Этот случай сам по себе похож на какую-то экранную историю.
Юная киевлянка Дария Гайкалова получает диплом бакалавра по философии в Киево-Могилянской академии, потом переезжает в Мумбаи — кинематографическую столицу Индии — вести курс сценарного мастерства. Начинает снимать рекламу и короткометражки. И, наконец, возвращается на родину с полнометражной картиной «Три с половиной» (Индия— Украина).
Сквозной герой — дом в Мумбаи. Время действия всегда — начало марта. Три с половиной — это, собственно, боги, чьими именами обозначены части фильма. «Бог смерти»: дом разделен на школу и небольшое нищенское помещение, где живут подросток, которому не повезло родиться високосного 29 февраля, и его умирающий дедушка — не слишком хороший человек, по признанию последнего. «Бог танца»: то же помещение через 20 лет стало борделем, где начинающая проститутка принимает первого клиента. «Бог любви»: теперь в этих стенах проживает 70-летние супруги, по уши и взаимно влюбленные.
Каждой истории присущ внезапный поворот, который резко взламывает наше восприятие: старик устраивает себе костер захоронения прямо в комнате, история о проститутке-девственнице оказывается трюком для выманивания денег у клиентов, в последнем кадре в окне комнаты пожилых влюбленных — океан вместо улицы. А «Полубогом» выступают безымянные строители, которые переоборудуют дом для новых жизненных циклов.
Очевидно, в Мумбаи понимали, кого приглашают преподавать сценическое мастерство, ведь самая сильная сторона «Трех с половиной» — это драматургия и диалоги, и, как следствие точно поставленных режиссером задач — прекрасная актерская игра. Образы и ситуации переходят из части в часть, легкое и уверенное движение камеры связывает эпизоды в единое визуальное поле — и что интересно, — каждая история снята одним планом, без монтажных склеек; по всем компонентам «Три с половиной» — удивительно зрелая работа.
Между тем, уже второй полнометражный фильм Дарии «Намдев Бхау в поиске тишины» приглашен к участию в международных кинофестивалях в Лондоне и в Пусане (Южная Корея).
Мы беседовали вскоре после премьеры «Трех с половиной» на Одесском кинофестивале. Я сделал в беседе минимум сокращений: о талантах важно узнавать как можно подробнее еще на взлете, когда они еще не привлекли внимание мира. А в том, что Дария имеет серьезное кинематографическое будущее, я уверен.
АВАНТЮРА
— Как получилось, что выпускница Киево-Могилянки стала режиссером в Мумбаи?
— Где-то с 11 лет я была в театре при бывшем Доме пионеров. Мама отдала меня еще и в кружок, где я должна была паять какие-то металлические платформы и учить азбуку Морзе. Она очень гордилась тем, что я там единственная девочка среди 30 мальчиков. Я выдержала только 5 занятий. Все закончилось, когда нужно было бросать какие-то гири. Бросила пару гирь — и конец. Осталась в театре. Первая роль была в массовых сценах, а вторая, уже главная — Мари в «Щелкунчике». Мне исполнилось 12, остальным девочкам — по 14, но это была настоящая театральная выучка со всеми дрязгами, интригами, зверем-режиссером. Я ушла оттуда через три года, потому что не успевала в школе, да и нервная система начала портиться из-за слишком эксцентрического режиссера.
ФОТО ПРЕДОСТАВЛЕНО АВТОРОМ
— В чем заключалась эта эксцентричность?
— Он не воспринимал нас как детей. Может, это было и хорошо, но сейчас, вспоминая его методы работы, ужасаюсь. А впрочем, я и играла в спектаклях, и ставила их.
— Но поступила не на режиссуру.
