Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

От надежды к отваге

Оценка внешней политики Обамы
18 января, 1996 - 20:59

Американский политолог, социолог и государственный деятель, бывший советник по национальной безопасности президента Джимма Картера, автор книги «Большая шахматная доска» Збигнев Бжезинский не нуждается в рекомендациях. Он также был советником президентов Джона Кеннеди и Линдона Джонсона. На последних президентских выборах Бжезинский был советником кандидата в президенты США Барака Обамы по внешней политике. Предлагаем читателям несколько сокращенную статью Бжезинского, в которой он анализирует достижения американского президента Барака Обамы за первый год пребывания на должности президента.

Внешняя политика президента США Барака Обамы может быть должным образом оценена, исходя из двух составляющих: его целей и системы принятия решений, а также его политики и ее реализации. О первой составляющей можно говорить с уверенностью, но вторая еще находится в процессе развертывания.

Нужно отдать должное Обаме, который приложил действительно амбициозные усилия, чтобы изменить взгляд США на мир и возобновить их связь с возникающим историческим контекстом XXI века. Он сделал это очень хорошо. Менее чем за год Обама полностью изменил концепцию внешней политики США относительно некоторых крайне важных геополитических вопросов:

— ислам не является врагом, и «глобальная война с терроризмом» не определяет нынешнюю роль США в мире;

— США будут справедливым и твердым посредником, когда речь пойдет об обеспечении длительного мира между Израилем и Палестиной;

— США должны вести серьезные переговоры с Ираном по поводу его ядерной программы, а также по другим вопросам;

— борьба с повстанцами в контролируемых Талибаном районах Афганистана должна стать частью более широкого политического решения, а не военного;

— США должны уважать культурную и историческую чувствительность Латинской Америки и расширять контакты с Кубой;

— США должны активизировать свои обязательства относительно значительного сокращения собственного ядерного арсенала и добиваться вполне доступной цели — мира, свободного от ядерного оружия;

— в борьбе с глобальными проблемами Китай должен рассматриваться не только как экономический партнер, но и как геополитический;

— улучшение американо-российских отношений отвечает интересам обеих сторон, хотя это должно осуществляться таким образом, чтобы принимать, а не пытаться ликвидировать геополитические реалии, возникшие после холодной войны;

— настоящему коллегиальному трансатлантическому партнерству нужно придать более глубокое значение, в частности, для того, чтобы сгладить трещины, возникшие из-за разрушительных противоречий за последние годы.

За все это он заслужил Нобелевскую премию мира. В целом Обама продемонстрировал настоящее чутье стратегического направления, твердую хватку относительно происходящего во всем мире, а также понимание, что должны делать в нем США. Эти убеждения представляют собой стратегически и исторически связанный взгляд на мир. Нужно добавить, что новый президент также уделяет внимание сложным общественным и экологическим дилеммам, которые возникли перед человечеством и по отношению к которым США слишком долгое время были безразличны. Но такая оценка дана ему за отклик на самые неотложные геополитические вызовы.

ВЫЗОВЫ ЛИДЕРСТВУ БЕЛОГО ДОМА

Всеобъемлющая перспектива Обамы задает тон его команде, которая вырабатывает внешнюю политику и полностью сосредоточена в Белом доме. Президент полагается на большой опыт вице-президента Джо Байдена во внешних отношениях, чтобы изучать идеи и заниматься неформальной выработкой стратегии. Советник президента по вопросам национальной безопасности Джеймс Джонс координирует перевод стратегических перспектив президента в политику, одновременно руководя самым большим Советом национальной безопасности в истории США — его штат превышает 200 человек. Значительно увеличилось влияние министра обороны Роберта Гейтса на стратегию национальной безопасности. Прямая задача Гейтса заключается в успешном завершении двух войн, но его влияние также чувствуется в вопросах, касающихся Ирана и России. Государственный секретарь Хиллари Клинтон непосредственно общается с президентом и пользуется его доверием. Она также является ключевым участником во внешнеполитических решениях и дипломатом номер один в стране. Сфера ее полномочий больше сосредоточена на решении все более неотложных глобальных проблем нового века, чем геополитических из недавнего прошлого.

