Сегодня наш собеседник — известный художник Михаил Николаев. Он создает оригинальные композиции, используя различные материалы и техники. Его сыновья — Роман и Филипп — готовятся наследовать профессию отца. Михаил размышляет о путях формирования творческой личности в семье, о рисках такой профессии и о том, как к этим рискам готовить ребенка.
— Где учатся ваши дети профессиональному мастерству и как вы оцениваете их успехи?
— Моему старшему сыну Роману 19 лет. Учится он в Национальной академии изобразительного искусства и архитектуры на факультете графики, в том самом вузе, который в свое время заканчивал я. Не доверяю новым институтам, в одних — преподаватели слабые, в других — бесконечные эксперименты. Моего же сына обучают педагоги, которых я лично знаю, или, по крайней мере, о которых слышал много хорошего. Поэтому за качество обучения я более или менее спокоен. Пытаюсь помогать сыну постигать азы профессии, ведь стать художником очень сложно, учиться нужно всю жизнь. Сначала заканчиваешь художественную школу, где тебя учат рисовать. В институте — учат думать. Ведь художник не тот, кто умеет что- то нарисовать, а тот, кто способен выбирать, анализировать и творить образ, который бы зацепил за душу другого человека. Нужно понять, что ты можешь и что ты хочешь сделать в искусстве. Потом об этом можно рассказывать и остальным. Другой вопрос — это насколько ты окажешься интересен людям.
Меня беспокоит, что Роман слабо ориентируется в защите собственных интересов. Он боится собственных самостоятельных шагов, ему не хватает в хорошем понимании агрессивного отношения к жизни. А сегодня нужно стремиться быть лучше других, успевать быстрее других, нельзя успокаиваться на достигнутом. Сегодня никто тебе только за то, что ты добрый и пушистый, не будет создавать теплую и комфортную обстановку. Нужно обязательно научиться самого себя подталкивать к решительным действиям.
— Похоже, что с рождением младшего сына вы изменили свои воспитательные принципы. От чего вы отказались?
— Младшего сына зовут Филипп, ему 13 лет. Когда он родился, то ко мне уже пришла определенная зрелость и второму ребенку я стал чаще прощать ошибки. Старшему я всегда твердил, что он должен много работать и жестко контролировал его во всем. Роман хотел и хочет быть художником, а я боюсь, хватит ли у него сил, чтобы добиться этого.
Считаю, что профессиональный путь нужно выбирать достаточно рано. Я помню, как мы с женой мучительно думали об этом выборе, когда старшему было лет 10-12. Именно в этом возрасте детей принимают в художественную школу. Сегодня Филипп достиг большего в своем мастерстве, чем я в его годы. Я думаю, что моя большая снисходительность во всем и способствовала становлению личности младшего сына, его способности самоорганизовываться. За старшего же всегда все приходилось решать мне, я в свое время не учил его делать выбор и это привело к серьезным проблемам сегодня.
— Что же нужно закладывать в детях сегодня, чтобы они были потом востребованы во взрослой жизни?
— Мир художника идеален и это очень мешает адаптироваться к реальной жизни. В своем пространстве художника я всевластен. Но самое трудное — это суметь реализовать замысел. У меня есть знакомые, которые много думают, много говорят, но ничего не делают. Они могут подсказывать толковые вещи, но до собственного дела у них руки не доходят. Однако художником я чувствую себя лишь в своей мастерской, где нет повседневных заказов. Я в эту жизнь уже вписался, а вот смогут ли мои дети совмещать в себе эту параллельность? Особенно, если почувствуют, что в реальности их идеальный мир не востребован. Думаю, что Филипп не пропадет, если только не разленится. Он сможет придумать, как сделать свою работу востребованной. Может быть, у него даже получится переплести творчество и заработки и почувствовать себя вполне комфортно. Дети должны пробурить в жизни такое отверстие, через которое можно смотреть на мир — и радоваться. Размер этого отверстия, через которое на тебя падает свет и поступает воздух, зависит лично от каждого.
Я сейчас чувствую себя волком, который на время забегает в зоопарк, где сытно покормят, но ограничат свободу. Затем мой волк отправляется в лес и никто не знает, останется он голодным, добудет оленя или нарвется на охотника (конкурента или непорядочного заказчика). Рынок этой сферы услуг у нас еще не урегулирован. Надеюсь, что-то изменится в лучшую сторону к тому времени, когда подрастут мои сыновья.
— Есть ли смысл в рыночных условиях заниматься высоким творчеством?
— Творчеством нужно заниматься всегда, не зависимо от условий. Это мое кредо. Этому я и учу моих мальчишек. Младший пытается создавать на компьютере мультики. Такое себе легкое творчество. Старший пока осваивает только «дежурные» техники. В их возрасте я творил больше — лепил, строгал, красил, все время что-то придумывал.
— Можно ли научить быть художником?
