Имя и труды Витольда Гомбровича для нашей эрудированной публики парадоксально отсутствуют. Причины такого зияния неизъяснимы; ни качественное издание его «Дневников» на украинском, ни несколько русскоязычных сборников прозы статус-кво в целом не меняют. Гомбрович слишком своеобразен для читателя восточнее Польши, и постсоветское интеллектуальное сознание начинает его усваивать только сейчас.
Потому постановка романа Гомбровича «Фердидурке», показанная на сцене Молодого театра смешанной труппой люблинских коллективов «Провизориум» и «Театр», была обречена на некоторое внимание со стороны киевских интеллектуалов. Впрочем, последних, ввиду отсутствия толковой рекламы, пришло меньше, чем могло прийти. Неизвестность польских артистов не искупило даже заявленное на афише имя — Гомбрович еще не стал символическим паролем, как его более удачливые коллеги Борхес либо Павич. Впрочем, кажется, большинство зрителей ни на что и не надеялись, кроме как на сносное «сценическое прочтение» всемирно известного текста. К счастью, одноактное представление явно превзошло сдержанные ожидания.
Задача перед режиссерами Янушом Оприньским и Витольдом Мазуркевичем (он же — исполнитель одной из ролей) стояла нелегкая. Гомбрович не столько визуальный, сколько «тактильный» автор, многие его мотивы и образы построены на фантасмагорическом, подчас шокирующем раздражении всех чувств человека. Чувственность прозы Гомбровича специфична и всеобъемлюща, именно потому при его чтении возникает удивительный эффект пребывания внутри, читатель оказывается словно проглочен автором. Постановщики нашли свой способ внедрения — путем комедии, даже ее наиболее резкой разновидности, — фарса. Сценическая «Фердидурке» была не механическим и благоговейным исполнением заученного текста, но полноценным зрелищем. Четверо характерных и достаточно пластичных актеров внутри Гомбровича чувствуют себя вполне вольготно — иногда даже слишком. Постоянно придерживаясь комичности, исполнители сбиваются на крик, который, вкупе с попытками постоянно и комично «валять ваньку» дают на выходе некоторый сумбур, особенно в начале спектакля. То есть эффект достигнут, зритель уже в первые четверть часа буквально посинел от хохота — а что дальше? Поэтому ближе к середине в спектакле был опасный момент — возможность перерастания интеллектуальной арлекиниады в просто арлекинаду, ничем не подкрепленное шутовство, неотвратимо вызывающее у зала отвращение. К счастью, этого не случилось — именно благодаря точно выстроенному ритму, разнообразию приемов, когда острота ума не просто смешит, но еще и заставляет задуматься, когда шутки судьбы оборачиваются своей жестокой стороной. Все как в жизни.
Такая жизнь по Гомбровичу, или, точнее, жизнь в тенетах Гомбровича и удалась постановщикам «Фердидурке». Из романа они выбрали всего два эпизода — условно — «школа» и «любовь». При этом в жизни персонажей проходит множество перемен, перевоплощений — они переживают всю гамму чувств — от подросткового бахвальства до взрослой, разочарованной горечи. Особо точно и ярко на сцене проакцентирован мотив физиологичности, столь важный у Гомбровича: даже самая высокая патетика чувств невозможна здесь без активного участия телесного низа. Уже во «взрослых» сценах спектакля более заметными стают именно драматические таланты исполнителей. Умение Ярослава Томица (вообще лучшего в спектакле), Витольда Мазуркевича, Яцека Бжезинского и Михаила Згета быть равно убедительными в самых разных регистрах сценических эмоций выводит люблинскую «Фердидурке» на уровень трагифарсовой притчи о природе желания, о его обратной, темной стороне.
И покидаешь спектакль, конечно, вдоволь насмеявшись, но с особым послевкусием — хоть на час, но побывал в плену у Гомбровича, в диковинно пахнущих тенетах его прозы.
