Днепропетровский волонтер Валерий Гарагуц стал известным человеком после событий на Банковой. 1 декабря прошлого года его в числе других активистов Евромайдана задержали и избили сотрудники «Беркута». В этот момент Валерий с медицинской сумкой на плече оказывал помощь пострадавшим. Пацифист по убеждениям, он сам оказался на больничной койке, да еще под угрозой уголовного преследования. Победа Евромайдана спасла его и других активистов от расправы. Такой исход Валерий Гарагуц считает «подарком судьбы» и чувствует себя обязанным помогать людям. В настоящее время он активно занимается волонтерской деятельностью и часто бывает в зоне АТО. Своими впечатлениями и наблюдениями он поделился с корреспондентом газеты «День».
— Моя волонтерская деятельность началась с Евромайдана. После того, как меня задержали на Банковой, я две недели находился под стражей. Обвинили в хулиганстве и в том, что я избил «беркутовцев». Это дело закрыли летом нынешнего года. Когда я вышел на свободу, то у меня появился шанс эти два-три года прожить иначе. Мы с адвокатом Оксаной Томчук ездили из Днепропетровска на машине в Киев по моим делам — то к следователю, то в прокуратуру, то в суд. Все это время я был под личным поручительством, а люди на Майдане стояли. И я решил, почему бы им передачу какую-то не привезти? Я только касок армейских штук триста отвез на Майдан. Потом, уже весной, друзья пошли добровольцами воевать, а я им помогал. Занялся волонтерской деятельностью, хотя, скорее всего, я просто перевозчик — сначала возил помощь на Майдан, а потом на Донбасс. Возить приходится все. Кроме одежды, сейчас — это спальники, термобелье, потому что холодно. Продукты питания, конечно. Везу крупы, макароны, но они часто отдают местным. Солдаты сейчас не голодные, еды хватает. Макароны отдают жителям, потому что местные страшно голодают. Кроме продуктов и одежды, доставляю оптические прицелы, приборы ночного видения, тепловизоры.
«ПОДГОНЯЮТ ЭКСКАВАТОР, НАСТИЛАЮТ ПЕРЕКРЫТИЯ И ГОТОВЯТСЯ ЗИМОВАТЬ»
— В каком состоянии наша армия, и как она встречает зиму?
— Сейчас чаще всего езжу в район Дебальцево. Там батальон «Киевская Русь» и 43-й батальон теробороны, где служит мой знакомый Юрий Фоменко. Он сам «волонтерил», а сейчас командир взвода. Помогаем ему. Они землянки копают, буржуйки возим туда. Хотят баню строить, потому что даже месяц в землянке очень трудно прожить.
Условия у наших военных — везде по-разному. Иногда поселяются в брошенных домах или дачах каких-то чиновников, которые сбежали. Это шикарно — там есть все. Бывает, что у фермеров селятся, в каких-то подсобных помещениях. Там тоже условия более-менее. 20-й батальон, например, устроился в каком-то разгромленном админздании. Второй этаж разбит, третьего — вообще нет. А первый — нормальный, достаточно тепло и уютно.
Но есть и землянки. Подгоняют экскаватор, настилают перекрытия и готовятся зимовать. Но это нереально трудно — сыро, грязно, мыши. Бытовые условия бывают очень тяжелые.
Я слышал, как у «правосеков» организовано. У них есть база, на которой они живут. Неделю воюют, неделю отдыхают. Наверное, это правильно, потому что человеку трудно вынести все. Психологическое состояние бойцов часто бывает тяжелое. Когда я долго не бреюсь, ко мне подходят бойцы, которые принимают меня за священника. Я не врач, но вижу, что мои друзья тоже изменились. Война явно меняет что-то в людях. Поэтому надо почаще делать ротацию и давать отдохнуть бойцам. Почему бы службу вахтенным методом не организовать? Но нет — бойцов вывозят, и они живут на блокпосту.
Хотя все зависит от командира. Иногда приезжаешь в подразделение, а там даже дорожки белым песком посыпаны, чтобы в темноте было видней куда идти. К другим приезжаешь — поели и бросили. Думаю, что зимой солдатам будет очень трудно. Летом они могли помыться, а сейчас негде. Поэтому покупаем свитера в «сэконде», нашли химчистку, которая их стирает бесплатно. Научились шить и теплую форму — не знаю, насколько она надежная и сколько выдержит. Вот приходит прапорщик и смотрит, у кого теплые вещи имеются — у тебя есть и у тебя есть, значит, вам надо всего три комплекта зимнего обмундирования. То есть мы одеваем, а Минобороны осталось три человека обмундировать.
