Федеральный канцлер Германии Ангела Меркель известна своим суховатым стилем. Но на конференции НАТО в ноябре прошлого года в Лиссабоне ее голос звучал даже слегка взволнованно: «Сегодня холодная война окончательно завершилась», — заявила она. При этом она имела в виду прежде всего переговоры между США и Россией о запланированной системе противоракетной обороны Альянса в Европе, которая теперь должна создаваться в сотрудничестве с Москвой.
Выражение «холодная война» придумал Бернард Барух — советник американского президента Гарри Трумэна. Так он назвал возникавший конфликт между двумя крупными державами-победителями во Второй мировой войне и будущими сверхдержавами — конфликт между Америкой и Советским Союзом.
В последовавшие за этим десятилетия пропаганда по ту и по другую сторону железного занавеса также охотно использовала этот термин. Его употребление предполагало равнозначность противников, в том числе и в морально-политическом плане. Таким образом, он служил релятивированию несправедливости в коммунистических диктатурах.
На самом деле холодная война была противостоянием между тоталитарной идеологией марксизма-ленинизма и открытым обществом. Между собой столкнулись принципиально различные общественные системы и сферы власти. Во время холодной войны вопрос ставился так: быть или не быть. Речь шла о свободе или диктатуре.
И это, как считает Меркель, теперь окончательно должно завершиться? Разве не существует больше ценностных различий между западными демократиями и общественной реальностью в сегодняшней России? Одного взгляда на процесс Ходорковского и на преследования оппозиционеров в России достаточно для того, чтобы избавиться от этой иллюзии.
С момента прихода Путина к власти в 2000 году появились тенденции возврата к старому — поначалу это носило ползучий характер, но затем стало более заметным как внутри страны, так и во внешних проявлениях. Методично сторонники Ельцина заменялись в аппарате власти на доверенных лиц Путина, работавших ранее в КГБ. Внутренняя спецслужба ФСБ вместе со своим шефом и бывшим офицером КГБ Путиным, по сути дела, просто переехала в Кремль.
Президент Путин однажды сказал, что крупнейшей катастрофой ХХ века стал «развал Советского Союза». То есть не Холокост и не Великая Отечественная война в период с 1941 по 1945 год, в ходе которой погибли 20 млн. русских. Потеря захваченных в течение многих десятилетий территорий, принадлежавших другим народам, оказалась для Путина хуже.
Вскоре появилось выражение «ближнее зарубежье». Естественно, Россия заявила о своих претензиях на то, чтобы иметь право голоса при определении судьбы таких своих бывших владений, как Украина, Белоруссия и Прибалтийские республики. Впервые свое конкретное проявление эта политика получила летом 2008 года в отношении Грузии. Сначала российские консульства раздавали паспорта проживавшим в грузинских провинциях русским, а затем для их «защиты» Россия ввела на территорию Грузии свои войска. Это было ясным посланием Западу и предупреждением всем странам бывшей советской империи, смысл которых сводился к тому, чтобы они не ставили себя в один ряд с Прибалтийскими республиками и не стремились быстро стать членами Евросоюза или даже НАТО.
Россия все больше откатывается назад к тоталитарному государству, пытаясь в экономике, а также в средствах массовой информации все поставить под его контроль. При этом центральную роль играет энергетический концерн «Газпром». Путин сам охарактеризовал российский энергетический сектор «не только как ключ к экономическому возрождению, но, в первую очередь, как инструмент геополитического восстановления России как энергетической и политической сверхдержавы будущего». Украинцы уже почувствовали, что в данном случае имеется в виду. Россия также является крупнейшим поставщиком энергоносителей для Германии — как нефти, так и природного газа.
Немецкие знатоки России — прежде всего бывший федеральный канцлер Шредер, который теперь работает на русских в газовой сфере, — не могут или не хотят делать из этого политических выводов, которые в один прекрасный день могут стать актуальными. Правители в Кремле оказались во власти имперского мышления ХІХ и ХХ веков. Немцам — и особенно представителям экономической элиты — этот образ мысли, учитывая их собственный исторический опыт, навсегда стал далеким и чужим. Торговцы, как правило, также не думают о морали или о правах человека, поскольку главное для них — получить прибыль. Реальность, однако, такова, что холодная война в своем более глубоком смысле — и здесь федеральный канцлер Меркель ошибается, — еще, к сожалению, не закончилась.
