На днях в Вильнюсе простились с первым президентом послевоенной Литвы Альгирдасом Бразаускасом. Смерть эта прошла почти незамеченной в российском информационном пространстве. Это неудивительно: за прошедшие десятилетия Литва стала для россиян настоящей заграницей, и похороны одного из ее политических деятелей вряд ли могут стать поводом для раздумий и анализа. Но Бразаускас не просто первый литовский президент нашего времени. Он еще и настоящий герой горбачевской перестройки — причем, пожалуй, единственный из героев, кто решил не указывать своему народу, как ему жить, а действовать заодно с народом.
Перестройка провалилась и превратилась в крах Советской империи прежде всего потому, что Горбачев и все остальные партийные реформаторы хотели дать нам гласность, ускорение, прожектор и прочие удовольствия — а всю власть оставить себе. Ельцинские реформы превратились в путинскую стабилизацию и медведевскую модернизацию потому, что Ельцин и все остальные антипартийные реформаторы хотели дать народу ваучеры, новую конституцию, двухпартийную систему и прочие блага цивилизации — а всю собственность оставить себе. Медведевская модернизация выродилась, не начавшись, потому что ее снова навязывают сверху, снова хотят построить Россию в Сколкове, а не в России — чтобы оставить себе все преимущества настоящей власти в послушной стране.
Бразаускас, ставший первым секретарем ЦК Компартии Литвы в момент, когда большинство его соотечественников стало сторонниками движения за независимость Литвы, тоже мог хотеть дать им суверенитет, какую-нибудь утопичную идею конфедерации с центром и прочие иллюзии. Дать — и сгинуть, как вскоре сгинул Горбачев. Но первый секретарь оказался куда реалистичней генерального. На знаменитых кадрах горбачевской прогулки по Вильнюсу Михаил Сергеевич изумляется желанию первого же встреченного литовца жить в своей независимой стране. Об этом желании знал любой, кто хотя бы раз посещал Вильнюс без охраны, — а для Горбачева слова прохожего стали откровением.
Бразаускас не жил в мире внезапных откровений. Именно он предложил вариант суверенизации местной компартии, вскоре превратившейся в самую влиятельную левую силу страны. Для одних бывших советских республик суверенизация компартий стала началом нормальной политической жизни, для других — проклятием, но понятно одно: именно она уберегла граждан бывшего Союза от новых гражданских войн, позволила бывшим коммунистам встроиться в новую систему взаимоотношений после неизбежного краха КПСС. Да, то что для Бразаускаса было политическим решением — и блестящим, — для его бывших однопартийцев на Украине открыло путь к скупке страны, а для центральноазиатских первых секретарей — к феодализации управления. Но тут уж извините: каждое общество имеет таких бывших коммунистов, каких заслуживает.
Литовское общество заслужило патриотов. К Бразаускасу и его соратникам было немало претензий, но никто никогда не сомневался в том, что первый президент Литвы действует на благо своего государства, думает о его будущем, меняется вместе с ним. Подумать только: в соседних Латвии и Эстонии коммунисты практически растворились в общем политическом ландшафте, в Литве левые еще недавно руководили страной и тем не менее именно они содействовали и рыночным реформам, и интеграции в НАТО и Евросоюз, и просто нормальной жизни.
Может быть, в конечном счете дело не столько в том, кто в какой партии состоял, а в том, кто как к своей стране относился? Если страна всего лишь бездонный ящик для пополнения собственных запасов — это одно. А если ты относишься к ней — а не к своему банковскому счету — как к наследству, которое можно передать детям и внукам, — это что-то совсем другое. Вот было двое бывших президентов. Двое бывших партийных работников. Двое бывших первых секретарей — Ельцин и Бразаускас. И у каждого, кстати, была семья — и к каждой из семей были вопросы. И каждый считался большим политиком. Только после Ельцина осталась Россия Путина, а после Бразаускаса — Литва, которой он мог бы гордиться. Все-таки политика — это искусство думать не только о ближних.
