Сейчас все больше украинцев осознают, что многое из того, что мы знаем о себе, на самом деле не является полной правдой. Иногда это лишь отдельные фрагменты, которые империя и СССР позволили нам знать. Сейчас многое осуществляется для того, чтобы украинцы открыли правду о самих себе, однако усилий этих, наверное, никогда не будет много...
Одним из ключевых для украинцев является образ кобзарей, но действительно ли наше представление о них соответствует действительности? Как сами кобзари воспринимали свою деятельность? Почему кобзарские цеха были «государством в государстве»? Как кобзарская музыкальная традиция была вписана в европейский контекст того времени? И где в Киеве дважды в год можно услышать старосветскую бандуру и увидеть церемонию освящения инструментов? Эти и другие вопросы «День» обсудил с кандидатом философских наук, сотрудником Харьковского национального университета имени В.Н. Каразина Александром САВЧУКОМ.
«ПОДДЕРЖИВАЛИ МОРАЛЬНО-ЭТИЧЕСКИЙ УРОВЕНЬ В ОБЩЕСТВЕ»
— Действительно ли кобзари были теми, кто поддерживал казаков в битвах?
— По самой сильной нынешней концепции, сначала кобзарские цеха были частью Запорожской Сечи. Кобзари сопровождали и поддерживали казаков в битвах, то есть были очевидцами событий, о которых потом пели. И происхождение дум — убедительный довод в пользу такой концепции. Когда была разрушена Сечь, кобзари разошлись по северным территориям — в Полтавскую, Харьковскую и Черниговскую области, а Харьков стал центром кобзарства. Для этого были свои причины: это - большой город со многими ярмарками, где традиционные исполнители были востребованы; а также кобзари считали Харьков свободным городом: даже профессора Харьковского университета приглашали кобзарей поиграть в университетском саду. Благодаря этнографам, у нас сохранился богатейший материал о харьковском кобзарстве. В целом документальные сведения о существовании кобзарских цехов фиксируются с середины XVIII века, а ближе к концу XIX в. их становится больше и они точнее.
— Советское время привело к, мягко говоря, несколько упрощенному представлению о кобзарях. Какими на самом деле они были?
— Кобзари часто были женатыми, жили в привычных для украинцев домах, вместе со своими семьями. Они были аккуратно одеты и держались как сельская интеллигенция, никогда не снимали шапки, когда играли (выяснилось, что у них их было две: одна — на голове, а другую клали рядом, чтобы туда складывали деньги). Кобзарство было их профессией, часто сочетавшей и функции врачевания. Существуют очень интересные воспоминания о харьковском кобзаре Анатолии Парфиненко, который занимался врачеванием еще в 1980-х годах. Однако, чтобы полностью ответить на вопрос, кем были кобзари, внешнего взгляда недостаточно. Нужен взгляд изнутри, надо увидеть это явление глазами самих кобзарей, как они себя воспринимали.
Большинство же из них представляли эту деятельность как миссию. Было понимание, что им судьбой предоставлена возможность говорить о правде и лжи в своих песнях, ведь в XIX веке они пели преимущественно псалмы (песни на библейские сюжеты), канты, некоторые исторические песни. Кобзарь чувствовал себя медиатором, посредником - между людьми и Богом, между историей и современностью, между персонажами дум и слушателями. Главной его задачей было отойти в сторону, раствориться и по максимуму показать картину — сюжет, вывод, заложенную мораль. Они очень тщательно относились к текстам песен: было такое правило - не выбрасывать и не добавлять слова. Очень показательна пословица о кобзарском репертуаре — не наше засыпалось, не наше и мелется. А с мелодией можно было импровизировать.