Наконец, два доверенных политических советника Обамы Девид Аксельрод и Рам Эмануэль, которые внимательно следят за чувствительными взаимоотношениями между внешней и внутренней политикой, также участвуют в принятии решений. При необходимости к политическим дискуссиям привлекают двух опытных переговорщиков — Джорджа Митчела, ведущего ближневосточные мирные переговоры, и Ричарда Холбрука, координирующего региональный ответ на вызовы в Афганистане и Пакистане. На самом деле они являются продолжением процесса, сосредоточенного в Совете национальной безопасности.

В этой команде Обама является главным источником стратегического направления, но он может играть эту роль лишь на временной основе. Это его слабость, потому что концептуальный инициатор внешней политики большого государства должен быть активно привлечен к надзору за разработкой результирующих стратегических решений, наблюдать за их реализацией и вносить своевременные поправки. Однако у Обамы нет другого выбора, как тратить большую часть первого года пребывания у власти на внутренние политические дела.

В результате его большое переопределение внешней политики США стало уязвимым к выхолащиванию или задержке высокопоставленными должностными лицами, которые бюрократически настроены на осторожность, а не на действие, — привычное, а не инновационное. Некоторые из них могут даже не поддерживать приоритеты президента относительно Ближнего Востока и Ирана. Не стоит добавлять, что правительственные чиновники, не разделяющие выбранные приоритеты, редко становятся хорошими исполнителями. Кроме того, советники президента по внутренним делам непременно становятся чувствительнее к давлению со стороны заинтересованных групп внутри страны.

Еще слишком рано давать точную оценку решимости президента реализовывать свои приоритеты, поскольку большинство больших проблем, за решение которых лично взялся Обама, включают долгосрочные вопросы, требующие долгосрочного менеджмента. Однако три неотложные проблемы даже в короткой перспективе могут стать прямым и сложным тестом на его состоятельность и решимость существенно изменить политику США: израильско-палестинский конфликт, ядерные амбиции Ирана и афгано-пакистанский вызов. Каждая из этих проблем также актуальна и внутри страны.

ИЗРАИЛЬСКО-ПАЛЕСТИНСКАЯ ГОЛОВОЛОМКА

Первым неотложным вызовом, конечно, является ближневосточный мирный процесс. Ранее Обама заявил, что возьмет в свои руки инициативу по этому вопросу и попытается его решить в относительно короткий срок. Такая позиция исторически оправдана и отвечает национальным интересам США. Паралич израильско-палестинского конфликта длится слишком долго, и если его оставить нерешенным, то это будет иметь губительные последствия для палестинцев, для региона, для США и, в конечном итоге, причинит вред Израилю. Об этом немодно говорить, но очевидно — заслуженно или нет — большинство существующей сегодня враждебности к США на Ближнем Востоке и в исламском мире в целом вызвано кровопролитием и страданиями, которые принес продолжительный конфликт. Корыстное оправдание Осамой бен Ладеном теракта 9 сентября 2001 года стало напоминанием о том, что США также являются жертвой израильско-палестинской головоломки.

Но теперь, после 40 лет израильской оккупации Западного берега и 30 лет мирных переговоров, совершенно очевидно, что, оставаясь наедине ни израильтяне, ни палестинцы сами не разрешат этот конфликт. На это есть много причин, но главная — та, что палестинцы слишком разделенные и слабые, чтобы принять критические решения, необходимые для продвижения мирного процесса. Израильтяне также очень разделены и слишком сильные, чтобы сделать то же. В результате нужна сильная внешняя инициатива, которая определит базовые параметры окончательного урегулирования, чтобы «запустить» серьезные переговоры между двумя сторонами. А это может исходить лишь от США.

