Иранский теократический режим выглядит увереннее, чем когда- либо. Его противостояние с Западом по поводу ядерной программы, а также его связи с Сирией и растущее влияние в Ливане и Ираке указывают на то, что мы присутствуем при рождении могущественного регионального лидера. Но, хотя западные аналитики и соседи Ирана бьют тревогу, на самом деле авторитет режима построен на ненадежном фундаменте.
Революция 1979 года, покончившая с монархической традицией в Иране, привела к возникновению нового политического порядка, построенного на основе шиитской теологии и передающего абсолютную власть в руки шиитского законоведа/священника. В течение всей продолжительной истории Ирана шиитские семинарии пользовались большим влиянием на иранское общество и политику, но они считались гражданскими учреждениями. Только после иранской революции семинарии стали считаться источником политической легитимности.
Перемены пришли вместе с теорией аятоллы Хомейни о «законоведе-правителе». С точки зрения Хомейни, законовед-правитель может вносить изменения в религиозные законы, в зависимости от своего толкования потребностей режима. В результате религиозное толкование — ранее в большой степени децентрализованная функция, которую выполняли различные семинарии — оказалось сосредоточено в руках политического лидера. Соответственно, институт семинарий перестал быть гражданской структурой, занимающейся лишь религиозными вопросами, а вместо этого превратился в единую идеологическую партию, обслуживающую интересы режима. Западному человеку трудно понять концепцию децентрализованного религиозного учреждения, с учетом высокой структурированности административной системы христианских церквей и монашеских орденов. Но эта подвижная иерархия, отсутствие писаных правил и организационного порядка, — все это позволяло различным семинариям (и их различным традициям толкования религиозных текстов) переживать деспотические политические режимы и сопротивляться вмешательству со стороны различных династий и монархий.
Это изменение в ориентации шиитского ислама отражает также и новейшее влияние на политику. Поскольку шиитский фундаментализм сам по себе явление новое, иранские революционеры в начале своей деятельности неизбежно перестраивали духовные семинарии по образцу, предложенному наиболее влиятельным течением в дореволюционной иранской оппозиции — коммунистической идеологией. При помощи «модернизации» семинарий по однопартийной модели революционеры брали их под контроль. Семинарии становились не более чем продолжением политической системы.
Смерть аятоллы Хомейни — и других религиозных авторитетов (марджа), таких, как аятолла Абул Хассем Хои из Наджафа (Ирак) — знаменовала собой конец идеала правителя, совмещающего в одном лице религиозного и политического лидера. Нынешний верховный правитель Ирана Сейед Али Хаменеи, чья религиозная ученая степень подвергалась сомнению в семинарии и среди духовной элиты, не считался заслуживающим звания законоведа. Соответственно, очевидное отсутствие у Хаменеи религиозной легитимности подтолкнуло правительство к тому, чтобы полностью взять под контроль религиозные структуры, еще больше лишая семинарии их исторически сложившейся независимости.
Последние десятилетия дали режиму почти идеальную возможность взять под контроль шиитские религиозные структуры также и в Ираке. При Саддаме Хусейне в отношении шиитской семинарии в Наджафе, являвшейся традиционным противовесом иранским шиитским структурам, были введены ограничения, что заставило ряд религиозных деятелей эмигрировать в Иран и обосноваться в семинарии в Куме.
Власть Ирана над шиитскими религиозными структурами простиралась и за пределы Ирака. Дополнительно ее усилила деятельность режима в 80-е годы, когда была создана «Хизбалла» как партизанская организация в Ливане, благодаря чему иранское влияние распространилось на важнейшие шиитские области региона. Таким образом, иранский режим консолидировал свою власть над шиитскими организациями Ближнего Востока, чем он сейчас и пользуется в собственных интересах.
Таким образом, мало надежды на то, что в иракском хаосе возникнет альтернативный центр шиитского влияния. Хаменеи, верховный лидер, успешно политизировал шиитские религиозные структуры, главным образом с помощью контроля за финансовыми ресурсами религиозных властей и шиитских учреждений в Иране и в регионе. Ведущий шиитский священнослужитель Ирака аятолла Али Систани, был не в состоянии действовать независимо и избегал противостояния иранской политике в отношении Ирака, чтобы защитить свою хрупкую сеть организаций. В результате, несмотря на падение Саддама, семинария в Наджафе по-прежнему не имеет реальной силы.
По иронии судьбы, получается, что теократическая теория в Иране привела к антитеократии. С политизацией семинарий и сильным ограничением их независимости религиозные структуры более не могут придавать политическую легитимность режиму. Не могут они и выполнять свои традиционные функции в религиозной сфере с целью поддержки гражданского общества в стране.
В момент, когда выяснилось, что Исламская Республика Иран не выполнила своих экономических и политических обещаний иранскому народу, наиболее вопиющей слабостью режима может оказаться отсутствие заслуживающего доверия религиозного авторитета, который мог бы оправдать его недостатки.
Мехди ХАЛАЙИ — шиитский теолог, учившийся в Куме и в Сорбонне, им написана книга «Последний марджа: Систани и конец традиционной религиозной власти у шиитов», в настоящее время приглашенный сотрудник в Вашингтонском институте ближневосточной политики.
