе дело для развития науки.
Мы прошли в ходовую рубку, где нам на карте показали все те места, где будет ходить судно. Длинный маршрут получается: из Балаклавы — в море, потом за Херсонес, в Казацкую бухту, потом — в Севастопольскую бухту Омега, да еще и назад вернуться, а в промежутках — успеть совершить исторические открытия!
