Общественный интерес к философии, ее все более заметное присутствие в публичном пространстве наталкивает на вопрос — а может ли философия стать если не движущей силой, то, по крайней мере, одним из факторов социальных трансформаций в стране? Каких усилий это потребует от профессионального сообщества? Действительно ли философская перспектива предлагает более объемную и объективную оценку происходящих процессов? В поисках ответов на эти вопросы «День» продолжает серию философских диалогов разговором с одним из видных отечественных исследователей, заведующим кафедрой философии и основ общегуманитарного знания Одесского национального университета имени И. И. Мечникова, доктором философских наук, доцентом Сергеем СЕКУНДАНТОМ.
«ПРИОБЩЕНИЕ К ФИЛОСОФСКОМУ МЫШЛЕНИЮ — ОДИН ИЗ ФАКТОРОВ, КОТОРЫЕ ИЗМЕНЯЮТ НАЦИЮ»
— Сергей Григорьевич, на протяжении последних лет мы наблюдаем развитие публичной философии в Украине. Ученые-философы выступают в медиа, в частности и в газете «День», с публичными лекциями и дискуссиями. Этому явлению даже был посвящен один из выпусков журнала «Філософська думка». В чем, на ваш взгляд, состоит миссия публичного интеллектуала сегодня в Украине? Какие перспективы, а возможно, и риски открывает эта тенденция?
— Публичная философия — довольно редкое явление. Обычно публичными являются политологи, социологи. Философ же — человек более глубокий и поэтому более трудный к восприятию публикой. Но такая тенденция действительно присутствует, и это что-то новое для Украины. Андрей Баумейстер, Олег Хома, Алексей Панич, Михаил Минаков — только часть имен, которые первыми приходят на ум. Это явление очень полезное, и я его могу только приветствовать. Но поймет ли аудитория все то, что эти люди хотят к ней донести, не знаю. Аудитория ведь привыкла к «нефилософскому» общению. Философ призван вскрывать более глубокие причины тех или иных явлений, с которыми мы сталкиваемся. А говорить просто о глубоких вещах — большое искусство. К счастью, наделенные таким талантом люди, хотя и редко, но встречаются.
Проблема непонимания и, в частности, непонимание философии существовала всегда. Иногда мне кажется, что многие философы становятся великими только потому, что они не сумели, а может, и не захотели понять своих предшественников. Пример тому — Кант, который, судя по всему, не читал толком ни Вольфа, ни Лейбница.
Здесь речь идет не о рисках, а о важном историческом факторе. Без такого широкого похода философии в массы было бы невозможным формирование таких философских наций, какой была Индия, а позже стали Греция и в эпоху Просвещения — Германия. В Германии в XVIII веке едва ли не в каждой провинциальной газете был огромный философский раздел! Таким образом немецкие бюргеры обсуждали философские проблемы и постепенно привыкли к философскому мышлению.
Некоторые столичные философы жалуются, что сегодня в Украине появилось слишком много философских факультетов, в которых происходит профанация философского образования. Отчасти это действительно так, но, с другой стороны, чем больше людей вовлекается в философский процесс и приобщается к философскому мышлению, тем лучше. Это — один из факторов, которые изменяют нацию.
Ведь тоталитарное прошлое все еще тяготеет над нашим обществом — люди боятся думать самостоятельно. Мы очень зависимы и закомплексованы. Видно это, в частности, и по качеству диссертационных исследований — в своем большинстве довольно поверхностным и отстраненным от реальных проблем. В тоже время обращение к философии широких масс должно посодействовать трансформации академической философии, которая с советских времен привыкла заниматься популяризацией постулатов марксизма-ленинизма, а не решением насущных проблем человека и общества.
«В 90-е ГОДЫ У НАС БЫЛ ШАНС ПОЙТИ ПО ИНОМУ ПУТИ, НО МЫ ИМ НЕ ВОСПОЛЬЗОВАЛИСЬ»
— На ваш взгляд, философия сильно повлияла на идентичность современного человека? Действительно ли формулирование определенных философских идей может стать важным историческим и культурным фактором, имеющим значение не только для интеллектуалов, но и для общества в целом?