— Выбирала между юриспруденцией и философией. Пришла с мамой к ректору одного из лучших университетов страны. Он сказал: «У вас очень умная девочка. Дария, пойдите, купите книжку». Я вышла, а он назвал маме сумму взятки, которую нужно заплатить, чтобы поступить на юриспруденцию. Я когда об этом узнала, то едва не заплакала. Как можно учиться на законодателя через взятку? Пошла на философию. Четыре года в Киево-Могилянке повлияли на меня на очень разных уровнях. С 9 до 18.00 — лекции, а затем до 23.00 — студенческий театр под руководством очень разных режиссеров. Татьяна Шуран параллельно преподавала в институте имени Карпенко-Карого и делала акцент на студенческом характере театра, а Андрей Приходько говорил: «Мы не любители, забудьте это слово» — и учил нас ходить на ходулях, держать двухкилограммовые флаги и чувствовать себя главным героем, даже если ты в фоне. Благодаря вдохновению, полученному из этих очень разных источников, я начала проводить фестивали. Приглашала на них театры из всей Украины, потом присоединились мейерхольдовцы из Москвы, коллективы из Беларуси. Настоящая театральная армия. Организовывая людей, почувствовала, что режиссура мне ближе, чем игра на сцене. Поэтому взяла паузу между бакалавратом и магистратурой, отправила резюме в Китай, Японию, Индию. И вдруг школа-интернат для мальчиков в Индии пригласила меня преподавать театральное искусство. Я с ходулями приезжаю в Индию, в город Гвалиор, и ставлю спектакль с 300 воспитанниками.
— Трудно себе представить.
— О да, интересный опыт. Практически все они — испорченные дети политиков из Дели или Мумбаи. А здесь я — единственная девочка, на первый взгляд учтивая и хорошая, но монстр на сцене. Пригодилась выучка у Приходько и Шуран: следуя ей, я работала с теми подростками. На празднование Дня основателя школы я написала сценарий и всех 300 поставила на ходули. Объединила уличный и античный театры, ввела 4 стихии, прибавила индийскую мифологию. Патрон этой школы — королева города — встала пораженная, когда шестеро мальчиков в золотых нарядах, словно боги, вышли на ходулях — не ожидала такого увидеть. Потом говорили, что это лучшее школьное представление за последних 20 лет в этот день. Среди зрителей был также один известный бизнесмен. Мы разговорились. Он как патрон Института «Вистлинг Вудз Интернешнл» предложил мне туда поступить. В конечном счете, я оказалась там на сценарном мастерстве. Шесть месяцев страдала.
— Почему?
— Потому что по сравнению с Могилянкой это не был достаточный уровень. Из-за избытка свободного времени я начала писать сценарии и воплощать их. Коллеги меня ненавидели — потому что как это, сценарист режиссирует? И я баклушничала, что оставалось делать? Моя первая короткометражка прошла на серьезный фестиваль в Индии. Затянуло. Снимала рекламу, короткие метры. Потом вернулась в Украину, потому что почувствовала, что мне недостает интеллектуального толчка. Решила, чтобы окончить образование, поступать на заочное по философии в университете Шевченко и в Карпенко-Карого на драматургию и кинорежиссуру.
— Но диплома режиссера у вас таки нет. Что помешало? Вы не поступили?
— Поступила, при том, что не была готова. Прихожу, узнаю, что нужно какую-то басню рассказать, песню спеть, этюд сделать. Остается 45 минут. На ходу пишу стихотворение, декламирую и не сознаюсь, что это мое собственное. Говорю, что это известный украинский поэт Святослав Шилин — в действительности это мой дядя, который не имеет ничего общего с поэзией, но стихотворение им понравилось! Получаю 200 с 200. Преподаватели спрашивают: «Что вы сделали?» — «Вот, несколько короткометражек». Они посмотрели: «Ну, так, есть над чем работать. Ужас, конечно, но...» Одним словом, я не почувствовала вдохновения, которого ожидала. После нескольких занятий поняла, что академическая структура, которая есть в философии, мне более близка. Так для меня институт Карпенко-Карого и закончился. Да, мне недостает определенного фундамента в режиссуре, но я с помощью собственных фильмов его и создаю.
— А что вам дало философское образование?
— Возможность и умение работать с единицей информации и с ее интерпретацией. Нас предупреждали, что почти никто после выпуска не будет работать по специальности, но сможем работать в любой сфере, потому что знаем, как читать и как интерпретировать прочитанное. Работа с разными культурными пластами, разбор смыслов, поиски собственных смыслов, создание смыслов из уже существующих смыслов. Кажется, большинство идей у меня рождаются из этой основы. Это был как будто интеллектуальный тренажерный зал.
«ТРИ С ПОЛОВИНОЙ»
— И как же появились «Три с половиной»?
