На данном этапе в международной борьбе против депрессии полезно остановиться и оценить то, насколько консервативной была политика, осуществленная мировыми центральными банками, казначействами и правительственными бюджетными управлениями. Почти все, что они сделали — увеличение расходов, снижение налогов, изменение структуры капитала банков, покупки опасных активов, операции на открытом рынке и другие расширения денежной массы, — следовало путем политики, которая наметилась почти 200 лет назад, относящейся ко времени самых ранних дней Промышленной революции и таким образом к первым побуждениям делового цикла.
Точкой отсчета является 1825 год, когда испуганные инвесторы начали вкладывать свои деньги в безопасные наличные, а не в опасные предприятия. Роберт Бэнкс Дженкинсон, второй граф Ливерпульский и первый лорд казначейства короля Георга IV, просил Корнелиуса Баллера, губернатора государственного банка Англии, препятствовать падению цен финансовых активов. «Мы верим в рыночную экономику, — аргументировал лорд Ливерпульский,— но не тогда, когда цены, которые производит рыночная экономика, приводят к массовой безработице на улицах Лондона, Бристоля, Ливерпуля, и Манчестера».
Государственный банк Англии действовал: вмешался в процесс на рынке и купил облигации за наличные деньги, увеличивая цены финансовых активов и расширяя денежную массу, затем дал взаймы под небольшой имущественный залог банкам, находящимся в шатком положении, таким образом заявив о своем намерении стабилизировать рынок и о том, что спекулянты должны остерегаться.
С тех пор всякий раз, когда правительства в значительной степени отстранялись и позволяли финансовым рынкам самостоятельно находить пути выхода из панического состояния (вспоминаются прежде всего 1873-й и 1929-й в Соединенных Штатах), — ситуация чрезвычайно ухудшалась. Но всякий раз, когда правительство вмешивалось или замещало банк частных инвестиций, чтобы поддержать рынок, дела шли более обнадеживающе. Например, американское правительство по существу авторизовало J.P. Morgan действовать в качестве центрального банка страны после паники в 1893-м и 1907-м; создало Трастовую корпорацию по разрешению кризиса в начале 1990-х; вместе с МВФ поддержало Мексику в 1995-м и восточно-азиатские экономические системы в 1997—1998 годах.
По крайней мере, немногие современные правительства готовы сейчас позволить финансовым рынкам излечивать себя самим. Такой шаг был бы действительно радикальным.
Правительство Обамы, также как и главы центральных банков и финансовые власти других стран, таким образом, действуют очень консервативно, как раз тогда, когда они задействуют программы дефицитного расходования, повышают объем правительственных облигаций, гарантируют погашение опасного частного долга и скупают автокомпании.
Я понимаю то, что они пытаются сделать, и мне не хотелось бы пересматривать их действия. Они все прилагают все усилия, и я знаю, что если бы я был на их месте, я сделал бы большие ошибки, чем они. Другие ошибки — вероятно, но большие — наверняка.
Тем не менее, у меня есть один большой вопрос. Американское правительство особенно, но и другие правительства также, глубоко вовлекли себя в промышленную и финансовую политику во время этого кризиса. Они сделали это, не строя технократические учреждения, такие как Реконструктивная финансовая корпорация 1930-х и Трастовая корпорация по разрешению кризиса (RTC) 1990-х, которые играли ключевые роли в более ранних эпизодах экстраординарного вмешательства правительства в индустриальные и финансовые сферы экономики и оказались относительно эффективными, избежав коррупции и поиска аренды. Власть руководителей в прошлых кризисах была обуздана новыми учреждениями, основанными законодательным действием.
Именно таким образом основатели Америки, такие как Джеймс Мэдисон и Александр Хэмильтон, видели эффективность системы. Они с подозрением относились к исполнительной власти и считали, что у президента должно быть скорее меньше контролирующей власти, чем у различных королей Георгов того времени. Все же сегодняшний кризис привел к учреждению таких финансовых институтов.
Так интересно: почему американский Конгресс не следовал за моделью реконструктивных финансовых корпораций RFC/RTC, разрешая промышленные и финансовые политики Джорджа У. Буша и Барака Обамы? Почему не имеют технократические учреждения, такие, как МВФ, более значимой роли в этом кризисе? И что мы можем сделать для того, чтобы восстановить международные учреждения управления финансовой деятельностью сейчас, чтобы сделать их лучшими из возможных?
Дж. Брэдфорд ДЕЛОНГ — профессор экономики Калифорнийского университета в Беркли, а также партнер Национального бюро экономических исследований США.