— Немецкая философия была очень академичной, схоластичной и, в общем-то, оторванной от реальной практики. Но в эпоху Просвещения происходит сознательное обращение философии к достаточно широким массам населения. В XVII веке немецкий мыслитель Христиан Томазий разрабатывает идеи «придворной» философии. Новая философия должна стать практически полезной в жизни. К слову, это происходит задолго до Французской буржуазной революции. Мыслители того времени понимали, что народу необходимы некоторые «простые истины». Это — философия, которая апеллирует к здравому смыслу. Христиан Томазий, в отличие, например, от Лейбница, был известен широкой публике. Позже свою философию с ее математическим методом и идеалом строгого мышления начинает популяризировать Христиан Вольф. Происходит упрощение философии — вместо умозрительных спекуляций на первый план воздвигается упрощенная логика, упрощенная, но основанная на здравом смысле теория.
И сегодня немцы в беседе всегда апеллируют к здравому смыслу. Советский же человек жил в идеократии, в идеологически заангажированной духовной атмосфере. Мы все еще продолжаем мыслить этими категориями и не видим, где здравый смысл присутствует, а где — нет. У нашего общества не развито нормальное правосознание. Право на справедливый суд — это естественное право человека. Если оно не реализовано, то государство фактически не существует. Если суд принимает решения «по звонку», то никакие реформы не будут возможны. Когда Украина четыре года не может создать антикоррупционный суд — это абсурд, непонятный европейцам. Я много беседовал с немцами — им сложно понять, почему мы не боремся за свои права, почему для общества эта проблема не является первостепенной.
Наше сознание очень обусловлено ложными стереотипами, поэтому такая простая «философия здравого смысла» сегодня крайне необходима. Было бы очень полезным ввести в школьную программу учение о естественных правах человека, разработанное европейскими философами XVII—XVIII веков. В этой связи в обществе должны быть востребованы ученые, изучающие философию Нового века. К ним можно отнести и Андрея Баумейстера, который занимается средневековой философией, ведь Фома Аквинский — это очень систематически и грамотно мыслящий человек. Если философ придерживается этих принципов здравого смысла, если это религиозный и нравственный человек, его учение действует на общество очень отрезвляюще. Мы настолько привыкли бояться, обманывать, жить во лжи, что уже перестали отличать — где правда, а где ложь. Мы не видим, где имитация реформ, а где — реальные реформы. Все это — следствие отсутствия здравого смысла.
Глубокие истины — очень просты. Но чтобы их понять, часто необходим определенный инсайт. Человек должен осознать, что он не может быть средством в руках другого. Кантовский императив подразумевает: это твоя единственная жизнь, и ты не должен тратить ее на чужие амбиции. У нас же в политике, в основном, олигархи, для которых партия — просто часть бизнес-империи. Они контролируют СМИ, суды, полицию, прокуратуру. Это — система, которую создал еще Кучма. В 90-е годы у нас был шанс пойти по иному пути, чем Россия, но мы им не воспользовались. Чехи придумали ваучеризацию, но Кучма, еще будучи премьером, провел ее по российскому, а не чешскому сценарию. С его приходом к власти начинается ручное управление Генеральной прокуратурой. До этого, по словам Сергея Горбатюка, такого явления не было. Сейчас же Кучма представляет Украину на международных переговорах. Иногда создается впечатление, что мы живем в совершенно абсурдной стране...
— Недавно на нашем книжном рынке появилось несколько примечательных переводов философской классики, еще больше новинок должно появиться в скором времени. Наряду с этим на библиотечных полках томится немало откровенно слабых переводов. Когда, на ваш взгляд, мы сможем увидеть качественные издания основных философских текстов на украинском языке? Сможет ли недавно начавший свою работу Украинский институт книги поспособствовать ускорению этого процесса?
— Некачественные переводы — это действительно проблема. К слову, она характерна сейчас и для русскоязычных текстов.
Безусловно, необходима определенная культура перевода. Переводчик должен передавать смысл, заложенный в тексте. Чтобы добиться этого, ему необходимо хорошо понимать контекст. Он должен хорошо знать не только грамматические правила языка, но и философию этого периода, терминологию, которую она использует. Поэтому, чтобы стать хорошим переводчиком, надо много лет работать в определенной узкой области.
