Сегодня, 11 февраля, в Иране будет отмечаться 30-летие победы Исламской революции 1979 года. Тогда, в 1979 году, журнал «Тайм» написал, что эта революция стала большей угрозой мировому балансу власти, нежели любое другое политическое событие со времен гитлеровского покорения Европы.
Вряд ли теперь можно сказать, что Иранская революция имела такое огромное влияние, которое пророчил «Тайм», но все же она остается одним из виднейших событий прошлого столетия. Об этом пишет Доминик Сендбрук в своей статье «Революционные пути», опубликованной в февральском номере британского журнала «Проспект». Падение шаха знаменовало больше, чем возрождение ислама как политической силы — оно было постоянно действующим напоминанием ограниченности власти Запада и жизнеспособности и достоинства Персидской цивилизации.
Несколько лет назад я познакомилась с иранцами. Они с искренней гордостью говорили о своей революции и подчеркивали, что они персы, а не арабы, как считает кое-кто из европейцев. Еще я узнала, что ислам — это государственная религия, которой придерживается каждый гражданин, но на самом деле в семейном кругу они являются последователями зороастризма. Новый год в Иране празднуется 21 марта. Как известно, новый год в древних аров начинался в день весеннего равноденствия. 30-летний красавец Амир своей внешностью и поведением мне больше напоминал хладнокровного англичанина, чем иранца. Хотя что мы знаем об иранцах? За время общения с ними я узнала, что иранцы очень уважительно относятся к учителям, врачам и ... писателям. Потому что когда я случайно в холле отеля встретила известного украинского писателя Андрея Курковая (и сказала моим собеседникам об этом), они с неподдельным энтузиазмом бросились просить его с ними сфотографироваться. Хотя до этого не проявляли интереса к фотографированию.
Но вернемся к Иранской революции. Амир мне тогда сказал следующее: «Наша революция подобна той, которая была в России в 1917 году». Доминик Сендбрук в своей статье также сравнивает Иранскую революцию с революциями в Росси в 1917 году и во Франции в 1789 году. Все они готовились как внутри страны, так и вне ее границ. Все они имеют как пылких приверженцев, так и критиков. А главное — их невозможно понять, если смотреть на них извне. Вспомните недавнюю оранжевую революцию в Украине! Ее описывают по-разному. И те, кто не был ее участником или, по крайней мере, не находился в то время в Украине, не сможет ее понять.
Иранский шах, живя в неимоверной роскоши, был оторван от народа. Возможно, он и не предполагал, что его реформы оттолкнули от него духовенство и сельских землевладельцев, а его расточительство привело к росту инфляции. И к середине 1970 годов расположение духа населения горящих под солнцем бедных городков и бетонных многоэтажек переполненных городов перерос из разочарования в злость. 16 января 1979 года шах покинул Иран навсегда. А меньше чем через три недели из Парижа вернулся Аятолла Хомейни — духовный лидер революции, находившийся в изгнании много лет. Пять миллионов людей выстроились вдоль улиц Тегерана, чтобы поприветствовать его. Он стал для них символом сопротивления. Но для Запада он был сумасшедшим. В течении нескольких недель после возвращения Хомейни в Иран временное правительство было разогнано, и хотя новым премьер-министром был назначен светский политик левых взглядов, быстро стало понятно, что реальная власть принадлежит революционному совету и революционной гвардии, пишет Доминик Сендбрук. До конца марта 1979 года стало ясно, что не будет светского республиканского Ирана. На референдуме, который, как пишет автор статьи, прошел в атмосфере анархии и романтического возбуждения, 98% одобрили план Исламской республики Хомейни.
Как часто случалось с многими революциями, они сразу же оказывались перед угрозой чужестранного вторжения. В случае с Иранской революцией речь идет об Ирано-иракской войне. Но эта война, по мнению автора статьи, сработала на пользу революции, позволив уничтожить либеральную оппозицию и распалить патриотические чувства. И хотя ход революции в начале не был определенным, война с Ираком стала поворотной точкой. Как только выгнали нападавших, революция оказалась в безопасности. Доминик Сендбрук пишет, что одной из сильных сторон революции и источником ее популярности стало то, что впервые за более чем столетие иранцы почувствовали, что они уже не были игрушкой иностранных государств.
Очень похожий вывод делает Майкл Эксуорти в своей статье «Король и я», опубликованной в этом же номере. Он пишет, что Иранская революция 1979 года не может трактоваться однозначно. То, что произошло 30 лет назад, можно описать двумя разными историями. Первая история рассказывает, что до 1979 года Иран находился на пути вестернизации — национальное развитие и материальный прогресс базировался на западной модели, украшенной пышным одеянием древневосточной монархии. С этой точки зрения (и это была точка зрения шаха), враги, которых следует подавлять, — это коммунисты. Против них успешно боролась тайная полиция шаха вплоть до конца 1970 годов. На традиционную и исламскую оппозицию не обращали внимания — считали, что она не может быть оппозицией. Ожидали, что она сама по себе исчезнет на фоне материального процветания.
Эта история дотла разбилась в 1979 году, а после 1979 стало ясно, что настоящее направление иранской истории можно было понять только благодаря второй истории. Следовательно ей, иранцы смотрели на свою монархию с большим подозрением — начиная с XIX века монархию Пахлави многие рассматривали как креатуру Британии и США. При этом альтернативой монархии был не коммунизм, а духовенство, чей авторитет в обществе и по всей стране предоставлял ему решающую роль. Следует отметить такие выдающиеся акции против монархии, как табачное восстание в 1892 году, конституционную революцию 1906—1911 годов, массовые волнения в 1963 году. Тем не менее во всех этих акциях протеста духовенство не пришло к согласию между собой, поэтому не смогло объединиться и возглавить антимонархическое движение.
Вместе с тем в 1979 году Хомейни сформулировал теоретический принцип духовного лидерства, чего не хватало раньше. Его позиция против шаха собрала поддержку в нужен момент — когда раскачивалась экономика и возрастало недовольство людей. Среди недовольных были даже представители среднего класса, которым неплохо жилось с самого начала программы развития шаха. Хомейни сконцентрировал оппозицию против шаха и, держа в тайне свои окончательные планы, смог предотвратить раскол своих приверженцев.
За 30 лет послереволюционного периода было много неудач, разочарований, развенчаний иллюзий. Остаются проблемы с правами человека, а защитники политических заключенных оказываются под интенсивным давлением президента Ахмадинежада. Продолжающееся ослабление экономики оставило много иранцев в бедности и увеличило утечку мозгов из страны. Но, по мнению автора, есть один большой плюс, который чувствуют многие иранцы, даже те, которые находятся в изгнании и являются отчаянными оппозиционерами исламского режима. Этот плюс состоит в том, что со времен революции Иран окончательно достиг настоящей независимости. Чтобы это оценить, нужно посмотреть в прошлое и увидеть унижения, которые испытал Иран в XIX веке со стороны Британии и России, а в XX веке — со стороны Британии и США. Важным элементом революции было ощущение того, чего страна требовала и что она в конце концов получила — Иран избавился от иностранного влияния и манипуляций, считает Майкл Эксуорти. Он также отмечает значимость Ирано-иракской войны, в результате которой Иран не был побежден и сохранил свои границы. Это стало чувством гордости, несмотря на поддержку или не поддержку нового режима — ощущение, что иностранцам больше не взять на испуг и не застрашить страну. Они больше не будут ей манипулировать. И это важный элемент для иранцев в дискуссии относительно иранской ядерной программы.
