Чернобыльская зона оказалась в оккупации в первый день войны. Что именно происходит в зоне отчуждения, рассказать нам никто сейчас не сможет. Сейчас мы видим, что российские захватчики отходят частично с захваченных территорий, возможно, для перегруппировки. Во всяком случае, их уход – это возможность для эвакуации тех людей, которые в этом нуждаются. Это возможность завезти в освобожденные населенные пункты продукты и лекарства. Также это возможность получить больше информации о пережитом в оккупированных городах и селах.
Что сейчас происходит в зоне отчуждения и вокруг, кто помогает местным жителям с продуктами и медикаментами, «День» расспросил главу Ассоциации чернобыльских туроператоров Ярослава ЕМЕЛЬЯНЕНКО, для которого война поставила новые вызовы и задачи.
- Ярослав, как изменились приоритеты ассоциации, на чем сфокусировали сейчас свое внимание?
– Наши приоритеты изменились кардинально. Потому что российские войска зашли в Чернобыльскую зону и отсюда начали свое наступление на Киев. Первое время мы наблюдали за ситуацией и информировали Генштаб о перемещении оккупантов. А после того, как мы поняли, что они закрепились на этой территории, весь ресурс нашей организации, которая евляется туристической и схожа по своей структуре в волонтерской, перепрофилировали на работу по доставке гуманитарной помощи и эвакуации мирного населения из оккупированных городов. Наш профиль сейчас – это Иванковский район, Славутич, Любич, Черниговское направление, в частности север. Мы пытаемся получить все необходимое для ТРО и ВСУ, работающих в этом регионе, привезти что-то удается из-за границы. Но основная квалификация – эвакуация, обеспечение лекарствами и продуктами тех, кто остался на этих территориях.
- Вопрос эвакуации на самом деле очень рискованный и сложный. Как вам удается это делать, координируете ли свои поездки с ВСУ и теробороной, ведь это непростое дело, почти спецоперация?
– Знаете, здесь нет никакой системы. Ибо каждая эвакуация отличается от всех предыдущих. Нет единой формулы для этого. Но, конечно, перед выездом мы мониторим ситуацию сами, на местах – с местными жителями каждого проезжаемого населенного пункта, который под оккупацией. Мы координируемся с ВСУ и местными ТРО уже на месте. Поэтому сейчас это удается, но бывает, что не доезжаем до места, в общем, ситуации бывают разные. На днях мы везли 5 тонн гуманитарной помощи на Славутич и Любич. В этом регионе много людей с онкозаболеваниями, потому что Славутич строился на замену Припяти и там живут сотрудники станции, их дети и другие, кто может иметь проблемы со здоровьем. Они оказались совершенно отрезанными от цивилизации, от аптек, но с такими заболеваниями нельзя нарушать график приема лекарств. Поэтому мы собираем эти лекарства самостоятельно по всем аптеках в Киеве, формируем адресные заказы и при первой возможности отправляем их адресатам.
- А как вам удается следить за происходящим, или вам местные кое-что могут рассказать о ситуации? Если взять новости о том, какой радиационный фон в Чернобыле после недавних пожаров, то ГСЧС и другие службы говорят, что данных нет, так как туда никто не может добраться, взять пробы тоже невозможно, просто следим за спутниками NASA.
– Да, в официальном поле так на самом деле и есть. Дело в том, что у нас большая сеть местных, информирующих нас, у многих есть дозиметры. Есть дозиметры и в подконтрольных Украине городах, мы мониторим эту ситуацию. Но мы не можем четко сказать, что происходит в Чернобыльской зоне, но ведь мы понимаем, если бы там что-то страшное произошло, чем нам угрожали российские террористы, мы бы последствия этого буквально сразу почувствовали. Поскольку вокруг Чернобыльской зоны достаточно систем радиационного контроля, по вторичным признакам изменения фона на этих территориях можно было бы спрогнозировать масштабы в самой Чернобыльской зоне. Сейчас все в принципе спокойно. Я так понимаю, что они размесили радиоактивную почву в Чернобыльской зоне, возможно, на сотни метров или на километр радиационный фон поднялся. Но дальше территории 10- или 30-километровой зоны это не идет. Потому что это как обычная пыль, которая может рассыпаться на 50-100 метров, а дальше она оседает непосредственно в Чернобыльской зоне.