Возможно, те философы, которые призывают ввести внешний контроль над работой переводчиков, отчасти и правы. Но прерогативой такого органа должно быть исключительно рецензирование. Если человек решил перевести сочинение, мы не можем ему это запретить. В тоже время никто не может запретить другим специалистам критиковать поверхностный и слабый перевод. Соглашаться с этой критикой или нет — тоже личный выбор каждого.
Перевод — это всегда творчество. Все знаменитые мыслители оперировали своим субъективным видением и пониманием философии предшественников. Надо ли упрекать их за это? Вряд ли. Может быть, если бы Кант внимательно прочитал Лейбница и Вольфа, у нас бы и не было Канта, такого, каким мы его знаем, — не было бы ни «Критики чистого разума», ни других произведений...
«УКРАИНСКАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ — В СВОЕМ БОЛЬШИНСТВЕ РЕАКЦИОННАЯ»
— Является ли, на ваш взгляд, Украина и украинское общество сегодня органичной частью Европы (Европы не в смысле бюрократических структур, а как культурного и исторического явления)?
— Менталитет украинского общества довольно разнороден. Западная Украина, в отличие от нас, жителей юга и востока страны, имеет европейский менталитет. У киевлян, жителей Центральной Украины, — свой менталитет и своя культура, также близкая к европейской. На юге и востоке преобладает тоталитарный менталитет — избавиться от стереотипов тоталитарного сознания очень трудно. И речь идет не об отсутствии желания, а об исторической обусловленности — это передается из поколения к поколению. Лично в моем случае большую роль сыграла возможность путешествовать на Запад — я много раз был в Германии.
Сегодня ситуация особенно печальна в провинции — там у людей очень развито чувство страха. К слову, в Германии провинции как таковой просто нет. В Украине же, как и в России, эта разница чувствуется очень остро. Несмотря на это, считаю, что украинцы — это европейская нация. В Одессе тоже есть люди, которые являются европейцами по духу. Но их меньшинство, в основном это интеллигенция.
Мы должны идти в Европу. Но когда Президент начинает создавать полицейское государство, когда деньги выделяются не на армию, а на МВД и другие структуры, призванные защищать правящий клан, то это приближает нас к России, а не к Европе. Человек может, не желая того, действовать на пользу своих врагов, с которыми он якобы борется. На мой взгляд, власть, которая уничтожает науку и образование, — это враг страшнее Путина... СБУ вместо того чтобы защищать безопасность страны, защищает интересы олигархов, в том числе местных, региональных олигархов. Саакашвили не преувеличивал, когда говорил, что Одессу сегодня контролируют бандиты, продолжается борьба между различными кланами, а коррупция имеет тотальный характер. К сожалению, в Одессе Порошенко стал на сторону местных олигархов — Кивалова, Труханова и других, которые накануне второго Майдана стояли на откровенно прокремлевских позициях. Патриотов сегодня сажают, а воров — выпускают на свободу...
Все эти факты приводят к мысли, что ФСБ по-прежнему контролирует Украину, и я не преувеличиваю. Власть не только пытается сохранить криминально-олигархический строй, но также стремится воссоздать в Украине российскую модель. А в России — авторитарная диктатура криминальной олигархии, когда один человек, Путин, создал и контролирует через ФСБ все криминально-олигархические группировки. Такую же систему власти Путин хотел бы видеть и в Украине, потому что с помощью одного авторитарного лидера гораздо проще влиять на страну извне. Попытка провернуть подобное в США провалилась — в Америке есть гражданское общество, которое этого не позволило. Как только стало известно о связях Трампа с Россией, у него осталось два варианта — или импичмент, или отказ от всех обязательств перед Путиным.
Одна из функций философии — содействовать созданию нормального гражданского общества в Украине. Но, к сожалению, украинская интеллигенция, как и российская, в своем большинстве реакционная. Для меня непонятно, как философ, если это порядочный человек, может поддерживать откровенных коррупционеров... Интеллигенция должна мыслить самостоятельно. Сегодня таких людей можно посчитать на пальцах — остальные боятся. Боятся потерять должность, боятся, что кто-то «не так» подумает, что чиновник их накажет. Философы, а не художники, не музыканты наподобие Вакарчука, должны определять способ мышления общества. Но для этого их нужно вывести из системы «крепостного права».