«ЕСЛИ ПРОЕЗЖАЮ ВОЗЛЕ ДЕБАЛЬЦЕВО И НЕ ПОПАДАЮ ПОД ОБСТРЕЛ, УДИВЛЯЮСЬ»
— Ты попадал под обстрел?
— Да, неоднократно. Первый раз серьезно, когда Олега Скрипку возили в десантный батальон. Мне позвонили и сказали, что надо помочь. Когда привезли его, он спрашивает, где мы находимся — по карте, может, километр до передовой. Концерт закончился — слышу команда «Всем по местам», обстрел. Я подумал сначала, что таким образом «тусовку» разгоняют, а когда действительно минометный обстрел начался, мы кинулись в укрытие. Было много людей, глина сыпалась. Потом привык, как-то втянулся. Теперь, если проезжаю возле Дебальцево и не попадаю под обстрел, то удивляюсь — как это? В основном стреляют из минометов. Когда ездил в 20-й батальон, возле Марьянки дорога идет по открытой местности. Там террикон стоит, а на нем миномет. Они уже пристреляли дорогу, и как машина едет — мины ложатся. Приходится ехать как можно быстрее — 140—160 км/час, иначе могут попасть. Я не оглядываюсь, потому что дорога впереди вся в ямах. Машину толкает взрывной волной, но к этому можно привыкнуть со временем. Слава Богу, пока не попадали.
«ВСЕМ ГРАЖДАНАМ НУЖНО РАЗРЕШИТЬ НОШЕНИЕ ОРУЖИЯ»
— Волонтеры поднимают вопрос о том, что им тоже нужны автоматы для самообороны. Как ты к этому относишься?
— Мое мнение таково: не только волонтерам, но и всем гражданам нужно разрешить ношение оружия. Тогда мы уравняем в правах тех, у кого оружие есть, и тех, у кого его нет. Самое страшное в дороге — это не местные жители и грабители. Самое страшное — это милиция наша доблестная. Когда проезжаешь блокпост и стоят военные, они спрашивают: «Что везешь?» Отвечаю: «Гуманитарку!» «Пропустите его, он нашим везет!» А если милиция стоит, сразу спрашивают: «А кому вы везете? Хлопцам? А чего нам не везете?». Бывает и такое: «А ну, давай, показывай машину! О, берцы! Дай нам берцы! Ой, нет — берцы плохие, не годятся! Дай нам вот это!» Я отвечаю: «Если вам кто-то передаст, привезу!» Я, когда везу тепловизоры — это дорогая вещь, то обращаюсь к «правосекам» и прошу: дайте мне охрану! И не из-за того, что за себя боюсь, а что попадет в руки врагам и будет использовано против нас. Если еду какую-то заберут, то Бог с ней. Накормить голодного человека — хорошее дело, но когда такая вещь и за наши деньги купленная, за 40—50 тысяч гривен, охрана нужна...
Как таковое оружие мне не нужно, но, конечно, я приезжаю к военным и стараюсь выйти на стрельбище, пострелять, чтобы иметь навыки. Это совсем не лишнее, хотя я — пацифист и считаю, что применять оружие это — крайняя мера.
— Многих пугает, что оружие из зоны АТО расползается по стране. Не приведет ли это к росту преступности?
