В ней до последнего дня не было и намека на апломб или позу классика, которым, в сущности, она уже являлась. С ее трактовками можно было спорить, но невозможно было не признавать их глубокую личностную оправданность. То, что после Молостовой в Украине не осталось по-настоящему грамотных, умных, независимых от конъюнктуры оперных постановщиков, — очевидно. То, что осталось еще меньше авторитетных людей, умевших не просто выкрикивать пышные лозунги, но действенно помогать — коллегам, актерам, дебютантам — очевидно вдвойне. Со смертью Молостовой очень остро ощущаешь, насколько тусклым, беззубым и банальным стал наш художественный мир, который мы предпочитаем расцвечивать яркими пластиковыми стаканчиками на презентациях и машинальным цитированием чужих фраз и идей. У Молостовой — все было собственное и чрезвычайно подельчивое: талант, жест, смех. Беднеем.