— Я на собственные средства сняла короткометражку. Это сюжет из второй части, где парень приходит в бордель к вроде бы целомудренной девушке. Показали известному режиссеру и продюсеру Анупагу Кашьяпу, ему очень понравилось: «Сними еще раз, но лучшей камерой». Он частично спонсировал съемки с теми же актерами, а затем вдруг предложил мне сделать полный метр. Я поехала на Шри-Ланку, у меня было 5 дней на написание сценария. Блуждала по улицам, думала, и ко мне пришла эта идея о трех рассказах в одном доме — о разных этапах человеческой жизни, и в то же время об одной семье. Кашьяп одобрил, но вместо того, чтобы профинансировать этот проект предложил: «А теперь ищи средства». Потому что, по его мнению: «То, что тебя может сделать режиссером — это действие, а не школа, не продюсеры. У тебя есть компьютер, есть разные платформы, где ты можешь попросить деньги — я тебя тестирую этим самостоятельным действием».
— То есть бросил в воду и сказал: «Плыви».
— Да. Мы сделали видео, выставили объявление на платформе «спільнокошту», собрали 3000 долларов, контактировали со многими людьми. Мне повезло с командой: 99% творческой части работали безвозмездно. Они просто поверили в идею. Мы с минимальным бюджетом сняли фильм, до последнего мгновения не знали, выйдет он или нет, просто технически мы не могли снимать больше трех дней из-за бюджета. Из-за этого я должна была идти на компромиссы с актерами. Почти никто из них не давал мне столько времени на подготовку, сколько я хотела. К сожалению, в Индии это проблема. Иногда, когда смотрю фильм, закрываю глаза или уши. Но выбор таков: или снимать здесь и сейчас, или не снимать вообще.
— Откуда взялись эти сюжеты?
— Определенным образом они отвечают моему иногда абсолютно нелогичному течению мыслей. И в то же время, сейчас я могу объяснить. Откуда эти пожилые супруги в третьей части? Очень просто: так я себя вижу в 70. Я боюсь, что ценность «я», которую я сейчас чувствую, будет изменяться в силу определенных обстоятельств — социальных, психических, физиологичных. Я не знаю, какой стану тогда. И еще, я пыталась построить диалог с собой, если бы была мужчиной. То есть везде определенное «я», которое пытается понять себя.
— А в первой части, с мальчиком и дедушкой?
— Понятно, что всегда есть плохие люди. Вот человеку сейчас 25 или 30, и все знают, что он отброс. А когда ему будет 80, он едва будет ходить и разговаривать, и его будут воспринимать как сладкого дедушку. Благоговение перед стариками в Индии укоренено в традициях и ритуалах. И мне было интересно поиграть с этой идеей.
КАДР ИЗ ФИЛЬМА «ТРИ С ПОЛОВИНОЮ» / ФОТО С САЙТА KINOAFISHA.UA
В целом, сценарий существует на 4 уровнях. Первый — это история трех семей. Второй — что это разные семьи в одном доме. Третья интерпретация — что это один и тот же мальчик. Ему 12, 27 и 70. И четвертая — эти истории существуют в том же пространстве и времени, в параллельных реальностях. Как в теории струн. Мы с вами сейчас разговариваем, а через 40 лет здесь кто-то будет разговаривать так же. Параллельно и в то же время нет. Поэтому много диалогов пересекается, повторяются определенные фразы или имена.
— Танцы в каждом эпизоде...
— То есть боги играются.
— Ирония финала, в котором полубоги-строители в который раз ремонтируют дом, очевидна. Делают декорации для новых игр.
— Мы не знаем, какие истории еще там случатся. В третьей части мы просто говорим о смерти и через ее осознание — о бессмертии. Герои осознают, что уже не любят друг друга и скоро умрут, но через это осознание они любят — и они бессмертны. Этот момент определенной надежды, выхода объединяет все три части для меня.
— У фильма необычное музыкальное решение. Почему там вдруг звучит украинская «Зозуля»?
— Я в Киеве услышала музыку группы Vivienne Mort, и написала Даниеле (основательница группы. — Д.Д.), она приехала в Индию. Ее исполнение «Зозулі» показалось мне интересным. Мы говорим о сложных и в то же время наивных музыкальных темах, а единственный стиль, который воспроизводит эту наивность и сложность, — именно фольклор. Музыка — это персонаж фильма. Это стены. Это дом.
— Почему?
— Он, большой и неподвижный, является птицей, потому что, невзирая на свою недвижимость, путешествует в зависимости от того, какую историю хочет увидеть. Метафорически для меня аналогия с кукушкой почувствовалась.
— И по настроению песня подходит. Такая горько-сладкая.