...Существующий глобальный консенсус мог бы служить стартовой площадкой для серьезных переговоров, исходя из четырех основных пунктов. Во-первых, палестинским беженцам не может быть предоставлено право вернуться на территорию нынешнего Израиля, потому что эта страна не может пойти на самоубийство ради мира. Беженцы должны быть поселены на территории Палестинского государства с компенсацией и, возможно, выражением сочувствия их страданиям. Палестинскому национальному движению это будет очень сложно воспринять, но альтернативы не существует.

Во-вторых, Иерусалим нужно разделить по-настоящему. Конечно, столица Израиля должна быть в Западном Иерусалиме, а Восточный Иерусалим — может стать столицей Палестинского государства. При этом Старый Город должен быть общим и находиться под международным управлением. Если настоящий компромисс относительно Иерусалима не станет частью урегулирования, то на Западном берегу будет продолжаться недовольство и палестинцы отвергнут мирный процесс. И хоть Израилю сложно воспринять такой компромисс, но без этого не будет примирения.

В-третьих, поселения должны базироваться на границах 1967 года с обменами территорий, что позволит крупным поселениям инкорпорироваться в Израиль без последующего сокращения территории Палестинского государства. Это будет означать территориальную компенсацию для палестинцев на территориях северного и южного Израиля, граничащих с Западным берегом. Важно помнить, что хотя израильское и палестинское население почти одинаково по численности, однако по границам 1967 года палестинская территория составляет всего 22% территории, подчиненной британскому мандату, тогда как израильская территория — 78%.

В-четвертых, США или НАТО должны взять на себя обязательство по размещению войск вдоль реки Иордан. Такой шаг усилит безопасность Израиля на стратегическую глубину. Он уменьшит опасения Израиля, что независимая Палестина сможет однажды стать трамплином для большой арабской атаки на Израиль.

Если бы Обама использовал эту приемлемую международным сообществом кальку мира, когда выступал перед ООН в сентябре, то смог бы оказать огромное влияние на израильтян и палестинцев и мгновенно получил бы мировую поддержку. Неспособность одобрить этот план оказалась утраченной возможностью, в частности после того, что решение «два государства» начинает терять доверие как жизнеспособная формула примирения между израильтянами и палестинцами в этом регионе. Более того, есть свидетельства, что США уже теряют добрую волю и возобновленное доверие арабского мира, которое завоевал Обама своей речью в Каире в июне (в 2009 году. — Ред.).

Следующие шесть месяцев будут критическими, и время для решительных действий истекает. Но до сих пор команда Обамы не продемонстрировала ни тактического умения, ни стратегической твердости, необходимых для продвижения мирного процесса.

ИРАНСКИЙ ВЫЗОВ

Другой стремительный и потенциально очень опасный вызов с похожими высокими ставками, который возник перед Обамой, это Иран. Вызов касается настоящего характера иранской ядерной программы и роли Ирана в этом регионе. Обама решительно настроен исследовать путь серьезных переговоров с Ираном, невзирая на внутреннее (а иногда внешнее) волнение и даже некоторую оппозицию во втором эшелоне его команды. Не говоря об этом, он существенно снизил военный вариант со стороны США, хотя и до сих пор модно говорить, что «все варианты остаются на столе». Но перспектива успешных переговоров все еще достаточно неопределенная.

Два фундаментальных вопроса усложняют ситуацию. Первый, хотят ли иранцы вести переговоры — или, скорее, в состоянии ли делать это — серьезно? США должны быть реалистами, когда обсуждают этот аспект, поскольку часы нельзя повернуть назад: иранцы постоянно обогащают уран и не собираются отказываться от этого. Но еще можно с помощью более жесткого инспекционного режима подготовить надежное соглашение, которое будет предотвращать получение оружия. Тем не менее, даже если США и их партнеры подходят к переговорам с конструктивным мышлением, сами иранцы могут положить конец серьезным перспективам достижения позитивного результата. Даже в начале переговорного процесса доверие к Ирану было подорвано тем, что Тегеран усложнил достижение выгодного компромисса путем заключения соглашения между Ираном, Россией и Францией относительно обработки обогащенного урана.

