Экономист Пауло Рабелло де Кастро, выпускник Чикагского университета и один из самых остроумных мыслителей Бразилии, назвал октябрьские президентские выборы в стране выбором между «еще, того же самого» и «того же самого, но без «еще». Как не похоже это на бурю эмоций, которую обычно вызывают президентские выборы в развивающихся странах!
Ирония Рабелло де Кастро уместна, ведь трудно сказать, который из кандидатов олицетворяет собой «еще, того же самого»: президент Луис Игнасио Лула де Сильва, идущий на второй срок и, согласно опросам, пока лидирующий, или же бывший губернатор Сан-Паулу, Геральдо Алкмин, избирающийся от СДПБ (Социал-демократической партии Бразилии, представитель которой Фернандо Энрико Кардозо был президентом Бразилии восемь лет до избрания Лула). Действительно, отличить одного от другого так трудно, что в недавнем интервью сам Кардозо назвал Партию труда (ПТ), которую представляет Лула, проектом СДПБ. Он добавил: «Возможно, другого и нет. История не всегда порождает новый проект».
Кардозо прав. Кроме вряд ли практичной политической риторики лидеров наподобие Уго Чавеса (Венесуэла) и Эво Моралеса (Боливия), на мировом избирательном рынке не предлагается ничего сколько-нибудь отличного от того, что обычно называется неолиберализмом или «Вашингтонским консенсусом». Иными словами, ни в одной современной стране нет больше борьбы между различными проектами, конфронтации левые — правые (со всеми их оттенками), которая могла бы вызвать эмоциональный подъем у избирателей. В этом отношении Бразилия ничуть не отличается от Великобритании, Испании или Уругвая.
Действительно, приближающиеся выборы в Бразилии похожи на футбольный матч между большими командами, где сторонники одного и другого кандидата отличаются между собой исключительно цветом рубашек, поскольку сильнейшие команды согласны с правилами игры и даже используют сходную тактику.
По словам социолога-социалиста Франциско де Оливейры, отсутствие предвыборного накала тесно связано с одним фактом: «бесполезность» политики ввиду ее «финансиализации». Иными словами, возможности правительства сильно сузились на фоне мощных финансовых рынков, имеющих возможность дестабилизировать любые мероприятия правительства, которые они сочтут неудобными для себя. По- простому говоря, играть в игру невозможно иначе, чем по правилам финансовых рынков.
Это отсутствие эмоций в политике, это отсутствие конфронтации между различными проектами — хорошо это или плохо? Некоторые аналитики считают, что хорошо, поскольку говорит о политической зрелости нации. В случае Бразилии это говорит о том, что люди больше не желают соглашаться с неортодоксальными политическими и экономическими авантюрами, характерными для 1980-х и начала 90-х годов, или голосовать за них.
Проблема в том, что эта предполагаемая зрелость, реальная или нет, наступает в то время, когда фундаментальные проблемы страны так и остаются нерешенными. Действительно, в течение по меньшей мере 25 лет Бразилия не смогла добиться быстрого экономического роста. А это непременное условие для начала борьбы с острыми и глубоко укоренившимися проблемами, такими, как бедность в стране, неравномерное до неприличия распределение доходов, огромные пробелы в образовании, ненадежная система здравоохранения, истощение инфраструктуры, вызванное многолетним недостатком капиталовложений, и прочие бедствия из длинного списка, типичного для слаборазвитых стран. Рабелло де Кастро утверждает, что «в стране отсутствует институционная модель или продуктивный порядок, соответствующий потребностям быстрого развития».
Что касается процесса «финансиализации» политики, по де Оливейре, то следует обратить внимание на интересный факт: уровень риска в стране достиг самой низкой отметки, с момента введения этого индекса в 1994 году, в среду, 9 августа, сразу после происшествий, которые бразильские СМИ назвали «третьей волной атак» преступной группы PCC («Первая команда столицы»). Эта группировка сжигала автобусы, громила банковские учреждения, закладывала бомбы в государственные здания (даже в штаб-квартиру Министерства штата по общественным вопросам и полицейского управления по борьбе с организованной преступностью в Сан-Паулу).
Это означает, что финансовый мир измеряет риск сообразно собственным интересам. Если страна вовремя выплачивает свои долги и применяет в политике те принципы, которые рынки считают «правильными» — значит, индекс риска в стране низкий. Для обычного населения, в особенности для среднего класса и/или малоимущих, риск, связанный с выходом на улицу, может быть в тот же самый день очень высоким, но на финансовые оценки это не влияет.
Почему же в этих обстоятельствах президент Лула, скорее всего, будет переизбран? По- простому говоря, Лула работает по принципу «и нашим, и вашим». С января 2003 года (с начала его президентского срока) по июнь 2006 года (наиболее свежие данные) его администрация выделила 530 млрд. реалов (почти 242,7 млрд. долларов) на выплаты держателям государственных облигаций, а на программу Bolsa-Familia, по которой деньги распределяются непосредственно бедным семьям, — лишь 30 миллиардов реалов (13,8 млрд. долларов).
Это вряд ли наилучший способ обеспечить подлинное перераспределение доходов, но этого было достаточно для достижения двух целей: благодаря этому как внешние, так и внутренние инвесторы были довольны (в предвыборной кампании 2002 года и внутренние, и внешние инвесторы очень сильно играли на понижение бразильской валюты, опасаясь Лула, который казался радикальным кандидатом). Эта стратегия позволяет также получить голоса представителей беднейших слоев общества, которые получают очень мало, но считают, что эти субсидии «лучше, чем ничего». А бедняки составляют большинство бразильского электората.
Все указывает на то, что Лула сможет выиграть эти выборы. Но может ли эта политическая игра разыгрываться до бесконечности? Ответ начнет проясняться с января 2007 года, когда новый (или, вероятнее всего, старый) президент приступит к выполнению своих обязанностей.
Кловис РОССИ — обозреватель газеты Folha de S. Paulo.
