«Основные решения, касающиеся нового европейского соглашения, должны быть приняты уже в июне, на саммите Европейского Союза», — говорит изданию Gazeta Wyborcza премьер-министр Тони Блэр. В интервью с британским премьер-министром, кроме издания Gazeta Wyborcza, принимали участие также журналисты нескольких других европейских газет, в том числе Financial Times, Frankfurter Allgemeine Zeitung, Le Monde и European Voice.
— Июньский саммит ЕС будет, скорее всего, последним саммитом, в котором вы будете участвовать в роли премьер-министра. Вы не испытываете чувства поражения? Ведь вам, самому проевропейскому в истории ЕС премьер-министру Великобритании, не до конца удалось осуществить цель сближения страны с Европой. Британцы сохраняют скептическое отношение к Евросоюзу.
— Консервативная партия на двух последних выборах имела очень сильную, евроскептическую программу. И дважды проиграла. Если вы проведете опрос общественного мнения и спросите об отношении общества к Европе, то ответ будет скептическим. Но если вы пойдете немного дальше, и спросите, хочет ли общество отделиться от Европы, то вы услышите: «Нет». Если вы будете смотреть только на опросы общественного мнения, то может казаться, что они выглядят так же, как в 1997 г. Но я думаю, что они отличаются. Люди теперь понимают значение более глубокой интеграции Великобритании с Европой. Общественное мнение обычно находится под влиянием СМИ. Но если говорить о Великобритании как о стране, и говорить о правительстве Великобритании — то время изоляции прошло.
— Вы когда-то сказали, что премьер-министр Великобритании стоит перед особенно тяжелым выбором: или изоляция в Брюсселе, или обвинение в измене национальным интересам внутри страны. Вам удалось сохранить равновесие между этими крайностями?
— Пожалуй, да. Когда я вступил в должность премьер-министра в 1997 г., у нас шли «мясные войны» (конфликт Лондона с другими странами ЕС из-за мяса). Я помню, что мы были в полной изоляции. С того времени мы стали действительно важным игроком. Мы начали участвовать в создании европейской оборонной политики, в Лиссабонской стратегии. В значительной степени именно по нашей инициативе на саммите в Хэмптон Корт в 2005 г. был создан план развития энергетической политики. Мы также принимали большое участие в том, чтобы президентом Европейской Комиссии стал Жозе Мануэль Баррозу. Наконец благодаря нам удалось достичь компромисса в принятии бюджета ЕС, который был очень, очень тяжелым. Меня тогда обвиняли во всех возможных изменах, в предательстве британских национальных интересов.
Я знаю, что некоторые хотели бы, чтобы мы вошли в зону евро. Но думаю, люди поняли, что причины, по которым я решил, что мы не должны входить в эту зону, имели экономический, а не политический характер. Меня обвиняли в том, что я продаю страну. А я думаю, что все как раз наоборот — именно в британских интересах то, чтобы мы были ключевым игроком в Европе. И чтобы мы были в двух альянсах — и с Европой, и с США. Мы должны поддерживать отношения с ними обоими.
ЕС — это сильнейшее политическое объединение в мире. Европа — это самый важный торговый рынок. И это самая важная выгода для Великобритании. Вся моя концепция внешней политики основывается на действительности XXI в., на том, что Великобритания — это 60-миллионная страна, и, как и другие европейские государства, — занимает небольшую территорию. Китай, Индия — это будут державы. Если мы хотим иметь влияние, власть и какое-то значение — то благодаря объединению с другими.
— В каком направлении должна идти Европа?
— Для отцов-основателей Европы самым важным было обеспечение мира и послевоенное примирение. Для сегодняшних политиков самое важное — сделать европейскую экономику конкурентоспособной, чтобы росло благосостояние европейцев.
Задачей для нас является то, чтобы Европа и ее ценности имели, как и прежде, большое значение в мире. В мире, в котором есть Америка с ее самой сильной в мире экономикой, Россия, Китай, население которого вдвое больше, чем население всей Европы и Америки вместе взятых. Не говоря уже об Индии.
Вызов, перед которым оказалось новое поколение европейских лидеров, состоит в том, какой мы видим Европу: должна ли она смотреть вперед, приспосабливаясь к новым политическим и экономическим конфигурациям в мире? Или же она должна смотреть внутрь себя, пытаясь создать барьеры, чтобы задержать внешние силы. Эта борьба между открытой и закрытой Европой — это битва, которая ждет нас впереди.
Мы сможем показать миру ценности, которыми мы гордимся, благодаря тем людям, которые ведут себя открыто. И в этом направлении сейчас идут европейские лидеры. И левые, и правые.
