Сегодня никто из видных деятелей не говорит о «хорошем» и «плохом». Вместо этого все рассуждают о ценностях. Политические партии ведут дебаты по поводу ценностей, конституции рассматриваются как «системы ценностей». Такое впечатление, будто бы мы живем в эпоху разрушения ценностей, или, возможно, изменения ценностей. Даже НАТО, по словам британского премьер-министра Тони Блэра, следует в дальнейшем рассматривать не как альянс для совместной защиты территорий, а как инструмент для защиты — и распространения — общих ценностей.
И все же говорить о ценностях — и тривиально и опасно. Тривиально, поскольку каждое сообщество, даже если оно привержено плюрализму, должно разделять определенные вещи, которые его члены полагают ценными. В частности, парламентская система, основанная на выборах и основных правах человека, может существовать только в том случае, если большинство людей ценит права и обязанности, кодифицированные в демократических конституциях.
Предполагается, однако, что современное светское государство основывается на законе, а не на наборе обязательств в отношении ценностей. В действительности, хотя государство, приверженное свободе личности, требует соблюдения своих законов, оно не требует согласия с теми ценностями, которые образуют основу его правовой системы. Это краеугольный камень современной свободы, мучительно завоеванной в ходе религиозных войн. Поэтому говорить о государстве как о «сообществе ценностей» — опасно, поскольку оно стремится подорвать этот вековой принцип в пользу диктатуры политических убеждений.
«Третий рейх» был сообществом ценностей. Как и Volksgemeinschaft (сообщество, образованное по национальному признаку), он ценил нацию, расу, здоровье — и эти ценности всегда превалировали над законом. Как и при коммунизме, государство было проводником определенных ценностей; и, таким образом, партия, приверженная этим ценностям, была важнее государства.
Сегодняшней Европе следует держаться подальше от этой опасной дорожки. Граждане иногда нарушают закон, поскольку он противоречит их собственным ценностям, и государство имеет право заставить их жить в рамках предписанных им правовых норм. Но нельзя позволять государственной власти во имя продвижения «ценностей» пытаться мешать людям делать то, что не запрещено законом. К сожалению, наши государства зачастую именно это и делают.
Возьмите появление на политической сцене термина «секта». В новом политическом языке сообщества рассматриваются как секты, когда они устанавливают для себя общие убеждения, которые не разделяет большинство людей или влиятельные политические круги. Такие сообщества-меньшинства характеризуются также миссионерским подходом к распространению своих идей, сильной внутренней сплоченностью, иерархической структурой и иногда харизматическим лидером.
Эти критерии весьма расплывчаты, и в либеральных государствах членство в сектах не запрещено законом. Тем не менее, эти секты включены в официальные списки (на усмотрение тех, кто требует монополии на толкование общественного мнения) и подвергаются репрессиям посредством неофициального давления. Они подвергаются надзору со стороны государства, людей предостерегают против них, а их членам отказывают в предоставлении работы в государственных учреждениях.
Почему многие государства возражают против сект? Христиане, придерживавшиеся традиционной религии, использовали этот термин для описания более мелких сообществ, которые отошли от церкви по причине расхождений в вере или религиозной практике. Однако в контексте современной правовой системы этому термину нет места. Любое объединение граждан на основе общих убеждений должно рассматриваться как равноправное, если оно не нарушает существующее законодательство и не призывает людей его нарушать. Только тогда, когда государство определяет себя как «сообщество ценностей», сравнимое с государственной церковью, которая исключает неверующих, становится понятным официальное враждебное отношение к «сектам».
И не только секты чувствуют себя стесненными из-за того, что государство считает себя «сообществом ценностей». Государственные институты также подвергают остракизму определенные политические идеи, даже если они не выходят за рамки конституции. В Германии, например, от участия в дебатах в отношении иммиграции на государственном уровне уклоняются, связывая позицию, направленную против иммиграции, с насилием против иммигрантов. Государство, как кажется, не может отважиться принять участие в демократической дискуссии.
