В Коктебеле прошел Третий джазовый фестиваль Live In Blue Bay, почетным гостем которого был известный музыкант и вокалист-импровизатор. Сергей Манукян — одна из немногих звезд современного джазового вокала, талантливый инструменталист, композитор, аранжировщик, который аккомпанировал себе на электрической Yamah’е, а его партнерами были: клавишник Валерий Гроховский, гитарист Павел Чекмаковский и барабанщик Артем Федотов. Такое впечатление, что Манукян управляет человеческими эмоциями, владеет передачей чувств на расстоянии, а силой музыкальной мысли создает новую реальность. Сергей Владимирович обладает гипнотическим голосом и просто магически исполняет джаз. Это артист неисчерпаемого энтузиазма ныне является одним из наиболее востребованных музыкантов нашего времени. Его колоссальное творческое Я привело к разработке своего, несравненного стиля. Последние двадцать лет Сергей Манукян успешно создает собственные композиции. Каждая мелодия пронизана духом подлинного джаза, а вокальная пластика его композиций и глубокое понимание законов гармонии демонстрируют слушателям яркую личность, профессионала высочайшего уровня.
— Сергей Владимирович, вы один из немногих на постсоветском пространстве, кто любит импровизировать в настоящей джазовой вокальной манере. Вы с 12-ти лет на сцене. Этому способствовали ваша семья и восточные корни?
— Я с осторожностью отношусь к понятиям «национальные черты», «ментальность»... Среднеарифметическое отношение к людям по признакам национальности создает фальшивое впечатление о человеке. Я родился в Грозном, мои родители прекрасно говорили по-русски и по-армянски. Они не музыканты, но прекрасно знали народную и академическую музыку, а также любили эстрадные песни тех лет. У нас дома все много пели. Эта традиция продолжается и ныне в моей семье: мы часто садимся за рояль, играем, поем — я, жена и мои четверо детей.
— Вы по диплому — барабанщик, а по сути — джазовый импровизатор...
— Есть такая шутка. Спрашивают музыканты друг друга: «Ты на чем играешь? Один говорит: «Я — на гитаре, другой — на бас-гитаре, третий — на фортепиано, а четвертый признается — ни на чем»... Тогда ему говорят — будешь играть на барабане... Я считаю, что суть исполнителя — быть музыкантом и не важно, на чем он играет. Если музыкант не сформировался, то не получится ни гитарист, ни барабанщик — никто! Меня сформировало глубокое отношение к музыке. Я барабаны не бросаю, они мне помогают. Я когда играю или слушаю — полностью подчиняюсь музыке. Не я решаю, какая будет музыка, а она решает, какой буду я...
— Бывает, что за минуту до выхода на сцену музыкант говорит: «Не знаю, что сейчас буду играть». На концерте слушаешь и думаешь, зачем несется бесформенный поток сознания, что музыкант хотел сказать публике?
— Для меня обязательно должен быть предварительный общий замысел. Я должен так «рассказать», чтобы быть понятно всем, а не только подготовленному слушателю, но и тому, кто впервые слышит подобную музыку вообще и меня в частности. Мы должны не «кодированно» выступать, а максимально доступно для слушателя. Я с уважением обращаюсь к публике, но «планку» не занижаю. Музыкант, сколько живет, столько совершенствуется.
— Сейчас у вас отличный ансамбль, но при этом каждый музыкант ценен сам по себе. Вы давно выступаете вместе?
— Дополню: и каждый из моих коллег умеет слушать себя и остальных. С Валерой Гроховским и Пашей Чекмаковским я работаю десять лет. Барабанщик Артем Федотов вырос у меня на глазах, пришел еще мальчишкой...
— Вас музыковеды сравнивают со Стиви Уандером и Рэем Чарльзом. Как относитесь к таким параллелям?
