География имеет странное свойство; она наполнена соблазнами. Выставку «Найденные вещи. Новое искусство Украины», открывшуюся в столичном Центре современного искусства, так и тянет назвать тривиально-журналистски — «одесский десант» или «южная экспансия». Что неизбежно обернулось бы ошибкой — ведь, откровенно говоря, в этой экспозиции нет ничего специфически «одесского», кроме места проживания большинства участников. Следует похвалить Центры современного искусства, раскиданные по Украине, за стойкость в проведении художественной линии: одесское сообщество экспериментаторов, что называется, в курсе всех моднейших идеологий и технологий. Потому и приморский актуальный арт-продукт, по сути, космополитичен и принципиально не отличается от киевского.
Стертости географических привязок вторило и отсутствие пер соналий. Нет, конечно, одесситы Мирослав Кульчицкий, Андрей Москвичов, Борис Годжулов, Алексей Каташинский, Виктор Маляренко, Вадим Чекорский, киевляне Илья Чичкан и Кирилл Проценко — бывалые и успешные деятели галерейного движения, каждый со своим именем и характером. Но на подобных презентациях, где вместо привычных холстов и изваяний мурлыкают мониторы и щелкают процессоры, поблескивают фотографии и визжат фонограммы, важно не чье- либо самовыражение, а пресловутая «концепция», четче всего выраженная в названии.
Именно найденность, случайность художественных артефактов устроителям и удалось передать. Серии фотографий, словно вразброс выдернутые из семейных альбомов; размытые, многократно увеличенные кадры из плохих копий зарубежных фильмов; безукоризненно закольцованные видеофрагменты, начисто лишенные какой-либо драматургии или сюжета, истекающие ядовитыми блестками и бензиновыми красками огромные полотна — все это действительно вызывало ощущение случайности, необязательности своего присутствия в галерее, в экспозиционном пространстве как таковом. Именно в мастерском уничтожении малейшего намека на своеобразие и индивидуальность, в полнейшем отсутствии ярких всплесков, озарений убедительны «Найденные вещи». Отсюда — и послание, полностью негативное, разрушительное по своей сути. Нет отдельных имен — экспонаты словно выполнены одними и теми же руками. Более того, нет уже и самих художников — все показываемое производит впечатление чисто механической работы, сделанной каким-нибудь техником из обслуги ЦСМ, пару часов посидевшим за компьютером. И, наконец, нет и самого искусства — ибо в этом отходе отходов, этой вытяжке из масскульта нет ничего, что можно было снабдить самостоятельной художественной ценностью.
И потому, из этой стертости, мусорности, из этой кучи неизвестно где и кем найденных фрагментов и вырастает очень целостный образ. Ведь, по большому счету, именно так и смотрит на мир и на искусство, низкое ли, высокое — современный человек, на бегу, через запыленный монитор, мельком по телевизору, из окна автомобиля, жуя бутерброд. Даже глагол «смотреть» не подходит — именно что находит — ничего не стремясь найти. Просто хватает то, что попадается по пути, в мусорном ветре цивилизации.
Если повезет — находит что-то более-менее интересное. Забывает столь же быстро.
Печальная картина.
