Устоявшиеся представления о том, каким должно быть искусство театра, сложились слишком давно, чтобы браться их сегодня отрицать. Оно должно быть таким, чтобы прямо «Ах!», чтобы слеза блестела, чтобы дыхание перехватывало, чтобы мурашки по телу, чтобы нервы шалили, а на виске от мыслей жилка пульсировала, чтобы, чтобы, чтобы... Неужели вы чувствовали что-то подобное, приобретя даже самые дорогие билеты в самые престижные театры Украины? Последнее вообще кажется оксюмороном, потому что в Украине есть разные театры — национальные, академические, муниципальные, но таких, в которые мечтали бы попасть годами и не могли, как когда-то на Таганку или сегодня в московский Фоменко, или куда-то в европейских столицах — нет.
Домашний театральный «продукт», то есть сделанный в Украине, как и рынок отечественной бытовой техники или, если хотите, обуви, проигрывает и довольно уверенно. Принципиальная разница лишь в том, что обувание «чужого» несет для кого-то или для чего-то только материальную выгоду. А что касается театра, то его неспособность быть весомым фактором общественно-творческого влияния имеет последствия необратимые. Древние об этом знали, поэтому, колонизируя юг современной Украины, кроме всех прочих необходимых учреждений, обязательно устраивали театр. Сегодня же в Украине, где театральных трупп и театральных помещений сотни, этот вид искусства бурлит, как оставленное кем-то в наследство, а в конечном итоге — на произвол судьбы, гигантское бремя — продукт брожения, от которого никто уже ничего хорошего не ждет.
А ведь и правда, за самими театральными зданиями в областных центрах еще более-менее присматривают, поскольку они являются местом проведения местных массовых мероприятий, всяческих помп, а в последнее время и телевизионных шоу. В городах-миллионниках и близких к ним между театрами, естественно, наблюдается постоянная вражда, но не эстетического, а хозяйственно-организационного характера: за помещения, за бюджетные трансферты, за награды, медали и другие ценные побрякушки... Потому и кажется, что большинство руководителей театров Украины думают, что, чтобы выжить и прославиться, их коллективам нужно что угодно, только не создание искусства театра — это так, если бы в автомобильной компании всерьез задумывались над производством велосипедов.
Кино или еще там что-то вместо театра — это уже новая сегодняшняя реальность нашей сцены. И хотя, конечно, у этой экспансии есть вполне прагматические объяснения, возможно ли вообще представить что-то наподобие «Шоу трусов» на сцене парижской Гранд Опера или Комеди Франсез? Другой вопрос, почему сами театры оказываются такими на удивление уступчивыми, ведь одними коммерческими соображениями этого не объяснить. Каждый же актер, побывав и в кино, и на телевидении, знает, что настоящее творчество — на запыленных сценах, а там и в других местах — заработок, знакомства и тому подобное. Отечественный театр сегодня будто бы сознательно отрекается от себя. И при всех более-менее подробных выяснениях его прошлогоднего эстетично-творческого буксования очевидным становится, что он просто не успевает за обществом, а потому и отдается в лизинг.
Кто же знал, что с 2005 года вокруг нас во всех серьезных учреждениях будет сплошное шоу, круглосуточное паясничество и перформенсы. Кто же мог подумать, что хлеб у мастеров сцены будут отбирать те, у кого и до того его было вдосталь. Кто же предполагал, что никакие метафоры или иносказания, которыми привык выражаться театр, не понадобятся, потому что слишком убедительно в словесную свободу будут играть телевизионщики. Надоевшая жизнь в форме тотального театра, приевшаяся донельзя игра во всех ее возможных проявлениях не одного остановила на пороге дома Мельпомены. Но другое дело, что, быть может, кто-то и не дошел до настоящего театра, нашедшего в себе выдержку остаться самим собой, существовать по законам не столько прагматики, сколько творческой этики.
Поскольку в Украине не существует единой государственной театральной премии или другой награды, нет полноценного всеукраинского театрального фестиваля и наши театры слишком скромно представлены за пределами государства, точные критерии того, что можно оценивать как настоящие события украинского театрального года, определить трудно. Однако выдвижение в этом году на высшую национальную награду — Шевченковскую премию, которая по срокам (с марта по март) практически совпадает с театральным годом: от Дня театра до Дня театра (27 марта), — сразу нескольких спектаклей из разных регионов страны несколько облегчает эту задачу. И даже притом, что ни один из спектаклей — ни «Голодная кровь» Днепропетровского молодежного театра «Віримо!», ни «Назар Стодоля» Национального театра им. И.Франко, ни «Сладкая Даруся» Ивано-Франковского академического музыкально-драматического театра, ни «Страшная месть» Херсонского академического музыкально-драматического театра им. Н. Кулиша — государственную награду не получил, понятно, что именно они пробудили чей-то творческо-общественный интерес, были замечены зрителем, прессой.
