Помните ли вы соглашение о партнерстве и сотрудничестве (СПС), направленное на сохранение «общих ценностей» между Россией и Европейским экономическим сообществом? Подписанное в 1994 году во время первых оптимистических лет демократии в России, СПС сформировало в 1999 году стратегию политики в области коллективной безопасности и обороны Европейского Союза.
Обе стороны часто обращаются к этому желанию построить более близкие отношения в качестве «стратегического партнерства». Но, в то время как французский президент Николя Саркози и немецкий канцлер Андгела Меркель встречаются с российским президентом Дмитрием Медведевым в Довилле, было бы разумным осознавать, что Кремль, по-видимому, хочет изменить условия этих зарождающихся отношений.
Вследствие очевидного отхода России от демократизации во время президентства Владимира Путина, а также войн в Чечне и Грузии, ЕС выражается все более и более осторожным языком, представляя менее оптимистичными перспективы реального партнерства.
Таким образом, в Европейской стратегии безопасности, одобренной в 2004 году, говорится только, что «мы должны продолжить налаживание более близких отношений с Россией, главным фактором нашей безопасности и процветания. Уважение к общим ценностям укрепит продвижение к стратегическому партнерству».
Вторжение России в августе 2008 года в Грузию вызвало более строгое определение: «Никакое стратегическое партнерство невозможно, если ценности демократии, уважения к правам человека и правовые нормы не разделяются и не уважаются».
Русские, тем временем, изо всех сил пытаются урегулировать свои дифференцированные представления о Европе. Некоторые открыто заявляют, что они «устали от отношений с брюссельскими бюрократами». Как сказал председатель комиссии по иностранным делам российской Думы Константин Косачев: «В Германии, Италии, Франции мы можем достигнуть намного большего».
Косачев и другие не думают, что ЕС настроен на серьезные переговоры по мерам «жесткой» безопасности — то, чего требует Россия, — и на серьезных основаниях. Как иметь дело с Россией по проблемам безопасности — особенно по энергетической — одна из самых спорных проблем, стоящих перед ЕС. Несмотря на свои обязательства говорить с Россией от имени одного лица, различные страны ЕС ведут двусторонние переговоры с Россией всякий раз, когда это возможно (особенно по выгодным деловым контрактам), собираясь под зонтиком ЕС только тогда, когда это необходимо. Это дает России большие возможности настраивать одну страну против другой.
Россия тем временем глубоко разочаровалась в Западе из-за его поведения после краха коммунизма. В эру Горбачева предполагалось, что Запад будет придерживаться политики сдерживания холодной войны. Русские ожидали, что, как только их страна перестанет быть конфронтационной и экспансионистской, ее будут рассматривать как законного партнера, а не как побежденного врага. Предполагалось, что она бы сохранила свой статус наряду с Соединенными Штатами на мировой арене, ее территориальная целостность не подвергалась бы сомнению и она бы управляла сама своими внутренними делами без вмешательства извне или критики.
Растущее возмущение Западом укрепило устойчивую склонность российских лидеров к мышлению такими понятиями, как «сверхдержава» и «сферы влияния», и укрепило веру в то, что международные отношения — игра с нулевой суммой, в которой выгода других — поражение России. Таким образом, они не могут признать, что более сильные многосторонние учреждения, доверие, сотрудничество и взаимозависимость могли бы обеспечить международную безопасность. Напротив, они настаивают на том, что потеря Россией статуса сверхдержавы полностью неприемлема.
Экономический рост в годы Путина — вместе с победой над Грузией, — который был расценен в России как начало большого политического выздоровления, обеспечил уверенность, необходимую для объединения усилий с целью реконструкции трансатлантической архитектуры системы безопасности. Предложенное Медведевым трансатлантическое соглашение о безопасности сохранило бы принцип невмешательства внешних сил для решения национальных споров, которые бы исключили международное вмешательство в конфликты, затрагивающие северный Кавказ, включая Чечню.
Статус-кво был бы укреплен далее принципом, заключающимся в том, что никакая страна не может усилить свою безопасность в ущерб другой. Но неясно, кто решает, что является ущербом. Хуже того, положение о свободе присоединения к военным союзам, оговоренная в Хельсинских соглашениях 1975 года и в других основных международных соглашениях, таких как Парижская хартия для новой Европы или Хартия европейской безопасности, было бы опущено, что не предвещает ничего хорошего. Расширение военных союзов, таких как НАТО, было бы объявлено угрожающей мерой.
Европа должна реагировать на это российское предложение, во-первых, признавая, что Россия играет критическую роль в трансатлантической безопасности и что это нужно рассматривать не только осмотрительно, но также и с уважением. В то же время ряд учреждений уже работает с этой проблемой: ОБСЕ, Совет НАТО-Россия и Евроатлантический совет партнерства — это только некоторые из них. Существующие учреждения, возможно, необходимо еще раз подбодрить и укрепить, но нет никакой потребности в увеличении их числа.
Во-вторых, принцип единства европейской и американской безопасности, столь фундаментальный во время холодной войны, остается в силе. Поэтому инициативы безопасности должны быть сначала обсуждены в двухстороннем порядке в пределах структуры НАТО — ЕС; только тогда общая позиция должна быть представлена в ОБСЕ. Важно разговаривать с Россией в один голос.
В-третьих, скрытая идея плана Медведева — что у России должно быть право вето над всеми связанными с безопасностью решениями НАТО или ЕС — должна быть отвергнута. Учитывая, что новая военная доктрина России представляет НАТО как потенциальную угрозу, ее лидеры могут логически утверждать, что расширение НАТО подрывает российскую безопасность.
С Россией нужно, тем не менее, консультироваться по всем основным проблемам безопасности. Консультация НАТО — России в процессе разработки последней стратегической концепции НАТО — хороший пример-подход, который сама Россия отклонила раньше, когда принимала свою новую военную доктрину. Консультации по плану Медведева должны также включать другие страны бывшего советского блока, такие как Украина.
Лучшим способом дальнейшего развития плана Медведева была бы декларация ОБСЕ, подобная принятой в Стамбуле в 1999 году — то есть политическая резолюция, а не юридически связывающий договор. Также формальное признание России в качестве сверхдержавы могло бы помочь усилиям ЕС и США вовлечь ее руководителей в серьезный диалог по вопросам безопасности. Но никакое соглашение не может быть подписано, пока остаются сомнения в искренности российских обязательств по отношению к соблюдению норм международного поведения.
Януш Онышкевич — бывший министр обороны Польши, в настоящее время председатель совета Европейско-атлантической ассоциации.
