В этом месяце исполняется десять лет неоднозначно воспринимаемому в мире вторжению в Ирак, возглавлявшемуся США. Что принесло данное решение за последнее десятилетие? И главное, было ли решение о вторжении принято правильно?
В положительном плане аналитики указывают на свержение Саддама Хусейна, создание выборного правительства и экономический рост почти на 9% в год с превышением довоенного уровня экспорта нефти. Некоторые эксперты, например Надим Шехади из британского аналитического центра международных отношений Chatham House, пошли дальше, утверждая, что, хотя «США, безусловно, переоценили свои возможности в Ираке», «американское вторжение, возможно, стало для региона встряской, выведшей его из застоя, в котором прожили как минимум два поколения».
Скептики отвечают, что было бы неверно связывать иракскую войну с арабской весной, потому что события в Тунисе и Египте 2011 г. имели свои собственные источники, в то время как действия и риторика президента Джорджа Буша-младшего, скорее, дискредитировали дело демократии в регионе, а не содействовали ему. Сместить Саддама Хусейна было важно, но сейчас Ирак является неспокойным местом, в котором правит сектантская группировка; согласно одному из индексов уровня коррупции Ирак находится на 169-м месте из 174 стран.
Какими бы ни были выгоды войны, возражают скептики, они слишком незначительны для оправдания потерь: убито более 150 тыс. иракцев и 4488 американских военнослужащих; расходы составили почти 1 трлн долларов (без учета долгосрочных расходов на лечение и инвалидность примерно для 32 тыс. раненых американских солдат).
Возможно, данный баланс будет выглядеть по-другому еще через десять лет, но на данный момент большинство американцев пришли к выводу о том, что скептики правы, и данное мышление влияет на текущую внешнюю политику США. В следующем десятилетии крайне маловероятным является то, что США попытаются совершить очередную продолжительную оккупацию и преобразование другой страны. Как высказался бывший министр обороны Роберт Гейтс незадолго до ухода в отставку, любой советник, который порекомендует подобные действия, «должен пройти проверку, все ли в порядке у него с головой».
Некоторые называют это изоляционизмом, но лучше это назвать благоразумием или прагматизмом. В конце концов, президент Дуайт Эйзенхауэр в 1954 г. отказался отправить американские войска для спасения французов в деревне Дьенбьенфу, поскольку опасался, что они будут «поглощены дивизиями», находившимися во Вьетнаме. А его-то изоляционистом никак не назовешь.
Пусть десять лет — недостаточный срок для вынесения окончательного вердикта по долговременным последствиям иракской войны, но уже вполне можно анализировать процедуры, согласно которым администрация Буша принимала решения.
Буш и его чиновники использовали три основных довода для оправдания вторжения в Ирак. Первый: Хусейн был связан с «Аль-Каидой». Опросы общественного мнения показывают, что многие американцы поверили словам администрации о данной связи, но она не была подтверждена доказательствами. Доказательства, представлявшиеся общественности, были шаткими и преувеличенными.
Второй довод: замена Хусейна демократическим режимом как способ преобразовать политику Ближнего Востока. Несколько неоконсервативных членов администрации призывали к смене режима в Ираке задолго до своего вступления в должность, но не могли превратить данные призывы в реальную политику в течение первых восьми месяцев работы администрации. После 11 сентября 2001 г. они быстро продвинули свою политику в окно возможностей, открывшееся из-за терактов.
Буш часто говорил о смене режима и о «борьбе за свободу», а его сторонники приводили в качестве примера роль американской военной оккупации в демократизации Германии и Японии после Второй мировой войны. Но администрация Буша использовала исторические аналогии небрежно и пренебрегла адекватной подготовкой к эффективной оккупации.
Третий довод — помешать Хусейну создать оружие массового поражения. Большинство стран согласилось с тем, что Хусейн свыше десятилетия игнорировал резолюции Совета безопасности ООН. Более того, согласно единогласно принятой Резолюции № 1441, бремя доказывания ложилось на Хусейна.
Хотя впоследствии, когда инспекторы не нашли ОМП, стало очевидно, что Буш ошибался, мнение о том, что оно было у Хусейна, широко разделялось другими странами. Возможно, благодаря благоразумию инспекторы и выиграли какое-то время, но ошибался не один только Буш.
Буш как-то сказал, что история оправдает его, и сравнил себя с президентом Гарри Трумэном, оставившим свою должность с низким рейтингом (согласно опросам) из-за Корейской войны, но сегодня воспринимаемым положительно. Действительно ли история будет настолько благосклонна к Бушу?
Биограф Трумэна Дэвид Маккалоу предупреждает о том, что, прежде чем историки будут способны реально оценить того или иного президента, должно пройти около 50 лет. Но через десять лет после ухода Трумэна с должности План Маршалла и НАТО уже рассматривались как серьезные достижения. Бушу недостает сопоставимых успехов, которые компенсировали бы его неумелое руководство в Ираке.
История склонна плохо относиться к неудачникам, но историки оценивают лидеров также по причинам их удачи. Хороший тренер анализирует игру своей команды и команды соперника, чтобы извлечь опыт из ошибок и пользу из выигрыша. Напротив, беспечное испытание реальности и ненужный риск нередко являются частью проигрыша, неудачи. Будущие историки, вероятно, обвинят Буша в этих просчетах.
Даже если в течение следующих десяти лет из-за каких-то непредвиденных событий ситуация на Ближнем Востоке улучшится, будущие историки будут критиковать то, как Буш принимал решения и распределял риски и издержки своих действий. Одно дело — вести людей в гору, совсем другое — вести их к краю пропасти.
Проект Синдикат для «Дня»
Джозеф НАЙ, профессор Гарвардского университета и автор книги «Будущее власти»