Во-вторых, хочет ли Вашингтон приобщаться к переговорам с определенной мерой терпения и чувствительности к ментальности другой стороны? Серьезным переговорам не благоприятствовали бы стремления США публично обвинять Иран как террористическое государство, как государство, которому нельзя доверять, как государство, относительно которого готовятся санкции или даже военный вариант. Такие действия лишь играли бы на руку наиболее консервативным элементам в Иране. Это также помогало бы их призывам к иранскому национализму и сузило бы разрыв, который недавно появился в Иране между теми, кто выступает за более либеральный режим и теми, кто хочет увековечить фанатичное диктаторство.

Эти пункты нужно помнить, если дополнительные санкции станут необходимыми. Необходимо сделать так, чтобы санкции были политически разумными, и чтобы они изолировали режим, а не объединяли всех иранцев. Санкции должны наказывать тех, кто при власти, — а не иранский средний класс, что могло бы быть в случае эмбарго на бензин. Внедрение непродуманных разрушительных санкций, вероятно, вызовет у иранцев впечатление, что настоящей целью США является попытка не допустить, чтобы их страна получила пусть даже мирную ядерную программу, которая в свою очередь активизирует национализм и волнения.

Впрочем, даже внедрение продуманных выборочных санкций, вероятно, будет усложнено из-за международного давления. Китай, ввиду его зависимости от ближневосточной и, в частности, иранской нефти, боится последствий обострения кризиса. Позиция России является двусмысленной, поскольку как большой поставщик энергоресурсов в Европу, она финансово выигрывает от длительного кризиса в Персидском заливе, который сделает невозможным поступление иранской нефти на европейский рынок. Действительно, из российской геополитической перспективы, стремительный рост цены на нефть в результате конфликта в Персидском заливе нанесет наибольшие экономические убытки США и Китаю — странам с глобальным доминированием, чему Россия склонна возмущаться и даже побаиваться, — и сделает Европу еще более зависимой от российских энергоносителей. Такой сложный процесс нуждается в твердом президентском лидерстве.

В конечном итоге, ставка — большой стратегический вопрос. Заключается ли долгосрочная цель США в эволюции Ирана в стабилизирующую силу на Ближнем Востоке? Этот вопрос можно поставить более остро и просто: направлена ли эта политика на привлечение Ирана, в конечном итоге, снова стать партнером США и даже, как это было три десятилетия тому назад, — Израиля? Чем шире повестка дня, направленная на вопрос региональной безопасности, потенциального экономического сотрудничества и так далее, тем большая возможность нахождения приемлемого quid pro quos (одно вместо другого). Нужно ли относиться к Ирану так, будто бы он обречен оставаться враждебной и дестабилизирующей силой в и без того уязвимом регионе?

На данный момент очевидно, что положительный результат переговоров очень сомнителен. Допуская, что они не будут отброшены, в начале 2010 года можно будет спокойно сделать расчеты относительно того, стоит ли продолжать переговоры или, действительно, не существует пространства для взаимных компромиссов. В таком случае политические обоснованные санкции могут быть своевременными. До сих пор Обама демонстрировал, что он понимает необходимость сочетания стратегической твердости с политической гибкостью; он терпеливо исследует, может ли дипломатия привести результат. Он избежал каких-либо очевидных обязательств относительно четкого конечного срока и не высказал конкретных угроз относительно военного варианта.

Те, кто отстаивает жесткую позицию, обязаны помнить, что США должны нести груз болезненных последствий в случае нападения на Иран, кто бы не осуществил его: США или Израиль. Иран, вполне вероятно, изберет в качестве мишеней американские войска в Афганистане и Ираке и, возможно, дестабилизирует эти две страны; Ормузский пролив станет пылающей военной зоной; американцы снова будут платить огромные деньги на автозаправках. Иран является проблемой, относительно которой Обама, в первую очередь, должен доверять себе и быть ведущим, а не ведомым. До сих пор ему это удавалось.