Однако современные государства имеют адекватные силы — полицию — для того, чтобы противодействовать насилию, совершаемому местными гражданами по отношению к иммигрантам, и иммигрантами в отношении местных граждан. Конечно же, нет ничего неправильного в добровольных демонстрациях общественности «против правых». Но если государство, включая президента Германии, вместо того, чтобы применить закон к нарушителям, организовывает массовые демонстрации против тех людей, которые организуют или поощряют не насилие, а ограничивающие взгляды на иммиграцию, то над основами либерального государства нависла угроза.
Санкции Европейского Союза, введенные против Австрии, выявляют другую угрозу, которую ставит «сообщество ценностей». В Германии нападают на лагеря беженцев. В Испании беспокоят эмигрантов. В Швеции неонацисты устраивают демонстрации. В Нидерландах де-факто реабилитирована нацистская практика эвтаназии. Ничего подобного в Австрии не происходило. На самом деле нацменьшинства во Франции могут лишь мечтать о статусе, предоставленном словенскому меньшинству, живущему в Каринтии. И все же Австрия была занесена в черные списки напарниками по Европейскому Союзу. Почему? Потому что Австрия не была политически корректной — ее политики не признали на словах «ценности» Европейского Союза и не отказались сформировать правительство с участием партии, чьи политики сделали несколько безответственных замечаний.
Война в Косово — ведущаяся во имя «ценностей» — несет еще больше дурных предзнаменований. Нет сомнений в том, что военное вторжение с целью защиты людей, изгоняемых с их родной земли, послужило «лишь поводом». Но ведение такой войны было несовместимо с международным правом, которое признает справедливыми только те войны, которые велись для самообороны или для защиты территории союзника. Проблема с интервенцией НАТО в Косово заключалась в том, что не было предпринято каких-либо попыток выработать исключение для записанного в международном праве запрета на ведение агрессивных войн. Вместо этого посчитали, что действовать от имени «сообщества ценностей» будет более важным, чем соблюдение норм международного права. Когда подобным образом действовали коммунисты и нацисты, мы называли это тоталитаризмом.
В этом есть какая-то ирония, что приверженность государства к ценностям, стоящим над законом, соседствует со скептицизмом и релятивизмом. Это может казаться странным, но здесь работает извращенная инверсия. Одной из ценностей, поддерживаемой современным государством, является терпимость. Истинная терпимость «заякорена» в закон и является убеждением, что достоинство индивидуума не зависит от его личной веры. Однако, когда терпимость объединена с «сообществом ценностей», то требование уважать убеждения других превращается в требование не иметь убеждений, с которыми другие не согласны. Наличие убеждений приравнивается к нетерпимости, а требование быть терпимым видоизменяется в догматический релятивизм, полный нетерпимости.
Таким образом, ценности, которых придерживается наша цивилизация, не имеют объективной структуры и порядка старшинства, как это постулировалось в античном мире, но являются связанными с культурой субъективными оценками. Именно здесь появляется желание власти, о котором говорил Ницше. Те, кто устанавливает ценности, имеют власть, и борьба вокруг ценностей становится скрытой борьбой за власть. Таким образом, в «сообществе ценностей» следует искать скрытые интересы. Если ценности не являются объективными, а нашими ценностями, то кто такие «мы?» Кто выигрывает, если эта ценность считается выше? Кто является доверенным лицом наивысших ценностей?
Мы должны восстановить разделение между государственной властью и способностью устанавливать ценности для граждан. Как утверждал Гоббс, вы подчиняетесь власти государства не потому, что вы являетесь частью «сообщества ценностей», а потому, что поддержание мира внутри государства является ценным. Будущая Европа должна быть правовым обществом, признающим и защищающим меньшие сообщества с их собственными ценностями, но воздерживающимся от того, чтобы самому быть сообществом ценностей.
