15 февраля исполняется 25 лет с того момента, когда СССР вывел советские войска из Афганистана. Хотя и прошло немало времени, но последствия той войны и сегодня нависают над теми, кто был вынужден принимать в ней участие. За 25 лет воинов-афганцев в Украине умерло уже намного больше, чем погибло во время самой войны в Афганистане. Что мучает этих людей до сих пор? Какая помощь им нужна? В чем заключается правда об «афганской» войне? Как к ней относиться должна современная Украина? Говорим на тему с командиром танкового взвода 181-го мотострелкового полка в 1980—1981 годах в Афганистане Владимиром ДЕРИВЕДМЕДЕМ.
— Владимир, где и как вы узнали о начале военных действий в Афганистане?
— После испытания танков в 1979 году, я был в отпуске на Днепропетровщине. Здесь вдруг в начале января 1980 года приходит телеграмма «Срочно прибыть в часть». Мама со слезами прибежала домой: «Это Афганистан». Пробовал успокоить и зря — материнское сердце интуитивно чует опасность. В части со мной начали проводить агитацию: «Ты уже давно командир взвода, получишь ордер, должность...». Я возразил: «Еду сам, без вашей агитации».
— Что дальше?
— В городе Полоцк Витебской области (Беларусь) на базе 34-й танковой дивизии было сформировано пять танковых батальонов с техникой, боеприпасами, личным составом. Дальше эшелонами мы поехали в город Термез (Узбекистан). Где-то через 300 км от Полоцка сзади нас также эшелонами начал двигаться Ленинградский военный госпиталь. Тогда мы поняли, что в Афганистане не какие-то забавы, а настоящая война. Конечно, всех кто встречался нам на пути и успел понюхать порох, мы с тревогой расспрашивали — как и что там, потому что теория войны это одно, а практика — другое.
8 февраля 1980 года по понтонному мосту мы перешли границу. На всю жизнь мне запомнилась такая история. Один офицер, россиянин, который рассказывал нам об Афганистане, спросил меня: «У тебя есть во взводе украинцы?» Говорю: «Есть, я и сам украинец». А он говорит: «Тогда не пропадешь — и служба у тебя будет в порядке, и с голоду не умрешь, они все организуют». Потом на практике я в этом полностью убедился. Солдаты и офицеры из Украины заметно выделялись в лучшую сторону — в отношении к выполнению боевых задач, дисциплины, вообще выживания на войне. Все национальности с удовольствием сотрудничали с украинцами — солдатами, офицерами, прапорщиками.
— Какие были истории уже во время самого пребывания в Афганистане, которые вы также запомнили на всю жизнь?
— В Афганистане я вел дневник, где отмечал количество убитых, раненных и самые яркие события, которые происходили там. Конечно, событий было очень много. Расскажу об одном из них. Первый рейд в Джелалабад был в мае 1980 года. Тогда у нас подорвалось 7 танков. Но в данном случае обошлось без жертв-танкистов. После выхода из ущелья на отдых, меня вызвали к командиру полка, подполковнику Махмудову. Замком полка по политической части приказал мне лететь самолетом в Баграм, чтобы получить партбилет. Такая глупость — лететь за 150 км, рисковать жизнью, чтобы идти в бой с партбилетом.
15 ФЕВРАЛЯ 1989 — ВЫВОД СОВЕТСКИХ ВОЙСК ИЗ АФГАНИСТАНА / ФОТО С САЙТА KAPELLAN.RU
Но это не все. Командир полка также поставил задачу — сопровождать убитого авианаводчика в Кабул, а также отправить в отпуск солдата. Когда спросил, — почему такая спешка, то услышал следующее. Пришло пополнение, молодые солдаты. В первые же дни на рейде нескольких убили. Отправили с рейда «груз 200» по адресам. Но через несколько дней выяснилось, что отправили в Украину цинковый гроб, но тот солдат оказался живым и продолжал воевать. Именно этого солдата командир полка и решил отправить в отпуск. Говорит: какой телеграммой я могу убедить мать, что сын жив — пусть едет домой. По пути в самолете я ему говорю: «Ты хоть сразу не иди домой, потому что у матери сердце разорвется, они же тебя только на днях «похоронили». Найди сначала кого-то и скажи, чтобы передали матери, что ты жив, а затем придешь домой». Он так и сделал. Сказал двоюродному брату, чтобы он передал новую весть матери, а в это время успел сходить на кладбище — посмотреть на «свою» могилу. Представьте себе состояние матери и семьи, которые только что всем селом «похоронили» его, и здесь он приходит живой.
Насколько я помню, этот солдат, кажется, был из Харьковской области. Убитый же парень, которого похоронили вместо живого, был в действительности из Луганской области. Тогда ночью представители милиции, прокуратуры, солдаты откопали могилу и перевезли гроб в Луганскую область, где во второй раз похоронили. Этот случай даже рассматривался на заседании ЦК КПСС. С тех пор идентификация трупов проводилась с теми, кто служил солдатом или офицером.
— Советский Союз вообще был готов к войне в Афганистане?
— Прежде всего, он не был готов психологически. Например, у нас в полку за год распалось 50 семей. Это ужасно, когда ты на войне и семья разваливается. Были и другие проблемы. Одна из кричащих — дисциплина. Известно, и это правда, кое-кто из солдат продавал все, что угодно — сахар, продукты, лопаты, бензин, водку, патроны... Вообще из-за отсутствия дисциплины в Афганистане погибло, по меньшей мере, половина солдат. А еще — нам там не платили ни копейки, мы ничего не могли себе купить. Например, продавались те же джинсы, которых я никогда в жизни не видел, но купить я их не мог.
Я помню, как министр обороны СССР, когда вводили войска в Афганистан, говорил, — да мы их там разнесем в пух и прах. Это — сплошная глупость. Мой танк мог только на 14 градусов поднять пушку, а душманы стреляли в нас с гор. Соответственно солдат могла поддерживать только Шилка (ЗСУ-23-4), которая шла в рейд и была одна, поэтому находилась при штабе, или два вертолета. Но только наступала темнота — все, в нас сразу могли стрелять из чего угодно — минометов, ДШК... Действительно, было много вещей, к которым мы не были готовы. Масштабной войны как таковой там не было. Иногда, конечно, случалось, когда спускались с гор или приходили из Пакистана какие-то отряды. Но это была фактически партизанская война. Конечно, я не могу сказать, что советская армия была слабая — просто мы не были готовы к афганским природным условиям, плюс к той тактике партизанской войны, которую вели против нас. Пришлось приспосабливаться уже на месте.
— Как вы оцениваете само решение СССР ввести войска в Афганистан?
— Нам говорили так: «Мы защищаем южные рубежи нашего государства». Рассказывали, мол, если в Афганистане будут стоять американские ракеты, то они достанут даже Москву. Пропаганда пропагандой, но я оценивал ситуацию с позиции людей, которых туда отправили, и исходя из тех реалий, которые там были. Например, кто-то из-за дома стреляет по нас из винтовки. А я танкист, потому должен ответить пушкой. Выходит, я могу убить не только того, кто стреляет, но и невинных людей. Знаете, что странно? Я понимал афганцев лучше, чем советских руководителей. Жители этой страны защищали свои уклады жизни, традиции, которые исторически сложились и были для них понятными. А что мы там делали? Стреляли, уничтожали дома, захватывали территории, то есть, вели себя как завоеватели.
— Какие чувства испытывали советские солдаты — за что они воевали?
— Обычно нам рассказывали, что мы защищаем Родину. Но внутреннее мое ощущение как офицера было — я должен защитить своих солдат. Кстати, лично в моем взводе за два года в Афганистане не погиб ни один солдат.
— Как вы обычно проводите день — 15 февраля? Что для вас эта дата?
— Обычно, эти 3-4 дня я в воспоминаниях. Даже если я занимаюсь своими делами, все равно афганское прошлое тяготеет надо мной. Пережить эти дни сложно психологически. И когда я вижу, что нам хотят дать какие-то там очередные 300 грн. или налить рюмку. Возможно, это и нужно, но прежде всего, нужно докопаться до истины афганских событий, а главное — помочь людям психологически. Они уже десятилетия носят эту рану в душе. С воинами должны работать психологи. Это же не секрет, что после войны умерло уже больше «афганцев», чем непосредственно погибло во время самого периода пребывания в Афганистане.