ТРЯСИНА АФПАК

Третья безотлагательная и политически чувствительная внешнеполитическая проблема вызвана сложным положением в Афганистане и Пакистане. Обама пошел немного вперед и отказался от некоторых амбициозных, даже идеологических целей, которые определяли начальное привлечение США в Афганистане, — например, создание современной демократии. Но США должны быть очень осторожными относительно привлечения в Афганистане и Пакистане, которое все еще главным образом и имеет милитаристское измерение, и рассматривается афганцами и пакистанцами как еще один пример западного колониализма, вызывая у них растущий милитаристский ответ.

Некоторые американские генералы недавно заявили, что США не выиграют войны чисто военными средствами, такая оценка зловеще прогнозирует, что конфликт с Талибаном может стать похожим на прошлую конфронтацию Советского Союза с афганским сопротивлением. Поэтому срочно нужна всеобъемлющая стратегическая переоценка. Сделанное в сентябре Францией, Германией и Великобританией предложение относительно проведения международной конференции по этому вопросу было полезным и своевременным. Но чтобы новая стратегия была эффективной, она должна подчеркнуть два ключевых элемента. Во-первых, афганское правительство и НАТО должны привлекаться на местах в ограниченный процесс сотрудничества с уязвимыми элементами Талибана. Талибан не является глобальным революционным или террористическим движением, и хотя он является широким альянсом со средневековым виденьем того, каким должен быть Афганистан, но это движение прямо не угрожает Западу. Более того, Талибан в значительной мере является меньшинством, которое в конечном итоге может быть побежденным лишь другими афганцами (которым экономически и в военном отношении помогут США и другие союзники НАТО). А этот факт требует в большей степени политической, а не военной стратегии.

Кроме того, США должны разработать политику, которая завоюет поддержку Пакистана не только в том, чтобы не дать Талибану убежища в Пакистане, но и в осуществлении давления относительно примирения Талибана с Афганистаном. Ввиду того, что многие пакистанцы могут отдать преимущество Афганистану, контролируемому Талибаном, а не светскому Афганистану, который склоняется к старому врагу Пакистана — Индии, США должны снять обеспокоенность Пакистана в вопросах безопасности, чтобы привлечь его к полному сотрудничеству в кампании против непримиримых элементов Талибана. В этом отношении поддержка Китая была бы полезной, в частности, ввиду геополитических ставок в региональной стабильности и его традиционно близких связей с Исламабадом.

Вероятно, что прежде, чем его оценка попадет на страницы газет, Обама объявит всеобъемлющую стратегию достижения политически приемлемого результата продолжающегося конфликта, который союзники США также готовы поддержать. До сих пор его подход был достаточно выборочным. Он был осторожным в оценке военного и политического измерения этого вызова и также учитывал взгляды союзников США. Для НАТО не может быть ничего худшего, если одна часть Альянса (Западная Европа) оставит другую часть Альянса (США) самостоятельно в Афганистане. Такая трещина в первой кампании НАТО, которая базировалась на Пятой статье, и предусматривает коллективную оборону, возможно, будет означать конец Альянса.

То, как Обама будет решать эти три безотлагательные и взаимосвязанные проблемы: израильско-палестинский мирный процесс, иранскую дилемму и афганско-пакистанский конфликт — решит глобальную роль США на прогнозируемое будущее. Последствия провального мирного процесса на Ближнем Востоке, военное столкновение с Ираном и все большее военное привлечение в Афганистане и Пакистане, — если все это будет происходить одновременно, то погрузит США на многие годы в самостоятельный и саморазрушительный конфликт в огромном и очень переменчивом регионе. В конечном итоге, это станет предвестником завершения нынешнего глобального доминирования США.

КЛЮЧЕВЫЕ СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ

В дополнение к решению безотлагательных вызовов президент указал о намерении улучшить ключевые геополитические отношения США с тремя игроками: Россией, Китаем и Европой. Каждый из этих направлений включает долгосрочные дилеммы, но не требует в настоящий момент кризисного менеджмента. Каждый имеет свои особенности: Россия является прежней империей с ревизионистскими амбициями, но приходящим в упадок общественным капиталом; Китай является растущей мировой мощью, которая модернизируется с поразительной скоростью, но умышленно приглушает свои амбиции; Европа является глобальной экономической мощью без военных амбиций и политической воли. Обама правильно отметил, что США нуждаются в тесном сотрудничестве с каждым из указанных выше игроков.