— Наверное, не верно за меня решать, кто на меня повлиял. Это вообще поверхностное понимание того, что я делаю. Хотя я не исключаю их роли. Моя музыка была бы пустой, если бы я ориентировался только на них. Мы должны идти к источнику, из которого «пили» эти великие мастера: Моцарт, Гайдн, Гендель, Чайковский, Мусоргский, Рахманинов, а позже — Beatles, Стиви Уандер... Сегодня музыка перестала быть секретом благодаря техническим достижениям (раньше, чтобы послушать Моцарта, нужно было побывать на его концерте). Ныне все иначе. Например, Рахманинов и Прокофьев были последними из тех, кто зарабатывал собственной музыкой и ее исполнительством. Был период, когда композиторы перепугались исполнителей и это несколько «убило» композиторов...
— Впервые слышу подобное мнение.
— Сейчас конкурс — это состязание «чтецов» чужих произведений. Исполнитель вышел, прочитал Достоевского — и как бы к Достоевскому приравнивается. Я сравниваю даже великих музыкантов — Рихтера, Гилельса, Софроницкого — с чтецами древних иероглифов, манускриптов. И все же они — не авторы, а пересказчики, интерпретаторы чужих мыслей.
— В одном интервью вы сказали: «Музыка больше людей». Растолкуйте эту мысль?
— Люди уходят, а музыка остается. Если задуматься о том, сколько всего нам дал Господь Бог, причем бесплатно... А мы этим торгуем. Он нам дал есплатно возможность улавливать музыку, писать картины, стихи, изобретать. А главное, дал солнце, воздух, воду и пищу. Хочешь строить — вот тебе камень, дерево, обработай и строй. Кушать хочешь? Вот тебе животное, вот — растение. Все дал и не сказал: вы мне за это должны. Только сказал: друг друга любите. Хотя бы того, который рядом (так немного взамен попросил). А мы даже этого не можем...
— Как вы относитесь к нынешней музыкальной педагогике?
— Например, в американской Школе Беркли (высшее музыкальное учебное заведение в Бостоне, США. — О.К.) учат либо на композиторов, либо на исполнителей. Композиторы должны изучить круг определенных предметов: инструментовку, научиться выстраивать музыкальный ряд и т.д. А исполнитель — уметь играть все во всех тональностях. Но ни один великий композитор из Беркли еще не вышел! Выпускается некий ремесленник, многое умеющий. Оттуда выходят толпы великолепных аранжировщиков, которых у нас нет. Их не умеют у нас обучать. У нас эстрадная музыка бедная из-за того, что никто не умеет классно аранжировать. У нас не пишется, кто аранжировщик на дисках. Как будто этой профессии нет в природе. А на самом деле украшательство песни — великое, нужное дело! Однажды выступал в ресторане города Сочи. Подошел мужик и говорит: «Дам сто рублей, исполните «Катюшу». Мы сыграли, а он забрал сто рублей обратно: «Ребята, вы играете неправильно!»... В перерыве я стал вспоминать, что и как. И вспомнил, что в 1942-м, когда Блантер сочинил «Катюшу», в начале записи было мелодичное вступление, а мы его — не сыграли. А человек хотел послушать именно ту, первую, аранжировку, которую он знал и ему нравилась. Когда мы сыграли «Катюшу» еще раз, но уже со вступлением. Он пришел к нам и дал тысячу рублей, сказав: «Сыграйте так же десять раз»! Вот как люди запоминают аранжировку.
— Расскажите о вашем тыле — семье?
— У меня четверо детей. Старший сын — спортсмен, занимается настольным теннисом, он тренер, живет в Эстонии. Вторая дочь замужем за шотландцем, учится в Эдинбургском университете на английского филолога. Неделю назад я стал дедом: она родила мне внука. Дочь помладше этим летом поступила на философский факультет МГУ. А самому младшему сыну — 11 лет, он пошел в четвертый класс. Их всех родила моя жена Марина. Она умная, образованная, пишет философские лирические стихотворения, которые можно прочесть в Интернете, занимается домом и является хранительницей нашего семейного очага.