– О чем вам рассказывают те, кого удается эвакуировать?
– Первые автомобили выехали несколько дней назад из Иванкова и Иванковского района. Выехали жители маленьких сел, которые рассказывали, что там относительно спокойная ситуация. Когда туда зашли российские захватчики, то пугали народ, даже стреляли, чтобы напугать, но в общем-то все было более-менее спокойно, люди могли бы там оставаться, с ними захватчики фактически не контактировали. Но в Иванкове ситуация другая. Это районный центр, где они захватили пожарную часть, взяли заложников и вели себя, скажем, не так хорошо, как в маленьких селах. Там нет ни продуктов, ни света, ни связи. Но уехавшие очень счастливы. Добирались из города только в нашу территорию в течение 4-6 часов. Сейчас там самая сложная ситуация с теми людьми, которые нуждаются в неотложной помощи и лекарствах. Больница частично работает. С оккупантами договариваются, чтобы медиков пропустили в Иванковскую больницу, потому что на каждом мосту стоят блокпосты с россиянами. Но вообще пропускают, где-то мародерят, где-то зарабатывают деньги. Но в последнее время ситуация там улучшилась, потому что российское командование дало команду на перегруппировку. Оттуда выехали сотни единиц техники, покинули свои штабы, размещенные в школах и других заведениях, сейчас гораздо меньше контролируется киевская трасса. И это позволяет местным не только по лесам ходить друг к другу, а более централизованно перемещаться.
Кстати, сначала, когда приехали россияне и оккупировали город, люди поддерживали друг друга. После того, как это во времени растянулось, люди немножко закрылись в себе, каждый начал беспокоиться о выживании, меньше коммуницировать, не могли следить за тем, кто что освободил или захватил. Это демотивирует людей. Из опыта аварии 1986 года отмечу, что с этими людьми, которые эвакуировались сейчас, или с пережившими оккупацию, наша власть должна как можно скорее начать психологическую работу. Потому что при Чернобыльской аварии это было не ко времени, разваливался Советский Союз, молодая Украина строилась, и до этих людей не было дела. А сейчас мы все же европейское государство, поэтому если есть военный или другой конфликт, когда люди вынуждены переселяться, переживают эмоциональные или другие травмы, должно включаться государство и помогать им выходить из этих состояний. Чтобы меньше ПСТР было у нас после этих боевых действий.
– А что известно вам о ситуации в Славутиче, где оккупанты пытались захватить город?
– Оккупанты, к сожалению, зашли в город. Они убили троих бойцов местной теробороны на блокпосту под Славутичем. Затем на бронированной технике вошли в город. Сразу взяли в заложники мэра Юрия Фомичева. Опустошили некоторые продовольственные склады, вывозили на БТРах картофель, лук и все, что нашли. И хлеб тоже. Поэтому, когда мы делаем в Славутич гуманитарные поставки, то хлеб даже не передаем, потому что его могут отобрать. А передаем то, из чего можно его сделать. Поэтому в городе немного непростая ситуация с питанием, из-за чего нужно чаще формировать для города продовольственные товары. А также адресные лекарства, которые очень важны для этого региона.
Когда россияне только зашли в Славутич, весь город вышел на демонстрацию, несмотря на то, что раньше он по своим настроениям был несколько пророссийским. Я имею в виду не руководство, а местных жителей и сотрудников Чернобыльской станции. Как только россияне подошли к ним, они поняли, что сейчас эта россия может пустить корни здесь, все вышли на проукраинские митинги. И это очень положительный звоночек.
- Говорят ли вам что-нибудь ваши международные друзья, партнеры, как могут нас поддержать, какой должна быть позиция того же МАГАТЭ?