— Я тебе расскажу, как оружие расползается. Едем мы как-то с одним человеком из зоны АТО, у него легальный карабин «Сайга» и триста патронов. Он сидит на переднем сидении, в камуфляже. Подъезжаем к блокпосту, а они спрашивают: оружие легальное? Легальное! И просят пачку патронов или гранату. Они за пачку патронов пропускают нас, не проверяя машину. Если я ему дам цинк патронов и гранату, так он мне может разрешить провести, что хочешь. А потом мы говорим, что у нас много оружия и боеприпасов. Люди быстро привыкают к оружию. В зоне АТО бойцы ходят и в туалет с оружием, и спят с ним. Если нет ствола, то боец плохо себя чувствует. Наверное, и неучтенное оружие там есть, потому что навезли столько, да еще трофеи военные. Много оружия раздали местным жителям «дээнэровцы». Обыватель запрятал, а когда вернулись украинские войска, он подумал: зачем оно мне? Обращаются к военным — придите и заберите, только чтобы никто не видел. Бывает, конечно, что местные постреливают по ночам. Люди разные — тот напьется и желает попугать, тот — ненавидит украинцев. Я знаю историю, как на одном блокпосту регулярно в их сторону постреливали. Бойцы никак не могли вычислить — и засады ставили, и растяжки, а он из села выходит ночью, постреляет и возвращается. Солдаты не имеют права стрелять, поскольку село рядом. Потом оказалось, что местный житель — как выпьет, так и стреляет
«СОЦИАЛЬНЫЕ ГАРАНТИИ ДЛЯ ВОЛОНТЕРОВ — ЭТО ФАНТАСТИКА»
— Волонтеры делают полезную, но опасную работу. Может быть, нужно им предоставить официальный статус, выдать удостоверения? Или предусмотреть социальную защиту для семьи в случае гибели волонтера?
— Обычно я брал пропуск в Днепропетровском областном штабе национальной защиты. Это сначала выручало, но потом перестало помогать. Когда милиция видит такой пропуск, они хотят обыскать мою машину. Как-то мы ездили в батальон «Айдар». Дорога убитая, поэтому обратно поехали через Харьков. Такого унижения, как там, я, наверное, не испытывал никогда. Они все перевернули, даже коврики поднимали. Вот так, наверное, хотелось найти оружие и патроны. Мне кажется, что неплохо было бы иметь какую-то службу вроде спасателей в горах — я регистрируюсь и в назначенное время, по указанному маршруту, должен отзвониться. Чтобы там понимали, где я нахожусь. А если нет, то меня должны искать. Честно говоря, я думал, что так и будет, когда летом собирали волонтеров в облгосадминистрации. Но там речь шла о другом. Когда я услышал предложение сделать единый центр, куда мы будем привозить «гуманитарку», а нам потом будут ее выдавать, поскольку у них есть человек, который этим будет заниматься, я поднялся и ушел. Сейчас, уезжая в зону АТО, я говорю об этом своим друзьям, которые знают о моем маршруте, и в определенных точках мы созваниваемся. Но почему это мои друзья, а не специальная служба? Мы лезем Бог знает куда, понимая весь риск и чем это чревато, но государство не может нам обеспечить какую-то защиту.
Скажу больше — я сильно сомневаюсь, что и участники боевых действий получат официальный статус. У меня двоюродный брат служит в «Айдаре», но когда коснулось, то оказалось, что он нигде по документам не проходит как военнослужащий. В военкомате его личное дело «потеряли», хотя у него куча справок о том, что он получил ранение в бою в городе Счастье, а в военном билете стоит отметка о выдаче оружия! Поэтому говорить о социальных гарантиях для волонтеров — это фантастика, если с военными не могут разобраться. Но мы свою работу делаем сознательно, поскольку видим в этом свой гражданский долг, а не за статусы и награды.
Вообще-то, это неестественно, когда государственные деньги воруют, а народ собирает по гривне. Даже те деньги, которые собирают, не всегда могли освоить. Когда на войне пропадают — это понятно, но они и в тылу пропадают. Поэтому такого волонтерского движения при наличии нормального государства не должно быть. Волонтерское движение должно помогать семьям военнослужащих или оказывать психологическую помощь раненым. Я одно время помогал волонтерам в Областной больнице им. Мечникова и восхищался этими людьми. Это непросто — сидеть рядом с ранеными, убеждая, что жизнь не закончилась, и надо жить дальше. Поскольку у многих бойцов психическое состояние тяжелое. Я думаю, что именно в этом и заключается работа волонтеров.
— Как ты считаешь, когда война закончится?
— Победить в этой войне, наверное, невозможно. Говорят, что если после переговоров обе стороны выходят недовольными, то, значит, переговоры удались. Мне кажется, что в этой войне не будет выигравших. Вопрос в том, кто больше проиграет. Насколько это долго продлится? Вот когда мы захотим, чтобы эта война закончилась, она и закончится. Но пока я вижу много людей, которые хотят, чтобы эта война продолжалась как можно дольше. Восемьдесят процентов россиян поддерживают политику Путина. Наверное, и на Западе есть те, кому выгоден тлеющий конфликт в Украине. Я же искренне хочу, чтобы скорее наступил мир.
