Вчера началось недельное европейское турне президента Соединенных Штатов Джорджа Буша. Уже второе за его 16-месячный президентский срок. В России, правда, американскому лидеру придется побывать впервые. Хоть именно переговоры Путина и Буша считаются главными во всей поездке гостя из Вашингтона. Ожидается, что в результате российско-американской встречи будет подписано соглашение о сокращении ядерных боеголовок и стратегической стабильности. В следующий же вторник в Риме лидеры стран НАТО и российский президент подпишут документ о сотрудничестве в рамках так называемой «двадцатки», новый механизм сотрудничества между 19 членами Альянса и Москвой. Чем вызвана такая честь для России? Только участием в антитеррористической коалиции? Автор этой статьи, бывший российский премьер-министр Егор Гайдар приводит некоторые другие аргументы в пользу путинской политики.
3 мая в Кремле встретятся два ратующих за свободный рынок либерала: один — бывший нефтепромышленник, сын президента США, а второй — бывший агент КГБ, сын заводского мастера из Санкт-Петербурга. Несмотря на свое очень разное происхождение, президенты Джордж Буш-младший и Владимир Путин настойчиво и неуклонно проводят курс на тесное партнерство. В самом деле, сотрудничество в войне против терроризма, недавнее соглашение по сокращению запасов ядерного оружия и сближение России и НАТО являются, похоже, только началом процесса, который день ото дня углубляет интеграцию России с Западом.
Но что удивительно, эти два человека, похоже, лучше всего находят взаимопонимание именно в экономике. Можно, конечно, уговорить президента Буша поверить в то, что нынешний успех российской экономики всецело является результатом высоких мировых цен на нефть. Однако, невзирая на высокие цены, разница между тем, как управляли российскими нефтяными компаниями в начале 90-х, и как ими управляют сейчас, слишком бросается в глаза, чтобы ее не заметить. Аналогично нельзя не заметить усовершенствований в управлении пищевой промышленностью, приведших к резкому увеличению объемов и качества выпускаемой продукции. Во всей экономике, ресурсы в конечном итоге перетекают в гораздо более эффективный и хорошо организованный рыночный сектор, а не вливаются в плохо управляемые советские индустриальные «динозавры».
Тех, кто знает Россию, этот поворот событий поражает. Четыре года назад крупные российские компании были заинтересованы в государственных субсидиях, а не в структурных реформах. Теперь лидеры делового мира полагают, что капитализация их компаний на фондовой бирже зависит от инвестиционного климата. Для них имеет значение стоимость их активов. Они хотят знать, сколько они могут занять за границей или по какой цене можно продать акции их компаний в Нью-Йорке или Лондоне.
Это преображение не является полностью заслугой Путина, но то, чего он достиг за последние два года, значительно превосходит любые ожидания, которые кто-либо мог себе позволить: упрощенный налоговый кодекс, прогресс на пути вступления в ВТО, правовая реформа, усиление прозрачности. Хотя, если цены на нефть резко упадут, он столкнется с большой политической проблемой: чтобы стали видны результаты мощных структурных реформ, обычно требуются не месяцы, а годы. Начавшийся недавно значительный экономический рост в России частично является результатом реформ начала 1990-х, а достижения реформ 2000 и 2001 гг. сколько-нибудь заметно отразятся на экономических показателях только, скажем, к 2005 году.
Но у Путина есть истинное политическое чутье, как справиться с таким бедствием. В этом он напоминает бывшего президента США Рейгана, чья популярность коренилась в способности чувствовать желание общественности более точно, чем это удавалось его оппонентам. Отличительной чертой таких лидеров в любом политическом контексте является то, что они понимают, чего хочет общественность.
Российские ученые мужи предсказывают, что если темпы роста экономики упадут, то это же произойдет и с поддержкой реформам со стороны общественности. Общественность желает, чтобы все было хорошо, с точки зрения элементарного здравого смысла. Она хочет роста экономики и хочет его сейчас. Поэтому Путин обратился к проблеме отставания обезоруживающе простым способом: в своем обращении к нации он потребовал 8% экономического роста в год, а не умеренных 3—4%, запланированных министрами его правительства. Поступая таким образом, он, по-видимому, следует кредо Станислава Струмилина, известного деятеля эпохи советской «военной экономики», проводимой в конце 1920 годов, который сказал: «Я скорее встану за высокие темпы экономического роста, чем сяду (в тюрьму) за низкие».
Но заявляя о своей приверженности данной цели, Путин не побуждает рабочих снова стать стахановцами и «перевыполнять производственные нормы». Возврат системы центрального планирования уже вряд ли возможен. Вместо этого Путин поддерживает пламя общественной поддержки реформам, разводя огонь под государственной бюрократией.
Ведь российская общественность уверена до мозга костей, что само раздувшееся и при этом остающееся неэффективным российское государство является величайшей угрозой для экономики страны. Она знает, что бюрократический аппарат остается чрезмерно большим, и что государственные служащие сохраняют за собой дополнительные льготы — автомобили, дачи, медицинское обслуживание и другие блага, в то время как большинство простых россиян кое-как перебиваются на своих скудных зарплатах и урожаях со своих огородов.
Общественность также знает, что бюрократы воспользуются любой тактикой, обеспечивающей инерцию и, следовательно, их выживание. Например, советская система управления государственными финансами остается в сущности нетронутой. Неизрасходованные запланированные государственные расходы, как правило, переносятся на следующий год, независимо от того, используются или нет переносимые расходы для достижения конкретной и необходимой цели. Военные реформы замедлились, как будто у России есть уйма времени для того, чтобы упорядочить и модернизировать свой оборонный потенциал. Короче говоря, бюрократы делают все, что могут, чтобы заставить правительство сидеть у них на руках.
Таким образом, Россия, которую вскоре посетит Джорж Буш- младший — это страна, в которой проходит пост-революционная экономическая стабилизация, сопровождающаяся борьбой реакционных сил против центрального правительства — борьбой, которую ведут не российские регионы, а собственные государственные бюрократы. Кто-то может возразить, что реакционным является само проводимое Путиным восстановление центральной власти. Но воплощение либеральной идеологии не требует того, чтобы государство было некомпетентным и слабым. Для этого требуется, чтобы государство в разумных пределах стремилось вмешиваться в общественную и экономическую жизнь, но при этом власть и ресурсы решительно должны использоваться именно в тех областях, для которых они предназначены. Путин создает страну именно такого типа.
Проект Синдикат для «Дня» Егор ГАЙДАР, бывший премьер-министр России, в настоящее время член думской фракции Союз правых сил.