Из записей (Филарета Колессы и Афанасия Сластёна в 1910-х годах, а также Климента Квитки в 1930-х) становится понятно, насколько четкой у них была дикция, какое большое внимание они уделяли тексту песни, стремясь рассказать историю. По сведениям этнографов, часто после того как кобзари спели песню, они давали слушателям ее объяснения; советовали, как можно поступать в жизни и как нельзя, что молитва отца и матери очень важна и спасает от беды, что нельзя людям высшего социального статуса насмехаться над людьми низшего положения. Это была целая школа нравственного воспитания для людей. Они поддерживали морально-нравственный уровень в обществе, напоминали, как сейчас говорят, о «красных линиях», которые нельзя переходить. В церкви эту роль исполнял священник, а кобзари продолжали это делать вне храма более понятным для людей языком — через библейские сюжеты или произведения Сковороды, скажем.
Они никогда не играли в угоду тем, кто платил (как, например, музыканты на свадьбе), деньги для них были совершенно второстепенным. Кобзари определяли сами, что людям нужно рассказать своими песнями, потому что осознавали себя нравственными образцами, а свою слепоту воспринимали как символ богоизбранности, подтверждение своей необычности. У апостола Павла есть выражение «вера из услышанного». И есть феноменальное совпадение, что незрячий человек, наверняка, лучше воспринимает христианскую мораль, потому что вера — это способность поверить в то, что нельзя увидеть.
«КОБЗАРСКИЕ ЦЕХА БЫЛИ ГОСУДАРСТВАМИ В ГОСУДАРСТВЕ»
— А если взглянуть на явление кобзарства в европейском контексте, какие параллели можно найти?
— В парацерковных традициях у немцев были лирники, так же, как и у поляков, и у англичан, которые свою колесную лиру называют харди-гарди. Однако, как правило, в Германии это были зрячие исполнители, среди которых было много женщин, и играли они в самом храме (в католицизме исполнение на инструментах вписывается в литургию и не является чем-то удивительным). Также в этом контексте можно упомянуть ирландских и шотландских бардов. Это хоть и средневековая традиция, но она потом исчезла и где-то только в XIX веке на романтической волне была возобновлена (т.е. фактически это -реконструкция, которая настолько прижилась, что, кажется, длилась веками). Барды – это исполнители эпических песен на арфах. Можно также упомянуть финских и шведских исполнителей на кантеле (разновидность гусел), также имеющих эпический репертуар. То есть украинское кобзарство вписывается в общую систему европейских народов и имело у нас два основных отличия — невероятное уважение к кобзарям и лирникам как носителям морали и то, что наши исполнители были исключительно незрячими (по этому признаку кобзарям подобны разве что японские исполнители). Кстати, есть очень интересные результаты концертов украинских современных исполнителей в Германии, когда одна и та же мелодия в Украине – кант, а в Германии – танец. Наверное, это связано с тем, что в эпоху Барокко Европа была общим культурным пространством. Можно также говорить о включенности кобзарской музыкальной традиции в тогдашний европейский контекст.
Да и сами кобзарские цеха – это тоже подражание европейским средневековым цехам. Родители приводили сына на обучение к священнику, который давал жилье, начинал учить своей науке, а за это все, что парень зарабатывал в течение учебы, он отдавал священнику. Считается даже, что кобзарская наука была зафиксирована в памяти в полустихотворной форме. Есть так называемые устиянские книги, грубо говоря, уставы, где в стихотворной форме объясняется обучение ученика. Например, как создать инструмент, как выстроить мажорный или минорный лад и т.д. Наличие этих устиянских книг еще раз говорит об устойчивости этого явления и подтверждает, что кобзарство существовало несколько столетий. В XIX веке этнографы приложили очень много усилий, чтобы получить эти знания, потому что кобзари все держали в секрете. Удалось узнать немногим, в частности Порфирию Мартыновичу, который инкорпорировался в это герметичное сообщество и очень многое записал.
Кобзари даже говорили на специальном арго — тайном, так называемом лебийском языке, чтобы опознать своих, когда встретятся, и сохранить свои профессиональные знания. Подобные арго были в разных ремеслах того времени (гончаров, шаповалов и т.п.). Украинские кобзарские арго имеют совпадения с польскими и чешскими. У Костя Черемского есть концепция, что это вызвано контактами кобзарей между собой.