— Если удастся научить замечать что-то интересное и доводить это до символа. Художника должен поражать закат солнца, гладь воды и тишина утра. Его должен поражать цвет и взаимоотношения между людьми. Ходите с раскрытыми глазами и видьте красоту, замечайте уродство. Определяйтесь со своим отношением к миру и рассказывайте об этом в своих произведениях. Главное — не быть равнодушным. Художника в себе открыть может каждый.
— И этому не помешает прагматизм нынешней молодежи?
— Тут я просто гасну. В свое время для моих родителей было самым главным то, чтобы я ни в чем не нуждался. Чтобы у меня было жилье, чтобы было во что одеться, чтобы нормально питался. В дурную компанию я никак попасть не мог, так как очень любил рисовать и мастерить. Родители к моим увлечениям причастны не были. В нашем роду никто не рисовал. Мама — главный бухгалтер, папа — слесарь на заводе. Я сам выбрал профессию, а родители всегда интересовались, не испытываю ли я недостатка в чем-либо. Я им за такую заботу очень благодарен. Кстати, мой брат в отличие от меня сделал в свое время ставку именно на практицизм. Очень артистичный по натуре (чудесно поет, рисует), он всегда выбирал такое занятие, которое довольно быстро могло принести деньги: от приемщика посуды на советской территории до собственного бизнеса в Соединенных Штатах. Его сын стал музыкантом, и похоже, что сумеет и этой профессией себя неплохо обеспечить.
— Вы отрицаете необходимость быть прагматичным в наше время?
— Без этого тяжело. Однако, где начинается бизнес, там заканчивается искусство. И наоборот. В Древней Греции художниками высокого уровня считались не те, кто жил с творчества, а те, кто занимался этим по зову души.
— На своей выставке «Праздник времени» вы заявили о современности искусства античности в нынешнем временном измерении. Объясните это поподробнее.
— Римские и греческие культуры были многобожными. Там за различные природные явления и сферы человеческой жизни был персональный ответственный. Кстати, был ответственный и за время. Мне нравится идея персональной ответственности, когда каждая сфера жизни человека защищена и упорядочена. Мне нравится демократизм этих богов, они ведь жили как обычные люди, не требующие всеобщего обожания. Я не люблю людей, которые склонны демонстрировать свое превосходство. Я замечаю, что чем интеллигентнее и развитее человек, тем он проще в общении. Поэтому и в моих работах в наше «Настоящее» в виде эмалевых вкраплений проникает почти забытое человечеством, однако которое является очень актуальным для сегодняшнего дня. Кстати, мои дети досконально знают все мифы Древней Греции, в то время когда многим их сверстникам это совершенно неинтересно.
— Почему же для вас особенно важна ответственность за время?
— У нас в Боярке есть свой дом. Вечерами мы там зажигаем костер и любуемся искрами на фоне звездного неба. Попробуйте представить время, протяженностью в 20 световых лет. Этими вопросами занимается астрофизика. Для физического выживания человека эта наука не нужна, она не прикладная. Но мне она нравится, так как дает возможность ощутить себя в этой бездне пространства и времени, а также понять, что от тебя тоже останется след. И этот след должен быть красивым.
Дом в Боярке — мое наследство. Я очень дорожу им. Старинный большой буфет выбросить не поднимается рука, хотя в доме довольно тесновато. На наружной стене на кирпичиках сохранились мои детские заметки. Например: «Пошел первый снег, а на улице семь градусов тепла». Здесь я учился рисовать, объезжая окрестности. Мои дети — это уже четвертое поколение, которое причастно к дому. Он совсем небольшой, однако его строила еще моя бабушка, а я ей помогал. Потом достраивал мой отец, а я сейчас только украшаю и улучшаю нашу родовую реликвию. Кардинально я ничего не меняю, хочу, чтобы осталась старая кладка. Небольшой сад, который заложила еще бабушка, я постоянно омолаживаю. На месте огорода я вырыл водоем и посадил в нем кувшинки. Это дает возможность наслаждаться жизнью. Соседи меня спрашивают: «Сколько рыбы у тебя в пруду?». А я отвечаю»: «Лягушки и две рыбы. Мне ведь не рыба нужна, а водяная гладь и красивые растения». Кстати, этих лягушек специально выращивал младший сын. У меня есть шесть соток земли, а на ней маленький газончик, небольшой водоем, миниатюрный альпинарий (каменная горка с растениями). Я всегда говорю своим детям и окружающим: «Я не могу улучшить всю Боярку, я не могу улучшить весь мир. Однако на собственном участке я могу собственными руками показать, что можно жить в Красоте и что для этого не требуется больших денег». Мы собираемся во дворе всей семьей, пьем зеленый чай, наслаждаемся пением птиц и грациозным полетом бабочек. Это такое наслаждение! Так мы можем беседовать часами. Я думаю, что те, у кого красивые лужайки перед домом, уже просто физически не смогут вывозить мусор в лес, заваливая его отходами. Если человек привык к красивым следам, то грязный — уже не оставит.
