Редко страна высокого полета возвращалась на землю за одну ночь, но это именно то, что недавно произошло с Германией. В футболе и политике страна воплотила неприглядную смесь высокомерия и самоотрицания. Она считала себя мерой всех европейских вещей с точки зрения как чемпионата Европы, так и Европейского Союза. В обоих случаях она обманывала себя.
В ту же ночь, когда сборную Германии победили итальянцы на чемпионате в полуфинале, канцлер Германии Ангела Меркель столкнулась с пределами своих полномочий на саммите лидеров еврозоны в Брюсселе. Из-за политического курса Германии, проводимого с начала кризиса евро два года назад, она очутилась в изоляции и не смогла противостоять союзу Италии, Испании и Франции.
У нее не было выбора, кроме как уступить и согласиться на далеко идущие изменения в новом финансовом пакте ЕС, которые упростят рефинансирование кризисных стран и их банков. Немецкая догма «никаких платежей без счетчика производительности и контроля», таким образом, была снята с повестки дня, и сделку заключили в начале утра с точностью до наоборот от того, что она хотела. Финансовый пакт был урезан почти до основания еще до того, как парламент Германии, Бундестаг, одобрил его в тот же день.
Тем не менее в плане разрешения финансового кризиса еврозоны соглашение, достигнутое в Брюсселе, не стало прорывом, поскольку, как и раньше, не удавалось выйти за пределы логики управления кризисом в узком понимании. Оно не предлагает стратегии преодоления кризиса на юге Европы, что означает, что угроза для еврозоны не была снята.
Политически, однако, соглашение сводится к небольшой революции, поскольку оно изменило баланс сил внутри еврозоны: Германия сильна, но недостаточно, чтобы выйти сухой из воды, полностью изолируясь от других крупных европейских игроков. И стало возможным принятие решений, которые будут против интересов Германии.
По поводу поражения Германии во всем мире было почти открытое злорадство, лишь слегка замаскированное выражением солидарности с каменными лицами. Еще предстоит оценить полную меру политического ущерба для южной Европы, который нанесла политика Германии спасительных мер для еврозоны с мерами строгой экономии, массовой безработицей и экономическим спадом.
Если бы Меркель хотела, чтобы в Брюсселе было достигнуто именно такое соглашение, то результат ознаменовал бы начало коренного пересмотра кризисной политики в еврозоне — и, следовательно, он бы стал выражением успешной государственной мудрости. Но в данном случае это стало полномасштабным поражением Германии, связанным с ее твердым отрицанием того, что немецкая политика резко снизила влияние страны в ЕС. Тем не менее это действительно произошло: немецкое влияние в Европейском центральном банке значительно уменьшилось, министр финансов Германии не станет главой Еврогруппы, а теперь к этому добавилась катастрофа в Брюсселе!
Но поражение Германии, как бы оно широко не праздновалось, дает много причин для беспокойства. Во-первых, не все, что доказывает Германия, неверно: настоятельная необходимость в среднесрочной налогово-бюджетной консолидации и структурных реформах для повышения конкурентоспособности кризисных стран никуда не денется. Тем не менее, одинаково важным является снижение экономических дисбалансов, а также европейская координация политики для обеспечения роста.
Во-вторых, у немецких правых усиливаются симптомы политической паранойи: все предположительно хотят денег Германии; реальная цель наших англо-саксонских партнеров состоит в нашем ослаблении; финансовые рынки не успокоятся, пока Германия не вложит все свое богатство и тем самым поставит под угрозу свой экономический успех. Германию «предает иностранцам» оппозиция, и «хороший» производительный капитал в очередной раз противопоставляется «плохому» спекулятивному капиталу. По мнению некоторых страниц немецких газет, антикапитализм возвращается в новой форме, что влечет за собой не что иное, как отказ от принципов Европы или даже Запада.
Конечно, в то время как немецкие правые грозят стать более националистическими, история не повторится, поскольку Германия сегодня изменилась, как и ее политическая среда. Тем не менее, все более евроскептическая Германия в самом сердце Европейского Союза может, учитывая ее большую экономическую мощь, создать серьезную угрозу процессу европейской интеграции. И в то время как это также может поставить под угрозу собственные интересы Германии, практические политические действия не всегда рациональны, особенно в периоды серьезных кризисов.
То же самое, кстати, относится и к Франции, за исключением того, что французы, в отличие от немцев, с трудом воспринимают передачу политического суверенитета, а для нас, немцев, все дело в деньгах. Оба этих умственных/политических блока в равной мере угрожают европейскому проекту.
Если результат недавнего саммита означает, что Франция и Германия отныне будут создавать союзы одна против другой, прячась за словесные выражения солидарности, мы можем забыть об общей Европе. Без функционирующей франко-германской оси европейский проект не может увенчаться успехом.
Обе стороны должны решить, действительно ли они хотят единую Европу — то есть полную экономическую и политическую интеграцию. Экономически они должны выбрать или солидарную ответственность и переходный союз, или денежную ренационализацию. В политическом плане выбор состоит или в наделении необходимыми полномочиями общего правительства и парламента, или в возврате к полному суверенитету. Что мы знаем наверняка — это то, что как нельзя быть немножко беременной, так и существующий гибрид не является устойчивым.
В ноябре прошлого года Фолькер Каудер, лидер большинства в Бундестаге, хвастался, что «неожиданно Европа заговорила по-немецки». Он был неправ. Так же, как Испания (не Германия) остается эталоном европейского футбола, так и Европа, в лучшем случае, говорит на ломаном английском. С точки зрения сохранения европейского проекта все это — к лучшему.
Проект Синдикат для «Дня»
Йошка ФИШЕР — министр иностранных дел Германии и вице-канцлер с 1998 по 2005 гг., более 20 лет возглавлял Партию Зеленых Германии.