- Даже не знаю, как ответить на ваш вопрос… Я понимаю, что когда что-то происходит не на твоей территории, имею в виду, например, МАГАТЭ или другие зарубежные структуры, над тобой не летают снаряды, нет взрывов, нет воздушных тревог, ты относительно спокойный и рассудительный. Их реакция медленная, вероятно, зависит от того, что они находятся в безопасности и стабильности. У нас в Украине этого нет, и у нас нет времени размышлять, а как будет выгоднее и лучше. То есть наша задача сейчас – выжить. Поэтому большинство иностранных, особенно таких крупных и мощных структур, как МАГАТЭ, задерживаются в своей реакции. Более месяца прошло со времени захвата, что тоже абсолютный нонсенс, ядерных объектов на территории Украины, кроме высказываний и обеспокоенности, физически эта организация ничего не сделала. Я очень надеюсь, что месяца ей хватило, чтобы понять полный объем проблемы и полный объем того, что может произойти, если сейчас не подключить все свои ресурсы. Сейчас нужно сделать все, чтобы России не было в МАГАТЭ. Потому что она будет блокировать какие-либо действия по помощи Украине. После этого внедрить все возможные санкции с их стороны, чтобы это давление стало настолько невыносимым, чтобы они все-таки освободили ядерные объекты и население, которое, к сожалению, массово у нас убивают. Это запрещает мировая практика ведения войны – убивать мирное население и захватывать атомные объекты.
Сейчас очень трудно функционировать, волонтерским организациям, потому что у нас есть незавершенная регистрация фонда «Волонтерский центр «Чернобыль»» на момент войны. Государственные органы выехали, частично вывозили архивы, но чтобы получать гранты для поддержки, нужно устранить эту бюрократическую составляющую. Поэтому хотелось бы, чтобы государственные структуры вернулись к работе, а мы могли помогать как гражданским, так и ВСУ, ТРО, структурам полиции и т.п. Потому что пока я не вижу полного обеспечения со стороны государства всех нуждающихся. Мне кажется, что большая часть этой поддержки лежит на частных волонтерах и людях, которым небезразличным, которые вкладывают весь свой ресурс, чтобы помочь в общем деле.
- Какие нужды у вашей Ассоциации?
- Когда началась война, россияне рассчитывали на блицкриг, мы в принципе – тоже, только на наш, что сейчас нам нужно выложиться, это через неделю-другую закончится. Сейчас все стороны понимают, что перешли к затяжной фазе. Когда все это началось, весь ресурс, например, из «ЧЕРНОБЫЛЬ ТУРА» (даже носки, балаклавы, дозиметры, а это сувенирная продукция) ушел на нужды тех, кто сражается с врагом. Даже бронированная машина разведки, которая у нас была туристической, пошла на нужды ТРО. На ней установили пулемет, и сейчас эта историческая музейная машина ездит и охраняет Киев. То есть у нас ничего не осталось. И так у многих людей, когда все вложились в первую волну войны, но теперь нужно искать средства. Мы сделали рассылки своим партнерам за границей, объяснили ситуацию, что мы пытались много лет развивать чернобыльский туризм, если кто-нибудь может – поддержите нас. Люди пересылают по 20 или 100 долларов. Эти средства вмиг разлетаются на закупку лекарств, бензина и т.д. Поэтому сейчас нужно строить схемы для маленьких волонтерских фондов. Я понимаю, что есть несколько огромных фондов, за что им большая благодарность, но многие нужды закрываются именно маленькими организациями. Для них нужно создать нормальные условия, чтобы мы хотя бы имели право из-за границы принимать средства. Также существует большая проблема на таможнях. Потому что привезти те же броники из-за границы через нашу таможню – большая проблема. У нас сейчас военное положение. Все, что может помочь фронту, должно идти по зеленому коридору. Поэтому сейчас ожидаем улучшения ситуации, чтобы мы могли выполнять свою работу и помогать защищать Украину от врага.
P.S. Из-за бюрократических сложностей во время войны пока Ассоциация принимает помощь на личные счета:
Карта Монобанк: 4441111400031450 – Екатерина Асламова (руководитель фонда «Волонтерский центр «ЧЕРНОБЫЛЬ»)
PayPal.Me\CHORNOBYL – Ярослав Емельяненко
Для поддержки из-за границы
Банковский счет, евро:
IBAN: UA123220010000026205326727221
Account number: 26205326727221
Reciever: ASLAMOVA KATERYNA, 73000, Украина
Банк – JSC UNIVERSAL BANK
City - KYIV, UKRAINE
Swift code – UNJSUAUKXXX
По вопросам поддержки волонтерской деятельности:
