Шоу Ходорковского (МБХ), которое уже назвали «шоу Трумана-2» вызвало массу откликов, но пока еще, как представляется, не обрело контекста, в котором его следовало бы рассматривать. Между тем для этого достаточно двух цитат, хотя и объемных.
Первая цитата — из воспоминаний Владимира Короленко. Он под арестом, и пристав Денисюк перевозит его из одной тюрьмы в другую:
«Наконец во двор въехала карета, меня позвали в контору, выдали принадлежащие мне вещи и деньги, и я сел в карету. Со мной сел Денисюк. Дорогой он все вздыхал. Я спросил у него, куда мы едем. В ответ последовал вздох еще более глубокий.
— Да о чем вы это в самом деле вздыхаете? — спросил я. — Кажется, вздыхать-то следует мне, а не вам.
— Кто знает? — ответил он меланхолично. — Сегодня я везу вас, а через месяц, быть может, вы повезете меня».
Вторая цитата — из романа Александра Солженицына «В круге первом»:
«Беркалов — старый артиллерийский инженер, изобретатель этих, знаете, пушек БС-3, замечательные пушки, у них начальная скорость сумасшедшая. Так вот Беркалов так же в воскресенье, так же на шарашке сидел и штопал носки. А включено радио. «Беркалову, генерал-лейтенанту, Сталинскую премию первой степени. « А он до ареста всего генерал-майор был. Да. Ну, что ж, носки заштопал, стал на электроплитке оладьи жарить. Вошел надзиратель, накрыл, плитку незаконную отнял, на трое суток карцера составил рапорт начальнику тюрьмы. А
начальник тюрьмы сам бежит, как мальчик: «Беркалов! С вещами! В Кремль! Калинин вызывает!»... Такие вот русские судьбы...»
Что-то цепляет в последней фразе. Есть в ней какая-то внутренняя пошлость и фальшь. Конечно! Это же ненавидимый Солженицыным Алексей Толстой: «Да, вот они, русские характеры!» Стилистический проговор выдает Солженицына: он ненавидит Толстого как соперника. И пишет Солженицын не о русских судьбах, а о судьбах русской элиты, к которой себя причисляет и в которую хочет прорваться. Мандельштамовская гибель «с гурьбой и гуртом» для него фи! — плебейство.
Да и Короленко в элиту не рвался и не прорвался. И понял, дожив до советской власти, что прав оказался пристав Денисюк: те, кого сажали, пришли, чтобы сажать, а потом быть посаженными.
Солженицын же получил то, что хотел, — попал в элиту. Был ли он счастлив в обретенном статусе, неважно.
К чему это я? Да к тому, что не все то золото, что блестит, не все то свято, что в опале. И даже в тюрьме. Так и в истории с Ходорковским, с освобождением которого началось избавление от легенды о «русском Манделе». Русские, как обычно, искали параллели на крайнем юге Африки. А собственную историю не вспоминали. Масштабы репрессий, судьбы десятков миллионов убитых, обращенных в лагерную пыль и уморенных искусственно созданным голодом, закрывают то, что тюрьма, лагерь и шарашка, как прежде острог, каторга и опала, были частью отношений меж царской (или генсековской) властью и правящей (или опальной) элитой.
Комментарии полны пафоса, пестрят восклицательными знаками, исходят слезами умиления и восторга. «Ходорковский победил!» А его спрашивали, с кем и за что боролся? И боролся ли вообще?
Нет, он пошел на сговор. Индивидуальным помилованием Путин ввел его в элиту. Не правящую, не оппозиционную и даже не опальную. А дистанцированную от власти. Пичугин и Лебедев, не давшие показаний против Ходорковского, с его согласия оставлены в тюрьме заложниками. Им в элите места не нашлось. Тем паче что Ходорковский теперь интегрирован в элиту международную, благодаря хлопотам бывшего министра иностранных дел Геншера, который тоже договаривался только о нем одном. Все остальные люди, пострадавшие от неправедного суда, Запад не интересуют. Нужны знаковые фигуры, а не какие-то людишки.
В царские времена можно найти массу примеров такого рода. А в более близкие сталинские — да в том же романе Солженицына, где описываются реальные биографии людей, есть полковник, прошедший ГУЛАГ, но, тем не менее, оказавшийся в суперсекретной шарашке. Таковы же судьбы Королева, Туполева, Рокоссовского, других ученых и генералов.
Те, кого возвращали при Сталине, занимали прежнее и даже более высокое положение. Но никого бы не вернули, если б они попытались искать справедливости для других. Вот и Ходорковский не стал. Те же, кто вышел позже, во время массовой реабилитации, прежний высокий статус в массе своей не восстановили. Новый царь формировал новую элиту, а остатки прежней даже реабилитировал.
Так что у находящихся ныне за колючей проволокой бизнесменов и менеджеров, оказавшихся там в ходе силовых захватов их собственности, — а таких около трехсот тысяч человек — нет шансов на восстановление справедливости.
Все это, конечно, прямо противоречит причитаниям и заклинаниям русской прогрессивной общественности, которая говорит, что надо сохранить Символ (да-да, с прописной), а реальность не так уж важна.
Но что у этого Символа за душой? Ладно, Мандела — фигура спорная, террорист, откровенно говоря. А есть ли у Ходорковского свой «Архипелаг ГУЛАГ»? Хорошо, не будем требовать многого. Водородной бомбы тоже нет, есть миллиардное дело. Сопоставимо. Но где самостоятельно написанные статьи о прогрессе, мирном сосуществовании и индивидуальной свободе? Вместо этого — полная поддержка вторжения в Грузию и признания Абхазии с Южной Осетией. Не удивительно. Банк «Менатеп» с начала девяностых был главным финансовым институтом, поддерживавшим абхазских сепаратистов. Пришел он в Сухуми на русских штыках — другого способа не было.
А последние, уже после освобождения, рассуждения Ходорковского не оставляют сомнения в его симпатиях к русскому национализму, который может быть только имперским, — другого у русских не бывает.
Но все эти доводы никакого значения не имеют, потому что относятся к людям иной эпохи и иной культуры. Для позиционирования Ходорковского решающее значение имеет то, что он стал звездой массовой культуры. В советские времена изгнанники, ссыльные, опальные, заключенные были покрыты таинственным ореолом, а ныне СМИ регулярно информировали население о рационе Ходорковского, его отношениях с другими заключенными и администрацией, о том, как он встречал новый год. Шоу МБХ не с помилования началось, а с ареста.
И в качестве знакового персонажа массовой культуры Ходорковский стал своего рода двойником Путина, утвердившим его статут персональным помилованием. То есть механизм формирования и обновления элиты в России прежний, многовековой, но все же модифицированный, приспособивший для своих нужд современные коммуникационные технологии.
В качестве такого двойника и нужен был Ходорковский немецкому истеблишменту. Германия ныне уже стала лидером объединенной Европы. Слабая и невнятная политика администрации Обамы позволяет ей повысить свой статус, претендуя на соучастие в мировом лидерстве. Освобождение Ходорковского, как гордо заявил Александер Рар, показало особые способности тайной германской дипломатии, которая может служить посредником между Россией и Западом. И все это на фоне формирования большой коалиции в бундестаге и правительстве. И столетия Вилли Брандта, творца — в соавторстве с Геншером — новой восточной политики не только Германии, но и всего западного мира.
А сам Александер Рар принадлежит к числу тех интеллектуалов-посредников, которые на самом деле являются кремлевскими агентами влияниям. Таков Дмитрий Саймс в США, а от России — Николай Злобин. Таков Дмитрий Врубель в Германии — проникновение затрагивает не только политический, но и художественный истеблишмент.
И весьма вероятно, что таким посредником и агентом влияния станет теперь Михаил Ходорковский. В карьере Владимира Путина это может стать самым большим успехом в вербовке, причем не за деньги, а по мотивам высоким.
Если не считать, конечно, издержек, связанных с делом ЮКОСа и дальнейшим содержанием заложников. Ну, так не из своего же кармана.
К продвижению светлого образа Путина Ходорковский уже приступил, возложив ответственность за наиболее одиозные эпизоды дела ЮКОСа на «эксцессы исполнителей». И призвав Виктора Януковича освободить, по примеру Путина, Юлию Тимошенко.
Но они с Ходорковским явно не пара. Даже сравнивать нечего. А ход — вполне в стиле кремлевского агитпропа.