Да, действительно, реформы происходят — нынешний парламент принял больше законов, направленных на демократизацию страны, чем все предыдущие вместе взятые. Но этого мало — реформы не работают. Нужен антикоррупционный суд, необходима неотвратимость наказания за коррупционные преступления. Даже в России посадили бывшего министра экономики, а в Украине якобы идет борьба с коррупцией, но никто не сидит. Это — имитация.
«ВЕРЮ, ЧТО ВОЗВРАТА В РОССИЙСКУЮ ИМПЕРИЮ БОЛЬШЕ НЕ БУДЕТ»
— Чем лично для вас запомнился и чем был примечателен прошедший 2017 год?
— Для меня и для нашей кафедры самая радостная новость — то, что философский факультет слили с историческим. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Соединение истории и философии открывает для нас большие перспективы. История философии в Европе давно стала основой философского образования. Без знания истории философии невозможно понимать философскую проблематику, нельзя творчески мыслить и разумно аргументировать. Наш бывший декан, химик по образованию, откровенно не понимал, зачем нужна специализация на философском факультете. И большинство членов ученого совета нашего факультета его в этом поддерживало. Историки, я надеюсь, понимают, зачем студентам нужно знание истории вообще и истории философии в частности. Когда люди получают независимость, у них всегда открываются новые возможности.
По своей природе я оптимист — как и Лейбниц, уверен, что мы живем в «лучшем из возможных миров». При объединении факультетов наш ректор, И. Коваль, очень к месту процитировал Черчилля, который говорил, что оптимист — это тот, кто в каждой проблеме видит новую возможность. Именно в этом ключе и стоит понимать те критические замечания, которые были в нашем разговоре.
Безусловно, нынешняя власть сделала столько, сколько не сделали все предшествующие. Сдвиг происходит, и тормозить его бесполезно — верю, что возврата назад, в Российскую империю, больше не будет. Хотя нас и пугают этим, не верю, что Россия попытается продолжить наступление и захватить Украину. Когда люди объединяются на основе неприятия, ненависти к другим, это больные люди и больное общество. К сожалению, Россия сегодня — это в своем подавляющем большинстве больное общество. Украина, не должна стать такой же. Украине как отдельному народу и государству, нужны свои, более высокие ценности, чем ценности имперского сознания.
СПРАВКА «Дня»
Сергей Григорьевич СЕКУНДАНТ окончил философский факультет, аспирантуру и докторантуру Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова. С 1982 года работает в Одесском государственном университете имени И.И.Мечникова. В 1983 году защитил кандидатскую диссертацию «Проблема обоснования научного знания в методической философии Гуго Динглера». В 2015 году — докторскую диссертацию «Нормативно-критические основания эпистемологии Лейбница». Читает курсы «Философия Востока», «Немецкая классическая философия», «Проблемы индийской философии», «Философско-методологические проблемы историко-философских исследований», «Феноменология Гусерля», «Современные концепции истории философии», «Теория и практика аргументации». Сфера научных интересов: история философской методологии, логики и эпистемологии, теория аргументации, философские и методологические проблемы истории философии, исследования природы философского и религиозного знания, становление и специфика древнеиндийской философии и религии, сравнительный анализ философской и религиозной традиции Востока и Запада. Автор свыше 100 научных публикаций. Автор двух индивидуальных монографий: «Критика и метод. Проблема критического метода в немецкой философии XVII — XVIII вв.» (Киев: Дух и буква. 2012); «Эпистемология Лейбница в ее нормативно-критических основаниях» (Одесса: Печатный дом, 2013). Член Ученого совета философского факультета, соорганизатор международной религиоведческой школы «Вайшнавизм сквозь века», руководитель «Центра исследования немецкой философии» при философском факультете ОНУ имени И.И. Мечникова. Лауреат национальной премии по философии 2016 г. (организаторы — Институт философии НАН Украине имени Г.С. Сковороды, Украинский философский фонд, Социологический центр имени Н.В. Паниной) в номинации имени Марии Злотиной «За лучшую философскую монографию».