Следовательно, администрация решила «перезагрузить» отношения США с Россией. Но этот лозунг является запутанным и до сих пор не понятно, является ли полностью оправданным желаемое предположение Вашингтона об общих интересах Москвы относительно такого вопроса как Иран.

Невзирая на это, США должны думать стратегически о долгосрочных отношениях с Россией и проводить двотрековую политику: они должны сотрудничать с Россией, когда это взаимовыгодно, но таким образом, чтобы это отвечало исторической реальности. Эра закрытых империй завершилась, и Россия ради своего будущего должна в конечном итоге принять это.

Попытка расширить сотрудничество с Россией не означает согласие на подчинение Россией Грузии (через которую проходит жизненно важный нефтегон Баку—Тбилиси—Джейхан, обеспечивая Европе доступ к центральноазиатским энергоресурсам). Содействие этому было бы громадным шагом назад, что усилило бы российскую имперскую ностальгию и опасение Центральной Европы за безопасность, не говоря об увеличении возможности военных конфликтов. Пока администрация Обамы достаточно неохотно настроена на снабжение даже чисто оборонных вооружений Грузии (что является контрактом по сравнению с российскими поставками наступательных вооружений для Венесуэлы), она также недостаточно активно привлекала Европейский Союз к тому, чтобы быть чувствительнее к европейским стремлениям Украины. К счастью, визит вице-президента Байдена осенью 2009 года в Польшу, Румынию и Чешскую Республику подтвердил сильную долгосрочную заинтересованность США в политическом плюрализме на прежнем советском пространстве и настроенных на сотрудничество отношениях с по-настоящему постимперской Россией.

Также нужны долгосрочные усилия по привлечению Китая к новым подходам в решении глобальных проблем. Китай, как было провозглашено, «растет мирно» и в отличие от России имеет терпеливую самоуверенность. Но также можно утверждать, что Китай растет немного эгоистично и нуждается в более широком привлечении к конструктивному сотрудничеству при принятии глобальных экономических, финансовых и экологических проблем. Он также имеет растущее политическое влияние на геополитические проблемы, которые касаются коренных интересов США: Северная Корея, Иран, Афганистан и Пакистан и даже израильско-палестинский конфликт.

Таким образом, решение Обамы развивать двусторонние американо-китайские отношения на самом высоком уровне было своевременным. Проведение саммита во время визита Обамы в Китай в ноябре 2009 года, который имел президентский уровень, и во время которого де-факто была образована геополитическая G-2 (группа двух), значительно помогло развить важный стратегический диалог. Лидеры США и Китая признают, что обе страны очень заинтересованы в эффективно действующей мировой системе. И, похоже, они оценили исторический потенциал, соответствующие национальные интересы, которые присутствуют в таких двусторонних отношениях.

Парадоксально, невзирая на высказанное Обамой желание, кажется, что в ближайшем будущем существует мало перспектив для основательного усиления стратегических отношений США со своими ближайшими политическими, экономическими и военными партнерами: Европой. Предшественник Обамы оставил там плохое наследство, которое Обама значительно улучшил в плане общественного мнения. Но настоящее стратегическое сотрудничество на глобальной арене невозможно с партнером, у которого не только нет определенного и авторитетного политического лидерства, но и не хватает внутреннего консенсуса относительно собственной роли в мире.

Поэтому намерение Обамы оживить атлантическое партнерство вынужденно ограничивается диалогами с тремя ключевыми европейскими государствами, которые пользуются авторитетом в мире: Великобританией, Германией и Францией. Но полезность таких диалогов ограничена личными и политическими отличиями между лидерами этих стран — не говоря о мрачных политических перспективах британского премьер-министра, увлечении французского президента личной славой и направленном на восток взгляде немецкого канцлера. Появление объединенного и, следовательно, влиятельного европейского мировоззрения, с которым бы Обама мог эффективно сотрудничать, вряд ли возможно в ближайшее время.

