Стоило на минуту отвлечься, и вместо королевы Европы мы увидели «фрау Мягкое Влияние». Такое вот отречение от престола...
Нет, Ангела Меркель не удалилась в ашрам. Но по всем признакам получается, что в попытке превратить свою немалую популярность в трамплин для гарантированной победы на выборах 2009 г., она постепенно отходит от решительной, принципиальной позиции, которую занимала Германия по самым острым проблемам сегодняшнего мира.
Несколько недель назад ее коалиционное правительство, основанное на «браке по расчету» между ХДС и социал-демократами, выступило с заявлением о том, какой внутриполитический курс оно будет проводить в оставшиеся два года пребывания у власти. Ускорения болезненных реформ, например, либерализации германского рынка труда, без которого долгосрочные структурные изменения в экономике страны невозможны, в этой программе не значится.
Такое же отступление — а как иначе назвать нерешительные планы правительства? — наблюдается и во внешней политике. Более активное участие в военных действиях в Афганистане? Присоединение к Франции, Британии и США для введения более жестких санкций против Ирана? Нет, на этой линии фронта вы меркелевскую Германию не увидите.
Меркель — которую недавно журнал Forbes назвал самой влиятельной женщиной в мире (этому способствовал обусловленный циклическими колебаниями экономический подъем в Германии, а также уход с постов Жака Ширака и Тони Блэра) — создает себе новый предвыборный имидж застрельщика борьбы с климатическими изменениями.
Итак, да здравствует «мягкое влияние»! Контраст между недавним прошлым и настоящим просто поражает.
Еще год назад казалось, что под руководством Меркель Германия, наконец, выбирается из «уютного гнездышка» бесконфликтной политики ограниченных обязательств: Берлин направил боевые корабли к берегам Ливана для участия в морской блокаде, призванной прервать поставки иранского оружия Хизбалле. Тогда утверждалось, что Германия впервые участвует в активном миротворчестве (а не простом поддержании мира) на Ближнем Востоке.
Кое-кто, включая и меня, увидел в этом шаге стремление Меркель покончить со ссылками на злодеяния Германии в годы Второй мировой войны в качестве фальшивого морального предлога для нежелания занять принципиальную позицию, бросить на чашу весов в конфликтах нового века силу убеждений, да и военную мощь.
Сейчас Германия сокращает свое участие в этой операции, хотя военно-морские офицеры, выступая в бундестаге, отмечают, что ослабление эскадры, действующей под эгидой ООН, создает в блокаде бреши, которые могут использоваться для контрабанды оружия.
Кроме того, одна из ведущих газет концерна Springer, не замеченного в антагонизме к нынешнему канцлеру, публикует передовую статью, где говорится, что Германия готовится сполна задействовать свое «мягкое влияние», которое, по мнению авторов передовицы, куда важнее силовой политики. Что ж, из этого получилась бы отличная тема для курсовой, но вряд ли подобный тезис покажется убедительным талибам, «Аль-Каиде», Владимиру Путину (который только что обзавелся самой большой в мире бомбой), или иранским аятоллам.
Держава-«праведница» — в которую неизбежно превратится любая страна, делающая акцент исключительно на «мягком влиянии» — всех поучает, читает другим мораль, и, занимаясь тешащими самолюбие «благородными» делами, старается сократить свои «неудобные» практические обязательства. (В Германии надпись beschraenkte haftung — «ответственность ограничена» — видишь повсюду, от номерков в гардеробе до квитанций из обувной мастерской).
Что касается Афганистана, то генеральный секретарь НАТО Яап де Хооп Схеффер, вероятно, имел в виду правительство Меркель, когда пару недель назад говорил о своем «разочаровании тем, что не все участники союзники — в том числе и некоторые из весьма влиятельных участников альянса — желают направлять войска в зону боевых действий».
Контингент меркелевской Германии в Афганистане составляет 3600 человек, но эти войска размещены подальше от южных — самых опасных — районов страны.
«Мы, конечно, готовы помочь союзникам, — пишет Андреас Ринке на страницах Handelsblatt, отмечая «лживую суть» позиции Берлина в отношении участия германских войск в боевых действиях в Афганистане, предусматривающего использование истребителей-бомбардировщиков «Торнадо» для разведывательных полетов. — Но «Торнадо» можно задействовать только для сбора разведданных, а не для наведения других самолетов на цель. С военной точки зрения полная чушь, но это полностью соответствует стремлению Германии «соблюсти невинность» даже на войне».
Возможно, на Меркель произвели впечатление внутриполитические последствия германского военного присутствия в Афганистане — как это ни парадоксально, решение направить туда войска принял ее предшественник Герхард Шредер, ныне путинский эмиссар в Германии по газовым и «агитпроповским» делам. Если к моменту ее прихода к власти участие страны в афганской войне поддерживали 60% немцев, то сейчас большинство — 52% —уже настроены против него.
Я спросил двух лидеров ХДС —с каждым из них я беседовал отдельно — до какой степени решительная внешнеполитическая позиция Меркель может за ближайшие два года превратиться в аморфную «ограниченную ответственность». Станет ли это ее подлинным курсом, сопровождаемым «игрой на публику» в виде борьбы с глобальным потеплением?
Один из них ответил, что Меркель по-прежнему привержена идее западной солидарности, и она остается основой ее политики. Однако, добавил мой собеседник, первую скрипку она играть не будет. «Позиции социал- демократов и левых слабы, и на следующих выборах они сделают акцент на проблемах войны и мира, — пояснил он. — Канцлер и наша партия отлично это осознают». Второй представитель ХДС высказался откровеннее: «Теперь она сосредоточится на «мягком влиянии».
Результаты уже налицо: на прошлой неделе Меркель заявила Николя Саркози (согласно немецкой версии их беседы), что не намерена присоединяться к блоку, который создают Франция, Британия и Америка, чтобы обойти Совет Безопасности ООН, где ход событий зависит от русских, и ввести более жесткие санкции против Ирана.
Это в первую очередь сужает возможности для оказания прямого давления на Иран и Россию, и эффективность сепаратных санкций, которые в противном случае могли бы получить официальную поддержку со стороны Евросоюза.
Конечно, немецкие банки постепенно сворачивают деловые связи с тегеранскими клерикалами. Однако это вполне соответствует общей линии Германии, переходящей в режим «мягкого влияния», которая сегодня делает шаг назад, в сторону прежней «уютной» позиции сокращенных обязательств.
Возможно, за всем этим кроется такая логика: Меркель рассчитывает, что проведя 2008 г. в состоянии «спячки», она сможет спокойно дождаться ухода Буша и Путина, а затем «проснуться» в полной готовности к переизбранию.
Блажен, кто верует! Нынешний российский лидер в той или иной форме все равно останется у руля. А новый президент США, к какой бы партии он ни принадлежал, не сможет занять примиренческую позицию по иранскому и афганскому вопросам, и, вероятнее всего, будет относиться к попыткам Москвы воссоздать прежнюю сферу влияния менее благожелательно, чем Буш.
Возможно, Меркель, при всем ее недюжинном уме и методичности, что-то упускает из вида? Водораздел между Францией и Британией, с одной стороны, и Германией с другой, расширяется. Саркози и Гордон Браун, как бы ни воспринимали их позицию в Америке, несомненно, движутся к более реалистичному восприятию обстановки в мире, особенно в отношении Ирана и России.
Иллюзия, будто временная «самовольная отлучка» из реального мира — приемлемый вариант для Германии, не только создает проблемы для ее друзей. Она укрепляет позиции тех, на кого слова «мягкое влияние» и без того действуют как красная тряпка на быка.