К слову, днепропетровский, ивано-франковский и херсонский спектакли были очень высоко оценены в регионах, где на локальных фестивалях «Сичеславна» в Днепропетровске, «Премьеры сезона» в Ивано-Франковске и «Мельпомена Таврии» в Херсоне получили наивысшие награды. Все они были показаны в столице, а «Голодная кровь» даже совершила тур по шести городам Украины, ради чего членам труппы пришлось буквально выворачивать собственные карманы, поскольку от не очень большого гранта Министерства культуры и туризма театр недополучил ровно половину.
При всем расхождении эстетических ориентиров авторов этих театральных проектов, их жанрово-стилистической и тематической противоположности, все спектакли объединяет огромная амбициозность и здоровый прагматизм режиссеров-постановщиков, который отчасти походит на конъюнктуру. Ведь ставить в Украине спектакль о Голодоморе — это практически то же, что снимать в Германии киноленту «Список Шиндлера», инсценизировать насыщенную огромными внутренними монологами магическую прозу Марии Матиос — все равно, что отрицать диалогическую природу театра, а воплощать единственную пьесу величайшего украинского поэта на сцене главного театра страны или присваивать прозу Николая Гоголя в год его рождения — и подавно опасно.
Пропорции сочетания амбициозности и конъюнктуры в этих постановках, где первое — вполне естественная вещь для творца, а второе — то, что перекрывает ему шлюзы вдохновения и превращает в существо хищное и падкое на деньги, и является, наверное, точным определителем настоящей их художественной ценности. При этом все эти режиссеры говорят на принципиально разных театральных языках: кто-то на языке оды, кто-то — публицистики, кто-то шепчет, кто-то стихи плетет, где-то прямо зашкаливает от важности и пафоса, национальной идейности, режиссерской многозначности, где-то торжествует «бедный» публицистический театр с простыми и удачными метафорами.
Конечно, нельзя сравнивать сделанный в прямом смысле «от кутюр» спектакль Театра им. И. Франко «Назар Стодоля» Юрия Кочевенко, где одна стоимость костюмов равна всему годовому бюджету театра «Віримо!», с постановкой Владимира Петренко «Голодная кровь», созданной по материалам воспоминаний очевидцев Голодомора на Днепропетровщине. Нельзя сравнивать и камерную постановку Ростислава Держипильского «Сладкая Даруся» в Ивано-Франковском театре, смастеренную из тонкого психологического нюансирования ролей, песенной режиссуры Наталии Половинки и архаичной символики, с масштабной херсонской инсценизацией «Страшной мести» Сергеем Павлюком в сценографии Сергея Ридванецкого. Но в идеале после просмотра по-настоящему хорошего спектакля у зрителя, независимо от его национальности и вероисповедания, должно остаться что-то важное и общее для всех без исключения, то, что делает человека человечным и существом мыслящим и духовным, от чего боль в сердце и глаза в слезах, от чего хотя бы промелькнет мысль: «Как я живу?».
Кроме официального непризнания в этом году и официального определения украинских театральных Монбланов: три театра подряд получили статус Национальных — Киевский театр оперетты, Донецкий музыкально-драматический театр и Донецкий театр оперы и балета им. А. Соловьяненко, реальным театральным событием, пробудившим творческие круги столицы, стало детище Влада Троицкого — фестиваль «Гоголь-фест».
Финансируемый государством скупо и неохотно, но, к счастью, поддержанный несколькими европейскими культурными центрами, этот развернутый в Культурном комплексе «Мистецький арсенал» театрально-творческий полигон был в этом году чуть ли не единственной свободной территорией, где украинский театр выступал на равных с европейским, где каждый показанный спектакль — будь то отечественный или иностранный, был заметным и неоднозначным. На удивление, здесь обошлись без банальности выбора и претенциозного расчета мастеров конъюнктуры. Здесь, отвоевав свое право быть интереснее жизни, театр появлялся в форме театра, и здесь он снова открывал свои магические способности завладевать нашим воображением, чувствами и мыслями.
Но дело в том, что понимание единственно правильного существования театра в формах театра, а не жизни, или, не дай Бог, жизни в формах театра, присущее Владу Троицкому и его сподвижникам, не свойственно в украинских творческих кругах больше почти никому. Потому и бурлят себе потихоньку эти бюджетные учреждения — театры в привычных для всех формах жизни: здесь делают карьеру, получают звания, а иногда еще и выпускают спектакли.