ВНУТРЕННИЕ ПРЕГРАДЫ

Что в итоге можно сказать о внешней политике Обамы? До сих пор она вызывала больше ожиданий, чем стратегических прорывов. Однако Обама существенно изменил политику США относительно трех самых безотлагательных вызовов, которые стоят перед нашей страной. Но, будучи демократической страной, США вынуждены строить внешнеполитические решения на внутреннем политическом консенсусе. И, к сожалению, для Обамы получать такую поддержку становится все сложнее из-за трех систематических недостатков, которые мешают проводить разумную и решительную внешнюю политику в усложняющейся глобальной обстановке.

Первый недостаток заключается в том, что внешнеполитические лобби стали еще влиятельнее в американской политике. Благодаря их доступу к Конгрессу, многочисленные лобби — одни, имея финансовую поддержку, другие, исходя из внешних интересов, — способствуют в беспрецедентном масштабе законодательному вмешательству в процесс формирования внешней политики. В настоящий момент, более чем когда-либо, Конгресс не только активно оказывает сопротивление внешнеполитическим решениям, но даже навязывает некоторые президенту. Такое вмешательство Конгресса, на которое влияет лобби, является серьезной преградой в формировании внешней политики, которая должна отвечать постоянно изменяющимся реалиям глобальной политики, и к тому же усложняет обеспечение того, что исходной точкой являются американские, а не чужеземные интересы.

Второй недостаток, который зафиксирован в исследовании мозгового центра RAND за 2009 год, заключается в том, что углубляющийся идеологический раскол, уменьшает перспективы эффективной двухпартийной внешней политики. Поляризация не только делает менее вероятной двухпартийную внешнюю политику, но и поощряет привлечение демагогии в политические конфликты. А это отравляет политический дискурс.

Последний, но не менее важный недостаток заключается в том, что, будучи огромной демократической страной, США имеют общественность, которая является наименее информированной, когда речь идет о международной политике. Многие американцы, как показало исследование National Geographic, не знакомы даже с основами географии мира. Не лучшим является знание истории и культуры других стран.

Все вместе вышеуказанные систематические недостатки усложняют усилия относительно получения общественной поддержки рациональной внешней политики, которая отвечает сложности глобальных дилемм, стоящих перед США. Инстинкт Обамы заключается в том, чтобы согласовывать противоречия. В этом заключался его политический опыт, который, вполне очевидно, стал ключом его избирательного успеха. Согласование противоречий, которое поддерживается личным вдохновением и большой мобилизацией популистских идей, действительно является наиболее важным толчком продвижения политической повестки дня в больших демократиях. Осуществляя кампанию за должность президента, Обама доказал, что является мастером социального примирения и политической мобилизации. Но он еще не сделал переход от вдохновленного оратора к непобедимому государственному деятелю. Выступать за то, чтобы что-то произошло, еще не означает того, чтобы это осуществить на деле.

В жестких реалиях мировой политики лидерство также требует безжалостной твердости в преодолении чужеземной оппозиции, в завоевании поддержки друзей, в серьезных переговорах, когда это необходимо, с враждебными государствами и завоевание неприязненного уважения даже у тех правительств, которые США иногда заинтересованы запугать. В результате, оптимальный момент сочетания национальных стремлений с решительным лидерством наступает тогда, когда личный авторитет президента является наивысшим, — обычно в первый год пребывания в должности. К сожалению, в первый год президента Обамы главными вопросами были экономический кризис и борьба за реформу здравоохранения. Следующие три года могут быть еще более сложными. Для национальных интересов США и также ради человечества чрезвычайно важно, чтобы Обама отважно воплощал в жизнь надежды, которые он высвободил.

Foreign Affairs, январь-февраль 2010 года. Перевод Мыколы Сирука, «День»

Збигнев Бжезинский, советник Центра стратегических и международных студий, Вашингтон
Газета: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