Происходящее в Украине в последние недели, конечно, ее внутреннее дело, но в нынешних обстоятельствах граница между внутренним и внешним весьма условна. Происходящее связано не только с войной, идущей меж Россией и Украиной, но и с тем, что в нем отражается нечто общее для обоих государств, нечто порожденное во времена их существования в едином Советском Союзе.
Украинская кланово-олигархическая демократия сильно напоминает то, что было в России девяностых годов. Объясняют это, как правило, прибегая к слову «совок», причем чаще всего ему придается над — или вненациональное значение. Между тем, «совок» — всего-навсего синоним слова «русский» в определенный исторический период. И все народы, входившие в Советский Союз, до сих пор несут следы русификации — какие-то только внешней, а какие-то глубокой внутренней, на уровне как личности, так и социума с политикумом.
Что до того класса, который принято называть буржуазией, то русской становилась любая буржуазия, приходившая в Россию и принимавшая местные условия. Русской осталась и та, что вышла из русской империи в ее советском варианте. Применительно к нынешней ситуации в Украине часто употребляют слово «феодализм», имея в виду олигархические клиентелы, пронизывающие все слои социума и политикума, в первую очередь, медиа-среду, депутатский корпус и другие ветви власти. Точнее было бы говорить о постсоветской приватизации государства по русскому образцу. С той разницей, что в России приватизация уже монополизирована.
Повторю уже не раз говорившееся. «Капитализм по Веберу» существует в тех немногих странах, которые начали модернизироваться раньше всех и глубже всех. То, что формировалось и формируется под влиянием их демонстрационного эффекта, в результате втягивания в глобальные процессы, именуется по-разному — от мировой периферии до карго-капитализма. А можно это назвать и капитализмом по Марксу — когда не историческая практика, а умозрительные схемы играют главную роль в интерпретации социальных отношений. Национальные буржуазии в таких странах совместно с буржуазиями пришлыми, создают крайне противоречивый социум.
В России основное его противоречие — заимствование мировых экономических практик и встраивание в мировые экономические структуры при сохранении и даже усилении национальной идентичности, формирующейся на основе противопоставления мировому цивилизационному центру. В Украине иное. Это стремление сдружиться с центром, оставаясь периферией, не отказываясь от тех преференций, что дает русская модель.
Почему столь усложненно? Да потому что только вот так, заходя издалека, можно найти объяснение тому, что Украина до сих пор не ввела санкции против России. И это вызывает справедливое недоумение у тех, кто их ввел. Есть смысл копнуть так глубоко, наблюдая за фурами с украинскими продуктами, которые едут в Крым.
Последнее весьма существенно и тревожно. Не только олигархи ищут если не интеграции, то сохранения связей с Россией. Это происходит на уровне среднего класса, к которому принадлежат и те, кто торгует с Крымом, и те, кто везут туда товары. А это уже основа любой нации.
Кремль при этом дает украинской правящей элите вполне определенные сигналы. Одновременно с отставкой Коломойского получил новое назначение в Москве Виталий Захарченко. Случайностей в кремлевской политике не бывает: показана перспектива не интеграции даже, а сращивания элит. Кстати, не мое мнение, слышал от знающих людей: прежняя правящая элита чувствовала себя в России комфортнее, чем в Украине. У Януковича подмосковные хоромы не хуже тех, откуда его выгнали. Связи самого разного рода можно поискать и у других.
Как и в советские времена, переезд в Россию, в Москву был для украинской элиты уже сам по себе повышением. Сильно ли поменялся ее состав за последний год?
То, что я сейчас скажу, конечно, будет оспорено в Украине. Но это впечатление, которое складывается в России. Конечно, конфликт Порошенко с Коломойским — обычное дело в ходе переустройства общества после смены власти. Еще и не такое бывало. Боги всегда и везде жаждут, все революции пожирают своих детей. Но все же у многих сложилось впечатление, что то был конфликт партии коллаборационизма с партией сопротивления. При этом партия сопротивления вызывает бОльшие симпатии, чем ее оппонент. На короткое время весьма вероятным стало образование нового очага сепаратизма, уже никак не связанного с Москвой. Но Коломойский на это не пошел.
Сказанное не означает, что я пытаюсь занять какую-то позицию во внутриукраинском споре. Но когда употребляются слова «коллаборационизм» и «сопротивление», тема рассуждений перестает быть сугубо внутренней. Может быть, «коллаборационизм» — это чересчур. Но очевидно другое: конфликт возник из-за собственности. То есть при оккупации части территории и продолжении войны находятся время и силы для того, чтобы заниматься делами, от сопротивления агрессору далекими. И вспоминается старая шутка времен второй мировой войны: Петен спасает мебель, де Голль — честь.
Тогда надо вспомнить и другое: сколько французов поддержало спасение мебели. Водители фур, едущих в Крым, и хозяева товаров, которые они перевозят, по всей видимости, политические мебельщики. Но на дворе не сороковой год прошлого века, и на вопрос о их численности и влиянии можно получить точный ответ у социологов. А вот с этим как раз дела обстоят не очень хорошо. Результаты опросов на эти темы появляются редко, распространяются плохо. Но это полбеды. Им подчас не хотят верить. Сталкивался с этим, когда появлялись опросы об отношении к Майдану и к АТО, свидетельствующие об отсутствии единства в украинском обществе, что само по себе весьма неплохо, если сознательно работать с этими данными. Но их проще не замечать.
В России же отношение к социологии становится непристойным. Результаты исследований независимого Левада-центра мрачны. Растет поддержка Путина, сокращается число тех, кто готов покинуть страну, население становится монолитным. И все это находится в противоречии с уверениями прогрессивной общественности, что режим вот-вот рухнет. Поэтому в ход идут железные доводы: «не верю», «у меня другое впечатление», «мне кажется иначе», «противоречит здравому смыслу». В общем, «этого не может быть, потому что не может быть никогда».
Русская интеллигенция всех национальностей и гражданств продолжает жить в параллельном мире с параллельной историей. Вот, пожалуйста, Ольга Седакова: «Грязная, пустая и жестокая болтанка, которую нам предлагают взамен в качестве нашей самобытной национальной идентичности, похожа на подзаборный бред». Какая самобытная национальная идентичность? Где она? Когда была? В чем проявлялась? В каких исторических свершениях?
Вот она — в телевизоре. Вот она — на улице. Вот она — в социологических опросах. И она самобытна, не искусственна, не навязана. Другой нет, и не предвидится.
Не будет ни другой России, ни другой Украины. Изучение обоих государств должно быть свободно от попыток навязать действительности свои мечты и ожидания. Иначе придется поставить крест и на мечтах, и на ожиданиях. Но одно очевидно сейчас: в России не было и нет гражданского общества. В Украине оно начало складываться, и у него есть шансы сформироваться. И это главное различие меж двумя странами.
Дмитрий ШУШАРИН, историк, публицист; Москва, специально для «Дня»