Самое важное — согласовать цель. У нас могут быть какие угодно институты, но если Европа не знает, куда она хочет идти, то эти институты не будут эффективны.
— Европа сейчас занимается, в первую очередь, будущим европейских институтов и новым соглашением для ЕС. Лондон поддержит Варшаву в ее стремлении изменить систему голосования?
— Мы внимательно рассматриваем все вопросы, которые можно обсуждать. Но мы прошли через очень тяжелый процесс, чтобы прийти к этой системе голосования. Это — совсем другое дело, чем расширение списка вопросов, решения по которым принимаются большинством голосов.
— А каких изменений в конституционном соглашении ожидает Великобритания?
— Для меня основное значение имеет то, чтобы принять, что не удастся достичь договоренности о заключении нового конституционного соглашения. То, чего можно достичь — это договоренность относительно нового, обычного соглашения, которое изменит все предыдущие. Это было бы упрощенное соглашение, оно введет новые принципы, благодаря которым Европа сможет работать эффективнее. Детали еще необходимо обсудить.
— Вы согласитесь, например, на создание поста президента Евросоюза и министра иностранных дел?
— Я не хотел бы публично обсуждать, как должно выглядеть это новое соглашение. Но что касается принципов: мы должны сделать шаг назад и отказаться от конституционного соглашения как такового. Теперь самое важное — это выяснить, что нам необходимо, чтобы Европа работала эффективно, чтобы она могла сосредоточить свое внимание на вопросах, которые важны для общества. Два года мы спорили в Конституционном конвенте, считая, что он приблизит Европу к гражданам. Он этого не сделал. Теперь мы должны сделать выводы, мы должны выслушать людей.
— Такое новое, простое соглашение, должно будет пройти через референдум в Великобритании?
— Нет. Если это не будет конституция, которая меняет фундаментальные отношения между Евросоюзом и его членами, то нет причин для проведения референдума. Для меня это очевидно. Я подозреваю, что большинство государств находится в подобном положении, если их конституция их не обязывает проводить референдумы также для утверждения обычного соглашения.
В прошлом я согласился на референдум, потому что считал, что есть причины для проведения референдума, если это должно быть соглашение, которое фундаментально изменяет отношения между Великобританией и Европейским Союзом.
— Вы не боитесь, что оппозиционная Консервативная партия все равно будет добиваться референдума, и что это усложнит жизнь вашему преемнику, Гордону Брауну? Мало слышно о его любви к Европе...
— Если бы даже изменили одну запятую в действующих соглашениях, то Консервативная партия все равно требовала бы референдума. Потому что они не хотят, чтобы Европа шла дальше, они хотят заблокировать прогресс Европы. Впрочем, такие же голоса появятся и в СМИ. Но какова альтернатива? То, что мы этого вопроса вообще не решим. Теперь пришло время, чтобы Европа пошла вперед.
— Когда должны быть приняты решения относительно нового соглашения?
— Лучше всего было бы согласовать ключевые решения в июне (во время саммита ЕС в Брюсселе). Затем начался бы процесс рассмотрения деталей, а потом — ратификация. Я не говорю сейчас, каковы должны быть окончательные выводы, но я думаю, что необходимо согласие в вопросах основных параметров и принципов. После июньского саммита общество должно знать основные элементы договоренности, касающейся соглашения.
— Если бы три года назад вы знали, что столь много поляков и граждан других государств приедет в вашу страну, вы все равно открыли бы рынок труда? Британия ввела ограничения на въезд болгар и румын, значит, похоже, появились некоторые сомнения...
— Нет, я не изменил бы своего мнения по этому вопросу. Поляки в Великобритании — это очень хорошая, уважаемая группа людей. А в случае Болгарии и Румынии появились дополнительные вопросы. Расширение было очень полезным для Евросоюза. Одна из вещей, которые мы должны сейчас делать — это информировать общество относительно того, какую выгоду приносит расширение Европы. Ваша экономика будет расти и станет сильнее, поэтому мы сможем с вами торговать. Мы защищаем позитивную репутацию расширенной Европы, потому что такая Европа очень сильно нам помогла.
— Существуют ли какие-то географические границы для Евросоюза? Кто еще станет его членом? Украина?
— Европа будет расширяться, я не сомневаюсь. Почему мы должны прекратить расширение Европы? Но я думаю, что мы должны быть реалистами. Переход от 15 членов к 27 членам был большим изменением. Легко понять, что европейское общественное мнение теперь хочет немного остановиться, привести дела в порядок.
Но, в очень отдаленной перспективе, я считаю, что Европа будет продолжать расширяться. Членство в Евросоюзе, например для балканских государств, является большим шансом. Тот факт, что жители очень многих стран хотят стать членами Евросоюза, очень хорошо свидетельствует о Евросоюзе.