Можно сказать, что кобзарские цеха были государствами в государстве со своими нормами поведения. Как и в других средневековых цехах, существовала, скажем, касса взаимной помощи. У кобзарей было десять заповедей, что разрешается в кобзарской среде, а что нет. Действовали даже внутренние кобзарские суды и советы, которые наказывали за проступки внутри этой среды. Были советы, которые принимали в цех ребят. В Харьковском областном архиве обнаружили документ о Харьковском музыкальном цехе, и там было такое понятие как «визвілок» — экзамен кобзарей для проверки профессионального уровня. Ученик учится три года, затем собирается этот совет, перед которым он исполняет определенный репертуар, и ему говорят, готов ли он самостоятельно играть. Это очень важно, потому что ему потом предоставлялась территория, где он мог кобзарить. Если ты хотел переехать в другое место, то надо было «открепиться», а после переезда — выставить столовое тем, у которых будешь теперь жить и петь. А если кобзарь хотел набрать своих учеников, то должен был сдать еще один экзамен.
То есть, существовала очень организованная структура. Главой кобзарского цеха был цехмастер. На западе Украины в лирницких цехах главенствовали «верховные короли» — как и цехмастера они уже не играли, а руководили цехом, проводили советы.
— На одном из таких съездов, как предполагают, было репрессировано большое количество кобзарей... Какова была судьба кобзарей и кобзарства как явления в советское время?
— Советскую власть больше всего интересовал контроль. А как кобзарей можно было контролировать, если они часто путешествуют? Но главная причина, по-видимому, в репертуаре — религиозные песни, упоминание про образ Украины как свободного государства. Все это было неприемлемо для советской идеологии. Кобзарей заставляли ходить в отделы культуры и утверждать свой репертуар, чего они, конечно, не делали. Им даже создавали специальные песни, например, «Думу о Ленине». Поэтому власти давно думали, что с ними делать, а потом, когда уже уничтожались сотни тысяч людей, то, наверное, уничтожить несколько сотен незрячих кобзарей не было такой сложной задачей. Формально это называлось борьбой с попрошайничеством: милиционеры часто забирали кобзарей, разбивали их инструменты. Документальных подтверждений репрессий именно съезда кобзарей нет, есть лишь десятки опосредованных воспоминаний, например, дневники Шостаковича, где он упоминает, что кобзари были уничтожены в 1931 году. Так же неизвестно о масштабах этих репрессий. Однако фактом является то, что в 20-е годы, как свидетельствуют статистические данные, было еще достаточно много кобзарей, в то время как в 30-х годах их почти не фиксируется.
Другое дело, что были выбраны несколько человек, ставших украинскими советскими кобзарями. Их выставляли как витрину, чтобы показывать, что у нас есть кобзарство.
«ДИАСПОРА НАМ ВЕРНУЛА ХАРЬКОВСКУЮ БАНДУРУ»
— Как в советское время изменились инструменты кобзарей?
— Сначала кобзари играли на кобзах (где преимущественно 12 струн). Собственно, слово кобзарь происходит от названия этого инструмента. Параллельно существовали так называемые старосветские бандуры с 21-22 струнами. Бандура почти вытеснила кобзу в конце XIX в. Однако, например, перейти с одной тональности на другую в одной песне на ней невозможно. Потребовалась новая конструкция бандуры, чтобы на ней можно было играть модерную музыку. Поэтому в 1910-20-е годы Игнат Хоткевич и другие создают новые инструменты, наследующие тембр старосветской бандуры, но на которых можно играть любой репертуар. Это позволило играть на харьковской бандуре современную музыку, но на основе украинского мелоса. Послушайте исполнение Виктора Мишалова «Невольничий рынок в Кафе» — и вам не придется больше ничего рассказывать о модерной украинской музыке. Это невероятно современно звучит, и ты не сомневаешься, что это украинская музыка. И здесь нужно вспомнить выдающихся украинских кобзарей диаспоры Василия Емца, Леонида Гайдамаку (ученика Хоткевича). Их успели запечатлеть на видео, их пластинки с записями выходили даже в Голливуде. Они как раз играли в той манере, которую пропагандировал Хоткевич.