— На показах в Индии всегда есть вопрос относительно музыки. Вроде бы индийские инструменты, но в то время в ней что-то странное, не свое. Они даже думали, что это японский язык, представляете? Прикосновение иного — то, что мне нравится в кино. Определенная позиция маргинальности и в музыке, и в визуальном ряду.
— Кстати, как «Три с половиной» принимают в Индии?
— Я удивилась, что люди не засыпают. Мое кино медленное, а они привыкли к быстрому монтажу. Большинство зрителей были удивлены настолько продолжительным планом, а пожилые люди — переполнены эмоциями. На фестивалях принимают очень хорошо. На фестивале в Керале вообще нереальная публика, причем это обычные люди — но киноманы. Рикша тебя куда-то везет и говорит по пути: «Вы знаете, я не люблю Феллини. Тарковский намного лучше». Мои студенты не смотрят Тарковского, а он — да! Поэтому там лучше всего тестировать свой фильм. На всех показах люди смеялись, плакали, аплодировали.
БОЛЛИВУД И ВНЕ ЕГО
— Вы уже немного говорили о своем стиле режиссуры. Вы на площадке диктатор, как и на сцене?
— Хотелось бы сказать, что нет. Но да! Этот фильм без диктаторской руки был бы невозможен. Потому что когда я прихожу на площадку и за три дня до съемки второй части вижу, что локация выглядит как гламурный бордель 1930-х, все в красном цвете и сияет — а по сценарию это 1970-ые и бедный квартал — у меня просто сердце останавливается, и я сама срываю плакаты, кричу на окружающих. Но при этом мне важно, чтобы актеры чувствовали себя комфортно. Вообще, этот фильм родился потому, что каждый человек, начиная с парня, который носил чай, заканчивая продюсером, работали в очень любящей среде, когда ты знаешь, что о тебе заботятся и хотят тебе самого лучшего. И именно поэтому могут накричать или строго поговорить. Но это для твоей же пользы. Хорошая атмосфера на площадке бесценна. В частности, в Индии к рабочим не всегда относятся с уважением. В той же киноиндустрии есть еда «А» для режиссера, продюсера, оператора и актеров, а еда «В» — для осветителей и техподдержки. Мы этого не придерживались никогда.
— Если мы уже заговорили об индийском кино, то не могли бы вы рассказать о нем немного подробнее? Ведь у нас до сих пор о нем представление как о сплошных песнях-танцах-мелодрамах; кто-то более осведомленный может еще вспомнить великого классика Сатьяджита Рая. А как оно в действительности?
— Мы говорим о двух абсолютно разных эстетических традициях. На Западе доминирует жанровость со времен Аристотеля. Вот — трагедия, вот — маска трагедии, катарсис. Если там есть элемент комедии, то лишь намеком. А индийская культура основана на идеях «Натьяшастры». Это эстетическая теория, которая выходит из 9 эмоций, которые должны пережить в спектакле или в танце. Индийский театр опирается на традиции танца, который рассказывает разные мифологические сюжеты. Танцовщица должна лицом и телом показать страх, любовь, влюбленность, радость, стыдливость, героизм, даже богоподобность. Все эти состояния должны быть пережиты исполнителем, и таким образом их переживет и зритель. Пережив только одну эмоцию, ты ничего не поймешь. Поэтому в массовом фильме, в том числе и у Рая, — да, это драма, но также и комедия, и героический фильм, и мелодрама, и любовная история. Поэтому блокбастер в Индии — не просто стрельба, любовь или ужасы, а все это вместе. И, конечно, бывает, доходит до абсурда. Но в последние 10 лет там поднялась, по моему мнению, мощная новая волна, и начал ее Анураг Кашьяп, презентовав в Каннах свои «Банды Васейпура». Это своеобразная дань «Крестному отцу». Скорсезе очень полюбил этот фильм и продвигал его везде. Есть гениальное немейстримное индийское кино. Несколько лет тому назад на «Оскар» от Индии номинировали «Суд» молодого 26-летнего режиссера — очень сильное кино о современной судебной системе Бомбея. Или, например, Рима Дас из штата Ассам: сняла Village Rockstars, где выступила режиссером, оператором, монтажером, продюсером — фильм замечательный, был презентован в Торонто, там же в этом году она будет представлять еще один фильм. Тоже сняла, монтировала и выступила продюсером сама. В настоящее время снимается все больше картин, потому что это стало дешевле. В стране появляются как международные платформы — «Амазон», «Нетфликс», так и свои. Каждый человек, который умеет держать в руках камеру, может снимать фильмы. И появляется много голосов, которые, по моему мнению, на уровне польского или чешского кино.
В Индии, кстати, есть и другая крайность: альтернативное кино — грязное, мрачное. А мне хочется найти другой способ. Видеть Индию и говорить о ее проблемах, но иным образом.
БУДУЩЕЕ И ТАНГО
— Какими являются ваши следующие проекты?
— «Намдев Бхау в поиске тишины». И только 20 человек, с бюджетом 17 000 долларов, 10 000 из которых потом пришлось вернуть, поехали в горы, сняли фильм на маленькую камеру — я не должна была бы этого говорить, потому что выглядит так, будто бы на большую.
— А как вам это удалось?
— Нашла гениального оператора, который снимал для National Geographic и Vogue. Он никогда не учился этому, из маленького села. Сначала работал как фотограф нашего первого фильма. Когда мы увидели его фотографии — были поражены. Мне кажется, он единственный оператор в Индии, который способен на маленьком «Панасонике» создать картинку, как на серьезной профессиональной камере.
— О чем же «Намдев Бхау...»?
— О 65-летнем мумбайском водителе, который устал от шума, — а Мумбаи — мало того что сам по себе шумный город, так он еще и живет между аэропортом и главной трассой, с разговорчивой женой. И вот Намдев находит статью, где написано, что в Индии, в горах региона Ладак, есть Долина Тишины, где лишь 0,001% шума. Он все бросает, отправляется туда. Потом к нему присоединяется мальчик, который в свою очередь ищет Красный Замок. Что за замок, где его родители, в какую игру он играет — узнаем лишь в конце фильма. То есть, это путешествие двух странных людей. Мы привлекли итальянского композитора Андреа Гуэрра — сына Тонино Гуэрра. Если успеем с музыкой, то в следующем году представим фильм в Одессе.
Есть еще одна копродукция, с более определенной украинской составляющей. Это триптих — истории, снятые тремя женщинами из разных стран. Главные персонажи — женщины, которые переживают собственные маленькие трагедии. Дельфин Ноэльс представляет Нидерланды, я — Индию, Виктория Трофименко («Братья. Последняя исповедь». — Д.Д.) — Украину. Надеюсь, что в этом году успеем снять.
— Есть ли у вас увлечения вне кино?
— Есть, возможно, глупое увлечение, но оно на меня очень повлияло, начиная от писания сценариев и заканчивая встречей с продюсером — аргентинское танго. В 16 лет мама привела меня на мастер-класс. И я была удивлена, потому что привыкла, что все кричат и все строгие, а здесь такие хорошие преподаватели — поэтому у меня открылось сердце к танцу. Центры танго есть везде, это такая масонская ложа. В Мумбаи на танго-вечеринке ко мне подошел мужчина и попросил о частных уроках. Мы стали хорошими друзьями, а вскоре познакомилась с его племянником Диром Момайе, который был продюсером моих фильмов.
— Дария, вы какого года рождения?
— 1989-го.
— Иметь два полных метра в неполных 30 — это хорошее начало карьеры.
— Надеюсь, будет три. Мы планируем еще один в этом году, он может стать самым сильным. Может, меня выгонят из Индии после него.
— Хотите чем-то шокировать?
— Это драма любви, которая рождается между свекровью и невесткой. В Индии браки по договоренности — обычная вещь. Вы девушка, вам 20, вы преисполнены любовь, а здесь вдруг вас ангажировали — вы этого мужчину видите впервые в жизни, во время свадьбы — во второй раз, во время брачной ночи — в третий раз. Вы должны жить в чужом доме, не работаете, потому что женщины традиционно не работают, их дело — ублажать мужчин, заниматься хозяйством. И единственный человек, который вам как-то открывается, — это свекровь. Она тоже молода, потому что тоже вышла замуж в 20, ей 45—48, и она прекрасно выглядит. И здесь у них начинаются странные отношения. Не лесбосские, просто отношения между двумя одинокими существами, загнанными в пространство, в котором нет никаких эмоций, человеческих связей. Они между собой похожи, у них есть общие интересы, и одна героиня физически начинает что-то чувствовать ко второй. Это могли бы быть его брат или папа, но это оказывается мать. Фильм не так об отношениях, как о социальных ситуациях индийской женщины, о созревании девушки в женщину. Очень жду этого, очень меня вдохновляет.
Можно сказать столько всего, но не быть грубой.
