Австриец Ульрих Зайдль — один из интереснейших европейских кинорежиссеров. В профессии он уже более чем 30 лет, начинал как документалист. Его полнометражный игровой дебют «Собачья жара» стал настоящим открытием Венецианского кинофестиваля в 2001 году, получив «Серебряного льва» и спецприз (аналог Гран-при) жюри. В 2007 году вышел «Импорт/Экспорт» — история трудовой мигрантки из Украины. Сегодня 61-летний режиссер находится в зените признания, ведь в течение последнего года на трех крупнейших фестивалях мира — Каннах, Венеции и Берлине — состоялись премьеры трех частей его нового проекта «Рай» — «Любовь», «Вера», «Надежда». Каждый фильм вызвал очень оживленную реакцию далеко за пределами фестивального сообщества, а «Рай: вера» вообще спровоцировал громкий скандал, что, впрочем, не помешало главному жюри Венецианского фестиваля вновь отметить искусную и бескомпромиссную картину специальным призом.
Документализм здесь — не приложение к профессии, а способ преобразования мира на экране: «документальный» еще имеет синоним «неигровой», и Зайдль сознательно отказывается от любых игр — то ли со стилями, то ли с сюжетными коллизиями, и стремится показывать непарадные стороны жизни, проникать за тщательно раскрашенную оболочку реальности. Ситуации в его фильмах, лишенные патоки и патетики, врезаются в память именно благодаря своей некомфортной будничности. Его актеры поразительно достоверны. Героев фильмов Зайдля не назовешь красивыми, однако немногим удается настолько убедительно показывать на экране этих нервных, самовлюбленных, разозленных или одиноких мещан, равным образом не возвеличивая и не унижая их.
Недавно Ульрих Зайдль посетил Одесский кинофестиваль, однако наша встреча состоялась ранее, в Киеве, где проходили съемки программы при его участии для общеевропейского телеканала «Арте». Наш город как локация был выбран по настоянию героя программы.
— Ульрих, почему вы для съемок программы выбрали именно Киев?
— Я знаю Киев, мне нравится ваша страна. Несколько лет назад я снимал на востоке Украины (фильм «Импорт/Экспорт». — Д.Д.), но когда предложили сделать для «Арте» эту передачу — а там идет речь об определенном городе — то мне сразу пришел в голову Киев. Поэтому есть возможность опять увидеть вашу столицу.
— Если вспомнить ваше путешествие по Украине для съемок «Импорта/Экспорта», то что тогда вас больше всего поразило?
— Когда я приехал в первый раз, была зима. Мы ехали на машине, а улицы были такие странные, состояние улиц — такое плохое, как мы себе даже и представить не могли. Я ехал через Карпаты и постоянно объезжал большие ямы. А второе воспоминание — я застрял в снегу и вынужден был остановиться в каком-то селе, в семье в Карпатах. Мы не понимали друг друга. Я был с женой, нам дали поесть, мы спали в комнате сына хозяев, и это было что-то действительно особенное. На следующий день я поехал дальше и даже не знаю, у кого останавливался.
— Если продолжить украинскую тему: вас часто сравнивают с нашим фотохудожником, харьковчанином Борисом Михайловым. Вы согласны?
— Да, я его знаю. Сравнение не совсем уместное, потому что он фотограф, а я режиссер. Но есть определенное сходство в точности взгляда — мы не боимся смотреть на то, что неприятно, на людей, которые живут на социальном пределе. Я познакомился с Борисом 10 лет назад, когда он жил в Берлине. Хотел о нем сделать фильм-портрет, но, к сожалению, ничего не получилось.
— Вы работаете на грани между игровым и неигровым кино, причем делаете это так искусно, что и сама грань уже не чувствуется. Даже хочется спросить: существует ли документалистика как самостоятельный жанр, по вашему мнению?
— Для меня действительно нет грани между игровым и неигровым кино. Но это я утверждаю как манифест или как провокацию. В действительности разница есть. В тот момент, когда люди играют не самих себя, а определенную роль, тогда начинается игровое кино. В моих фильмах много непрофессиональных актеров, но они также исполняют роли, и все их особенности и характеры включаются в игру. В этом, повторю, и заключается разница: они не играют самих себя с их женами, собаками в своих квартирах, а перевоплощаются в определенных героев. Идет речь о том, чтобы создать на экране определенную подлинность, чтобы зритель мог найти себя там. Это не иллюзия, которую я хочу показать, а мир, в котором мы живем.
— А в чем специфика работы с непрофессионалами?
— Нет разницы между профи и любителями, есть различие между человеком и человеком. С некоторыми актерами легко, с некоторыми — нет. Так же и с непрофессионалами. Я работаю со всеми исполнителями одинаково. Метод один для всех.
— Вы доверяете актерской импровизации?
— Это часть моего метода. Я пишу сценарий, где нет диалогов. Все слова, которые говорятся в фильме, — результат импровизации. Конечно, я могу искать актеров по принципу — способны ли они это сказать и сыграть. Но очень мало актеров, способных так импровизировать — 10—20%.
— Похожие приемы, кажется, применяет британский режиссер-реалист Кен Лоуч.
— Нет, это у Майка Ли (британский кинематографист, мастер психологической драмы. — Д.Д.). Но он делает это иначе. Он работает во время репетиций. Перед тем, как снимать, он проводит с актерами многонедельные репетиции, на которых проговариваются диалоги. А я не репетирую, я работаю во время съемок. Я даю возможность импровизировать на площадке. Мое время подготовки с актерами — год или дольше. Мы работаем, чтобы они поняли, о чем идет речь в фильме, кого они будут играть. Актеры, непрофессиональные в первую очередь, должны понимать, о чем идет речь, должны вжиться в роль, потому что иначе не смогут импровизировать.
— В ваших самых известных фильмах — имею в виду «Собачью жару» и «Рай: вера» — главные роли играет потрясающе органичная актриса Мария Хофштеттер. За что вы ее любите? Чем она уникальна?
— Она настоящая именно так, как я того требую. Актеры должны быть в первую очередь настоящими перед камерой. У нас с ней одинаковое ощущение, что для роли хорошо, важно, а что нет. Она очень долго работает над ролями, очень тщательно готовится к ним. Мы начали работу над фильмом «Рай: вера» за многие годы собственно до съемок. У Марии были проблемы с этим, потому что у нее глубоко религиозное воспитание, и в течение долгого времени мы регулярно отказывались от этого проекта, потому что она говорила, что это невозможно. А затем опять начинали — и так пока мы не сделали это.
— Благодаря образам, которые создает Мария, вы имеете возможность заглянуть за кулисы буржуазной жизни, показать ее совсем непарадно. Это для вас так важно?
— Речь идет о правде, о том, чтобы посмотреть за фасад красивого. Мир, в котором мы живем медийными картинками — неправдив. Например, в фильме «Рай: любовь» главная героиня — женщина с большим весом, и этому есть своя причина — потому что она не отвечает общему диктату телесной красоты.
— Что же такое для вас человеческая красота?
— Это сложно выразить одним словом. Для меня важно в некрасивом найти красивое. Есть люди, которые, когда видят мои работы, говорят, что это неправдиво. Тогда я отвечаю такой публике: «Хорошо, раздевайтесь, и давайте посмотрим сами на себя. Будем выглядеть как в моем фильме».
— Для вас существует предел разрешенного в искусстве?
— Я сам очерчиваю границы и устанавливаю пределы. Это моя ответственность как режиссера. Это каждый раз конкретная ситуация, где можно сказать «да» или нет».
— По поводу разрешенного и недозволенного: вы удивлены резкой реакцией на «Рай: веру»?
— Такая реакция была в Италии, консервативная религиозная организация даже подала иск в суд, об этом писали. Однако там же речь идет о героине игрового фильма, а не о религии, которая показана как большая власть. Но фильм не делает религию смешной.
— Вас также не воспринимают некоторые левые — люди диаметрально противоположных убеждений. Почему такое единство?
— Потому что я не отвечаю какой-то определенной идеологии. Не показываю идеологию, а показываю правду, независимо от того, что скажут левые или консерваторы, но, в конце концов, это расширение сознания. И если вы воспринимаете этот фильм, то вы видите и самого себя, и определенные вещи в обществе. Мои фильмы — зеркальная картинка нашего западного социума.
— Итак, в ваших картинах часто встречаются околорелигиозные мотивы...
— Не во всех, но в нескольких есть.
— Я, собственно, веду к тому, что вы иногда используете очень интересный ракурс съемки — с точки зрения иконы или другого религиозного символа, к которому обращаются люди с молитвой. Что вам дает такой ракурс?
— В этих сценах просто идет речь о наиболее интимных вещах, которые звучат, когда мы говорим о молитве. Идея заключалась в том, чтобы показать, как люди обращаются к Богу. Сразу это не сработало, но потом все получилось. Потому что люди говорили: «Когда я буду говорить это перед камерой, а потом это покажут по телевидению, что об этом скажут мои родители, мой муж, мои дети?» Но я их убедил, сказав, что, если я делаю этот фильм, значит, Иисус хочет, чтобы я его сделал, и поэтому они должны работать со мной.
— Если продолжать разговор о личной оптике, то какой тип взгляда свойственен вам как режиссеру и путешественнику: быстрые, мгновенные эпизоды-впечатления, или долгое, внимательное вглядывание в один пейзаж, в одного героя?
— Время играет определенную роль. Время означает, что можно привыкнуть к людям. Я больше разглядываю, и это значит, что я также работаю с эмоциями. Я не могу ничего рассказать о людях, если я это так же не почувствую. Когда я рассказывал в фильме «Импорт/Экспорт» о ситуации в Украине, то я много времени провел здесь, чтобы узнать, как живут на востоке вашей страны, иначе я не смог бы ничего показать.
— Вы когда-то сказали, что режиссура — профессия одиночек. Вы одиночка?
— Да. Я тоже одиночка. Я тот, кто наблюдает, и если я наблюдаю, то всегда стою вовне, в стороне. Я не хочу, чтобы меня видели, я хочу наблюдать и оставаться — определенным образом — невидимым. И фильмы, которые я делаю, — это творения одинокого бойца. Это не вышло из какого-то общего движения, из сотрудничества с другими людьми. Нужно положиться на собственные переживания, собственные чувства. Как следствие, я нахожу контакт с людьми, независимо от того, в какой стране они живут, в каком социальном положении находятся. Очень важно найти именно контакт с людьми.