Впоследствии мастера начали изготавливать большие инструменты, чтобы подать большее количество струн, увеличить диапазон, чтобы была возможность играть на полутонах, как на фортепиано, словом, чтобы можно было сыграть все, что угодно. Так в 50-х годах появляется академическая бандура — вот эта большая, которую мы привыкли видеть. И исполняются на ней преимущественно романсы, лирические песни, создается новый репертуар. Жаль, что аутентичный кобзарский репертуар на нем не исполняется, а если и исполняется, то не звучит.
То есть, с одной стороны, появление новых инструментов обусловлено внутренней потребностью, однако с другой — влияние советской идеологии на украинскую академическую школу достаточно значительно. Чего стоят только заявления в изданиях типа «Музыка массам», где выступали с критикой бандуры кобзарей, называли ее сохой и призывали создавать новую украинскую революционную советскую музыку.
— Насколько распространена сейчас игра на старосветской и харьковской бандурах?
— В 1970-80-х годах появляются движения, восстанавливающие старосветскую бандуру и кобзарские традиции, среда в целом. И игра на старосветской бандуре становится популярнее. К примеру, сейчас намного больше украинцев знает Тараса Компаниченко и его украинскую барочную музыку, чем в начале 2000-х. Хотя для многих до сих пор секрет, что в Киеве дважды в год проходят кобзаревание — возле Михайловского собора (на Троицу) и возле Свято-Покровской церкви на Покров. Вы всегда можете прийти, послушать, увидеть этих людей. Тогда же освящаются новые инструменты.
Помню, что мое знакомство с кобзарским цехом казалось мне путешествием во времени. Каждый исполнитель должен был тогда (и сейчас так же) смастерить свой инструмент, это делал и я. Для этого есть мощности — существует как минимум четыре мастерские в Украине, которые производят инструменты, есть шаблоны, лекала, технологии, более десятка мастеров. Иногда это занимает два-три года, это такая проверка для неофита, насколько тот действительно хочет играть. И так заходишь в мастерскую и видишь, что лежит десять заготовок — это те люди, которые начали и не закончили, испугались. Однако есть и те, кто сделал и дальше занимается. Хотя, надо признать, в 90-е годы казалось, что когда советская власть исчезла, то теперь все больше людей будет приобщаться к игре именно на этой бандуре. Однако примерно такая же пропорция людей и осталась. Наверное, потому что это не мейнстрим, даже факультативно не удалось сделать классы старосветской бандуры, да и государство в этом не заинтересовано.
По сути мы делаем реконструкцию, но лучше это назвать воспроизведением, ведь играем с закрытыми глазами, «вслепую», стараемся исполнять традиционный репертуар под открытым небом и т.д. Так лучше можно понять всю систему кобзарства: технику исполнения, коммуникацию со слушателем, манеру пения, устройство и конструкцию инструмента, философию певцов. Потому что кобзарство – это не только музыка.
Харьковская бандура в Украине не прижилась. Ее привез к нам Виктор Мишалов из Канады, последователь Хоткевича. То есть диаспора нам ее вернула домой. В настоящее время некоторые академические бандуристы стали обращаться к харьковской бандуре. Стоит вспомнить Тараса Лазуркевича, Олега Созанского, Владимира Губяка. Владимир Войт нашел харьковскую бандуру 1929 года, отреставрировал ее и, кроме репертуара Хоткевича, очень интересно играет авангардную музыку, показывая, какие преимущества в бандурах харьковского типа. Так что постепенно люди понимают, что игра на этой бандуре перспективна — репертуар становится богаче, а выступления успешнее. Харьковская бандура, на мой взгляд, является компромиссом между кобзарской традицией и академической.