Вот, например, встречаю я мужчину на Шулявке в Киеве, а он белый как снег. По разговору сразу понял — «афганец». Говорит мне: «Нальешь?». Ну, выпили мы по рюмке, и он рассказывает, что с его роты за 15 минут положили 112 человек. В живых их осталось всего два человека. Вот кто психологически работал с этим мужчиной? Я даже не знаю, жив ли он в настоящее время. Что в таких ситуациях еще может быть спасением? Это семья, дети, работа, которая нравится. Я, например, за последние годы узнал, что такое виноград, сад, пчелы. Но не все могут самостоятельно преодолеть этот психологический удар.
— Время от времени возникают дискуссии относительно льгот «афганцам». Как вы к этому относитесь, нужны ли они вам?
— Льготы не срабатывают. Я уже говорил, какая помощь нам нужна. Государство должно выполнять свои функции, то есть создавать условия для жизни и развития человека, тогда мы сами себя обеспечим. Это касается как «афганцев», так и других категорий людей. Вот я, например, после того как уволился из армии, был на заработках, а затем занялся собственным бизнесом в Артемовске Донецкой области. Где-то за два года у меня было оборудование на 36 тыс. дол. Мы занимались оперативной полиграфией. Бизнес этот у меня все равно бы забрали, потому я его оставил знакомому майору и поехал в Киев. Большинство «афганцев» могут сами себя обеспечить, от государства нужны лишь условия, защита частной собственности. У нас же пока наоборот, государственные органы лишь «доят» бизнесменов. Это же не просто так, когда у нас стреляют у судей, участковых милиционеров. Это говорит о состоянии отношений общества и государства.
У «афганцев» обостренное чувство справедливости. Если к нам придет какой-то пожарник или налоговик и скажет — дай взятку, то вы же понимаете, что в результате может случиться все что угодно. Когда закончилась война в Афганистане, по восточным областям Украины где-то 10—20% воинов-»афганцев» сидели по тюрьмам. Пример. Два товарища водителя. Один из них сбил девушку на смерть. И вот он говорит другому: «Ты «афганец», холостяк, а у меня двое детей — возьми вину на себя». «Афганец» таки взял вину на себя и просидел пять или шесть лет ни за что. Конечно, были и случаи несправедливости, когда сами солдаты обманывали своих же. Это было как в самом Афганистане, так и потом в Украине. Но я считаю, что «афганцы» должны помогать перестраивать нашу страну.
— Как современной Украине следует относиться к «афганской» войне?
— Главное — нужно смотреть правде в глаза. Мы должны говорить правду об этой войне. Я могу рассказать столько историй, которых бы хватило минимум на 10 серий фильма «9-я рота». Кстати, считаю, что в этом фильме слишком яркая картинка, много приукрашено и преувеличенно. Сегодня по телевидению мы можем увидеть кучу грязи и ненужных вещей, но только не качественный продукт и историческую правду. Тысячи мужчин смотрели смерти в глаза, прошли войну, сложные жизненные условия. Конечно, были разные ситуации, но теоретический потенциал и позитивный опыт этих людей никто не использует.
Это не значит, что те, кто был в Афганистане, должны делать какие-то недостойные поступки — напиться, безобразничать, чего-то требовать. Большинство людей, которые побывали на войне, так себя не ведут, они являются примером скромности и справедливости. Статус «афганца» — это тяжелый и ответственный статус. Нам нужно культивировать моральные поступки, моральных людей. Вот если завтра, например, нам придется защищать свое государство, мы же должны быть готовыми к этому и психологически, и физически, и технически. Этим в Украине фактически никто не занимается.
На чем сегодня воспитывается молодежь? Если мы не будем рассказывать, что происходило в Афганистане в действительности, наши враги расскажут им ложь. Я не говорю, что мы должны накручивать эту картинку или как-то выпячивать, нет, должен быть рациональный подход. Тогда украинцы воевали, выполняли присягу, которую они давали в условиях Советского Союза. Если исходить с точки зрения независимой Украины, то, конечно, это была чужая война.
— Как вы относитесь к тому, что «афганцы» сегодня являются активными защитниками Евромайдана?
— Понимаете, когда побили студентов, то на Площадь вышло полмиллиона людей. Сработал родительский инстинкт. У меня самого пятеро детей. Да, «афганцы» умеют сплотиться, имеют военные навыки, но на Майдане они стоят как родители или деды, как люди, которые хотят справедливости. Я неоднократно слышал, что ребята говорили — мы будем стоять живым щитом между протестующими и милиционерами. Они против насилия и за справедливое государство.
